Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Уорд Рейчел - Бесконечность Бесконечность

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Бесконечность - Уорд Рейчел - Страница 13


13
Изменить размер шрифта:

Не говори.

— Нет.

— Что ты видишь, ублюдыш пузырчатый? Что? Говори!

Дядя слетает с катушек.

В нашу милую беседу вступает Седой. Он поднимается со стула и кладет руку Ньюсаму на плечо.

— Все отлично, Ньюсам. Сделайте передышку.

— Что? — не понимает Ньюсам.

— Сходите проветриться.

— Не вижу необходимости.

Он сбрасывает руку Седого.

— Это приказ! — рявкает Седой.

Они становятся друг напротив друга, мгновение никто не произносит ни слова. Затем Ньюсам сдается. Он неодобрительно кривит рот и с гордым видом вышагивает из комнаты, жестом велев ассистентам следовать за ним. Дверь закрывается, и мы с Седым остаемся наедине.

Он пододвигает стул ко мне и приближает свое лицо к моему.

— В этом нет ничего плохого, — произносит он.

— В смысле?

— Нет ничего плохого в том, чтобы открыться.

Не знаю, что сказать. Если я ввяжусь в разговор, он может подумать, что нам есть о чем говорить.

— Я знаю, каково это, — говорит он. — Быть не таким, как все. Хранить секреты. Но некоторые секреты — как раковая опухоль. Они разрушают человека изнутри. Нет ничего постыдного в том, чтобы открыть такой секрет.

Неужели я проговорился? Числа — это секрет? Не помню. В памяти большущие пробелы. Помню детство с мамой, помню годы с бабулей. Смутно помню, как очнулся в этом месте. Мама и бабуля умерли, но что произошло с той девушкой? Той, которую я обнимал у костра? Я не знаю, кто это был. Или есть.

— Я могу помочь тебе, Адам. Ты ведь хочешь снова увидеться с Сарой, не так ли? Она здесь. Я могу вернуть тебя к ней, если ты будешь с нами сотрудничать.

Сара.

Светлые волосы и голубые глаза. 2572075. Это и есть Сара?

— У нее ярко-голубые глаза? — Вопрос срывается у меня с языка, прежде чем мозг успевает дать ему команду держаться за зубами.

На миг Седой нахмуривается, затем откидывается на спинку стула, складывает руки на груди и улыбается.

— Голубые глаза? Да. Да, это она, дружище. И если ты хочешь снова заглянуть в эти голубые глаза, прекращай свой цирк и отвечай как положено. Все зависит от тебя, Адам. Так что, я зову Ньюсама?

Сара

Я так и не заснула.

Дверь камеры отворяется, и внутрь вкатывают тележку с завтраком. Толкает ее тот же самый рядовой, который вел меня от лифта до камеры. Он не смотрит на меня. На тележке чай, молоко и тосты. Я не голодна, но понимаю, что нам надо поесть. Говорю:

— Вчера ночью… я слышала чьи-то голоса и шаги в коридоре.

Он оборачивается через плечо на открытую дверь, затем закрывает ее.

— Снаружи дежурит охрана. Это для вашей же собственной безопасности. Наверно, у них просто была пересменка.

Просыпается Мия. Она открывает глазки и осматривается. При виде рядового она тут же ныряет обратно под одеяло. Я подхожу к кровати, отгибаю уголок одеяла и поднимаю Мию.

— Доброе утро, солнышко, — бодрым голосом говорю я. — Кушать хочешь?

— Где папа?

Смотрю на рядового, потом снова на Мию.

— У него сейчас дела. Молочко будешь?

— Где папа?

— Мы с ним скоро увидимся. — Рядовому: — Увидимся, да?

— Я не могу ответить на этот вопрос, — отвечает он, не глядя мне в глаза. — Я не знаю. Я всего лишь… приглядываю за вами и кое-кем еще.

За заключенными, хочет он сказать. Сколько их тут? Кто они? Чьи крики я слышала накануне?

— Но вы ведь знаете, что здесь происходит, не так ли? Что это за место?

Не отвечает.

— Где мы? — напираю я.

Ему становится по-настоящему неловко. Даже лицо подергивается.

— Я всего лишь разношу еду и управляю лифтом.

А на остальное — плевать? Так, что ли? Он наверняка знает больше.

— Может быть, вам нужно что-нибудь еще? Мистер… Савл велел спросить.

— Если можно, для Мии одежду поменьше размером, а для меня, наоборот, побольше.

Он рад, что разговор перешел на более привычную ему и менее щекотливую тему.

— У нас здесь редко бывают дети, но… Я посмотрю, что можно сделать.

Мы едим второй тост, когда снова раздается стук в дверь.

Рядовой уходит, а в комнате появляется женщина. Увидев ее, Мия немедленно поворачивается к ней спиной. Это та самая тетка, которая пыталась утихомирить ее, когда меня привезли.

— Снова здравствуйте, — говорит она, протягивая мне руку. — Меня зовут Марион. Наше вчерашнее знакомство прошло не очень, но сегодня, надеюсь, мы вместе исправим эту оплошность.

Она выглядит на редкость уверенной в себе. На ней средней длины юбка, кардиган, на носу очки в металлической оправе. Мне такие раньше встречались — деловая колбаса, вся такая профессиональная-профессиональная, образцовый соцработник. Такая же тетка однажды забрала у меня Мию. Точно такая же.

— Пока я не увижу Адама — нет, — говорю, не пожимая протянутую руку.

Она улыбается и разглаживает юбку.

— Это невозможно. Давайте пока побеседуем, а дальше посмотрим, хорошо?

«Это невозможно». Почему? Потому что его не привезли? Потому что он мертв? Или все еще не пришел в себя? Что она скрывает?

— Я никуда не пойду и ни о чем не буду говорить, пока не узнаю, как он.

Складываю руки на груди и выпрямляюсь во весь рост.

— Он в порядке, — говорит она. — Вы увидитесь позже.

— В порядке? Что это значит? Вы его видели?

— Нет, но…

— Так откуда вы знаете, что он в порядке?

— Сара, — твердо произносит она, — мне сказали. Мне сказали, что он жив и в сознании. Сейчас его обследуют. Итак, где вы хотели бы побеседовать — прямо здесь или в переговорной комнате?

«Он жив. Слава Богу». У меня трясутся ноги. Я не хочу, чтобы эта гадина видела мое волнение, отворачиваюсь от нее и присаживаюсь на кровать, делая вид, что поправляю на Мии одежду, а сама делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

Раз нам дают возможность выйти за пределы камеры, надо ею воспользоваться. Хватаю Мию в охапку и говорю:

— Пойдем, солнышко.

Марион ведет нас по коридору в переговорную.

Да, это вам не одиночная камера: тут стоят кожаные диваны, журнальный столик, поднос с чаем и булочками, даже кое-какие игрушки для Мии. На вид самые обычные, так, ерунда, которая есть у любого ребенка, но они выглядят так, точно попали сюда из другой эпохи. Пластмассовые машинки, игрушечный телефон, кассовый аппарат — банальные игрушки дохаосных времен. Мия никогда не держала в руках игрушек и никак не реагирует на них. Равнодушно смотрит и отодвигает в сторону. Берет в руки пупса, который открывает глаза, когда его сажаешь, и закрывает, когда укладываешь. Вот это Мии по душе.

На журнальном столике лежит папка. Марион садится на диван, кладет папку себе на колени и открывает ее. Что там внутри? Материалы обо мне? Об Адаме? Я сажусь на противоположный диван и снова скрещиваю руки на груди.

— Итак, вы с Адамом вместе уже достаточно долгое время.

Это не вопрос.

— Типа того.

— У вас есть ребенок, а скоро родится еще один, верно? — Она пытается казаться дружелюбной, но мне ее дружелюбие на фиг не сдалось. — Трудно, наверно, вам будет.

— Мы справимся, — отвечаю. — Мия у нас молодчина.

— Как вы думаете, на кого она похожа? На вас или на своего отца?

Стоп-стоп. На это минное поле мы не пойдем.

Официально Мия — дочь Адама. Именно это я сказала той назойливой соцработнице, которая докапывалась до меня в Лондоне. Помню, ответ сам сорвался у меня с губ. Но соврать все равно было легче, чем открыть правду. Впрочем, убедиться в том, что я соврала, проще простого, стоит только приглядеться к Мии. Да, проведя почти всю свою недолгую жизнь на воздухе, она приобрела более темный оттенок кожи, а волосики у нее курчавые, почти как афрокосички, но они светлые, и глаза у нее голубые, короче, все как полагается человеку из семейства Халлиган. А ведь она и есть Халлиган на все сто процентов.

— Не знаю, — говорю. — Я не сравнивала. Она — это она. Похожа сама на себя.