Повелители теней - Кобли Майкл - Страница 41

Но причиной его беспокойства была Сувьель. Крыло понесло его через пространство и привело на юг Прекайна, на узкую тропу, петляющую между густых кустов, потом кусты расступились, и маг увидел под безоблачным темнеющим небом группку путешественников, разбивающих лагерь. Сувьель оказалась завернутой в плащ с капюшоном. Она сидела связанная, с кляпом во рту, в небольшой повозке; рядом с ней стоял какой-то человек и что-то ей говорил. Этот человек повернулся, и Бардоу был ошеломлен, увидев Керен. Ему потребовалось несколько минут, чтобы заметить некоторую разницу и догадаться, что это было зеркальное дитя, Нерек, порождение Бернака.

Сувьель неподвижно сидела в повозке, отчаяние ясно читалось в ее склоненном лице и в ее позе. Она казалась совсем беззащитной и жалкой, но не сломленной. Бардоу видел, как она дважды отрицательно помотала головой в ответ на речи Нерек. Его сердце невольно рванулось к ней, он почувствовал, что приближается, стараясь как-то дать понять, что она не забыта.

Это было ошибкой. Зеркальное дитя развернулось к нему лицом, ее руки были полны изумрудного свечения, каплями стекавшего с пальцев. Бардоу едва успел отпрянуть от кинувшегося к нему сгустка смертоносного огня, который расширялся на лету. Потом он почувствовал острую боль, Крыло вздрогнуло и утащило его в холодное пространство на поиски наследника Охотника…

Сейчас Бардоу наблюдал за тем, как Мекадри успокаивает птиц, привязывая к их ногам небольшие футлярчики, берет одну за другой и подбрасывает в небо через открытый люк. В каждом письме содержались особые приказы своим людям с запретом вступать в конфликты с Детьми Охотника или сочувствующими им в ближайшие несколько дней. В письмах, отправленных в Уметру, содержались сообщения о приезде Мазарета. Когда птицевод взял первую птицу, отправляющуюся в Уметру, Бардоу кольнуло мрачное предчувствие. Пока он пребывал в забытьи, Мазарет убедил членов Совета Юга не принимать никаких далеко идущих решений, уверив их, что ему удастся вернуть Детей Охотника. Потом он взял одного из лучший коней, серого юларийского жеребца, и уехал прямо посреди ночи.

Какую цель преследует Мазарет? Бардоу мог представить только две возможности: либо Командующий хочет найти и похитить юношу (Бардоу был почти уверен, что наследник Тор-Кавариллов мужского пола), либо он собирается убить его.

«Нет, — возразил он сам себе. — Икарно никогда не поступит так».

Мороз прошел по его спине, стоило ему взвесить сложившуюся ситуацию. Мысли приобрели мрачный оттенок, когда он собрал воедино все, что знал и чувствовал. Уметра в его голове начала приобретать угрожающий вид. Много дурного было собрано в ней, силы и судьбы сплетались в тугой узел, распутывание которого было чревато смертельными последствиями.

И при всем своем желании Бардоу никак не мог распутать этот клубок.

На другом конце голубятни Мекадри, птичник, незаметный за рядами клеток, осторожно взял птицу, выбранную для перелета в Уметру и призванную нести третью записку. Он поднес птицу к лицу, посмотрел ей в глаза, потом пробормотал какие-то прощальные слова и подбросил вверх через люк навстречу солнцу.

Икарно Мазарет упорно продвигался вперед под свинцовым небосводом. Его лицо прикрывал кусок ткани, защищающий от ледяной измороси, летящей с севера. Было позднее утро, тропа, по которой он двигался, представляла собой просто едва заметный конский след, вьющийся среди холмов и возвышенностей на запад, к озеру Одагаль. На этой тропе он едва ли мог опасаться встречи с могонцами. После отъезда из Крусивеля он полночи провел на обшарпанном постоялом дворе на Красной Дороге, дороге, выложенной деревянной плашкой и кирпичом, которая тянулась на север через Центральную Кейану, никуда не сворачивая. Но сон так и не пришел к нему, он поднялся, оседлал серого и ускакал, едва лишь занялась заря.

Настроение Мазарета было под стать погоде. Что он будет делать, когда найдет наследника Дома Тор-Каварилл? Захватить его в заложники означает рисковать всем ради его безопасности и здоровья, а также ради готовности Волина пойти на сделку. Не лучше ли просто похитить его, а потом убить?

Икарно передернуло. До сих пор его планы и цели были ясны и понятны, тактика проста и прямолинейна, а врагами были дикари-могонцы и их союзники-маги. Но происшедшее накануне заставило его выбрать сложный расклад, переплело и запутало простые до того пути.

«Я не знаю, — хотелось ему закричать. — Я не знаю, что делать!» Когда он представлял, что сказала бы ему Сувьель, он видел ее перед собой и слышал ее слова: «Ты не можешь… не имеешь права…»

С молитвой Матери-Земле на губах и дующим в спину холодным ветром он продолжал свой путь.

Вскоре после полудня Мазарет пересек Унгальские возвышенности, теперь перед ним лежало озеро Одагаль. Это был край заболоченных пастбищ и заливных лугов, ему приходилось быть внимательным и старательно объезжать их. Перед отъездом из Крусивеля он сменил блестящие доспехи на поношенный кожаный нагрудник и прочие атрибуты не слишком удачливого наемника. Мазарет надеялся только на то, что никто не станет особенно пристально приглядываться к нему.

Часам к трем он остановился в долине, полной гнезд клювощелков. Ветер бешено раскачивал верхушки деревьев над головой, высокая трава вокруг отяжелела от дождя. Отдохнув, Мазарет снова сел на коня и направился на юг. К несчастью, его продвижение по берегу озера было совсем медленным, ему все время приходилось искать укрытие при приближении могонцев, от проносящихся мимо него лошадей пахло так же отвратительно, как и от самих варваров. На флагах и щитах было изображение оскаленного пса клана Беграйика, могонского вождя, державшего под контролем эту часть Кейаны. Его воины как-то пытались добраться до Крусивеля, но потерпели поражение в долинах Бахрузских гор.

Наконец он совсем съехал с дороги и начал пробираться по заброшенным торговым путям и пешеходным тропинкам, огибающим фермы и деревушки, затерянные среди заросших дремучими лесами холмов к востоку от озера. Солнце уже садилось, когда Мазарет пробился сквозь заросли когтильника и боярышника и оказался недалеко от широкого каменного моста через поднявшуюся от дождей реку Нолвик. В дымке, висящей за рекой, виднелись очертания Уметры, а за ней — серая громада моря.

Дорога, ведущая по побережью, пересекалась здесь с Красной Дорогой. Несколько путников, почти все пешие, торопливо шагали в сторону городских ворот, надеясь успеть до наступления ночи. Мазарет заставил своего коня вырваться из грязной канавы и погнал его к городу, замедлив ход только на мосту, а затем снова пустил коня в галоп особой Песнью. Он тоже спешил к воротам.

Когда он подъехал ближе, его взгляд сразу же отметил то, что изменилось за последние шесть лет, которые он не был здесь: стены кое-где были укреплены, а в некоторых местах даже надстроены. Потом он разглядел группку людей сбоку у ворот, некоторые из них держали факелы, с трудом разгонявшие тьму. Когда Мазарет подъехал совсем близко, один человек отделился от группы и его стошнило прямо у стены, потом к нему подошел другой, в длинном плаще и шляпе. Стражники грубо хохотали и корчили рожи несчастному. Мазарет поморщился и остановил коня, чтобы осмотреться.

Рядом с воротами в землю был вбит грубый кол, к которому оказалось привязано тело могонского мужчины. По пяти кольцам в губе Мазарет понял, что перед ним один из военачальников Беграйика, возможно даже один из его сыновей. Об этом же говорили и доспехи, и кожаная безрукавка в темных коричневых пятнах, укрепленная рядами грубых бронзовых дисков. Могонцы считали подобную одежду верхом великолепия, признаком силы и власти. Теперь она была разодрана, заляпана кровью и грязью, многие диски пропали или были сломаны. Тот, кто это сделал, решил не усложнять себе жизнь и уничтожил одежду вместе с ее обладателем.

Хуже всего был способ казни. Могонцу отрубали по кускам конечности, пока от него не остался только торс и часть предплечья. Такой чудовищно жестокий способ был знаком Мазарету, он догадывался, кто мог это сделать, хотя и не знал почему.