Прогулки по Европе с любовью к жизни. От Лондона до Иерусалима - Мортон Генри Воллам - Страница 19

— Я правильно понимаю, что вы командуете данным судном? — уточнил германский офицер.

— Совершенно верно! — радостно подтвердил английский капитан, одергивая на себе курсантский китель. — И готов поспорить на пятерку, что выиграю у вас гонку вокруг шканцев!

Гость, однако, вызова не принял. Глядя вокруг недоумевающими глазами, он спросил:

— И все эти люди вам повинуются — после такого?

— И еще как, сэр!

— Я этого совершенно не понимаю, — признался немецкий офицер и в полном недоумении отбыл на свой корабль.

Пожелав всем спокойной ночи, я вышел на палубу.

Над головой ярко светили звезды, в темноте угадывались контуры соседних кораблей. И вновь меня пробрала легкая дрожь. Что ни говорите, а в этой картине — могучие темные громады, освещаемые периодическими вспышками сигнальных огней — было нечто устрашающее. По левому борту раздался звук работающего мотора. Все верно: обед завершился, и наши гости разъезжались по своим судам. Тарахтение удалялось, пока окончательно не растворилось в слегка фосфоресцировавшей темноте.

Затем над морем воцарилась полная тишина. Флот уснул.

Я не без труда сориентировался на темной палубе и направился, как мне показалось, в сторону своей родной Честити-аллей. Однако по пути снова умудрился заплутать среди зачехленных орудий. Я сворачивал в разные стороны, спускался и поднимался по каким-то лестницам и в результате снова очутился на шканцах. В конце концов я наткнулся на морских пехотинцев, стоявших на страже у дверей капитанской каюты. Они-то и указали мне верную дорогу. Приободрившись, я вновь нырнул в стальные недра корабля. Довольно скоро я столкнулся с новой проблемой: выяснилось, что весь коридор на подступах к Честити-аллей загроможден гамаками гардемаринов.

Они свешивались с потолка, как огромные коконы, и каждый такой кокон был снабжен человеческим лицом.

Я чиркнул спичкой и осторожно, на цыпочках стал пробираться меж гамаков. Слабый огонек освещал лица спящих курсантов. Я смотрел на тщедушные фигурки, облаченные в ночные пижамы, и поражался: неужели это те самые щеголеватые красавцы, которых я наблюдал в кают-компании для младших офицеров? Сейчас они выглядели совсем маленькими и беззащитными. И мне подумалось: как все же сильно окружающая обстановка влияет на облик человека! Взять, к примеру, этих мальчиков. Стоило лишь ненадолго вырвать их из специфической атмосферы военного корабля — нарочито мужественной, пропитанной табачным дымом и алкогольными парами, — как они снова стали тем, чем и являлись по сути. А именно, обычными подростками, которых судьба занесла на палубу военного корабля. Мне пришлось зажечь еще одну спичку, чтобы отыскать номер своей каюты. И перед тем как спичка догорела, я успел различить лицо того самого ребенка, который встречал меня на вокзале. Я припомнил, как он стоял на платформе — самоуверенный, подтянутый, с морским кортиком на боку, как ловко управлялся с моторной лодкой, которая несла нас к стальной громаде «Импенитрейбла».

Увы, никто бы не признал будущего адмирала в этой фигурке, скорчившейся в гамаке. Магия сна низвела блестящего курсанта чуть ли не до уровня детской комнаты.

Прискорбно сознаваться, но сейчас никто — ни его мать, ни сестры, ни даже, возможно, тетушки — не стал бы обращаться с этим мальчиком как с представителем грозного военно-морского флота (по крайней мере так, как это принято на публике).

Существует несколько явлений, которые можно увидеть лишь однажды в жизни. То есть потом вы можете неоднократно с ними сталкиваться, но никогда уже это не будет как в первый раз. На мой взгляд, пробуждение на борту военного корабля относится именно к подобным переживаниям. Запомните свои ощущения, когда, проснувшись на рассвете, вы впервые поднимаетесь на палубу линкора. Ведь, скорее всего, вам больше никогда не удастся испытать те же самые чувства.

Представьте себе раннее утро. Первые солнечные лучи еще не успели разогнать ночную прохладу. Море и небо одинакового серо-стального цвета. В этот краткий миг между ночью и днем — когда луна уже спряталась, а солнце еще по-настоящему не встало — все вокруг залито странным, призрачным светом. Массивные палубные надстройки громоздятся над вами, подобно башням средневекового замка. Рейдовые огни еще не успели погасить, и они тускло светятся на гюйс-штоках и кормовых флагштоках. Впереди и сзади маячат другие корабли боевой эскадры — сейчас они кажутся черными тенями на серой морской глади. На фоне рассветного неба явственно выделяются капитанские мостики, марсовые площадки и зачехленные орудия.

Если вы немного постоите на палубе, то увидите, как просыпается большое и грозное семейство под названием «военно-морской флот». Контуры каждого из серых призрачных кораблей становятся четче, на палубах появляются крошечные человеческие фигурки — это моряки готовятся приступить к новому трудовому дню. Им предстоит чистить, ремонтировать и обслуживать корабельное оборудование — и так практически безостановочно на протяжении двадцати четырех часов (ведь у моряков, как и у хороших домохозяек, работа никогда не кончается). Ко мне приближается вахтенный офицер. Ежась от утренней прохлады, он указывает на движущиеся серые тела в глубине бухты.

— Смотрите, эсминцы! Видите, вон там…

Какое все-таки странное это явление — флот! Вроде бы он представляет собой единое формирование. Но в отличие от сухопутной армии его никогда не увидишь целиком. Площадь базирования простирается на многие мили и скрывается за линией горизонта. Корабли, входящие в состав флота, не имеют привычки подолгу находиться на одном месте. Они то и дело получают какие-то таинственные приказы и исчезают из поля зрения. Эсминцы — так те вообще напомнили мне ночных хищников. Большие серые коты, которые всю ночь охотились невесть где и лишь под утро возвращаются на свое лежбище.

И тем не менее — при всей мобильности и неуловимости флота — вы постоянно ощущаете его присутствие.

Если приглядеться, то можно увидеть на горизонте серые мачты далеких кораблей, другие стальные гиганты маячат неподалеку. Время от времени мимо проплывает целая эскадра — линкоры спешат по своим неведомым делам и не обращают на нас никакого внимания. Мы с ними представляем части единого целого, но совершенно автономные. Именно так мне кажется, пока я не захожу в радиорубку. Вот тут-то и выясняется, что между отдельными кораблями постоянно поддерживается связь. Эфир буквально гудит от радиосообщений. Приказы мгновенно передаются на самые удаленные суда, и в случае надобности флот очень быстро сводится воедино.

Тем временем команда линкора уже приступила к своим повседневным делам. На палубе полно матросов, по случаю холодной погоды одетых в толстые свитера. Здесь же расхаживает и коммандер с подзорной трубой под мышкой, на ногах у него резиновые сапоги, шея обмотана теплым шарфом. Внезапно в толпе возникает легкий переполох — матросы вытягиваются по стойке «смирно».

Все ясно: на палубе неожиданно появился Бог собственной персоной! Капитан — тоже в свитере и фланелевых брюках, с непокрытой головой — выглядит почти как обычный человек. С улыбкой проходит он мимо, и вас вдруг посещает фантастическая мысль: а ведь этот человек чей-то муж и отец! На берегу у него наверняка есть своя частная жизнь, и не исключено, что какая-то женщина осмеливается спорить с нашим «Шкипером».

Мысль эта пугает своей неожиданностью. В подобное невозможно поверить! И вообще, капитан военного корабля, облаченный в штатскую одежду — зрелище, столь же неуместное и кощунственное, как и король в пижаме.

Что касается нашего капитана, то он легким шагом пересекает всю палубу, направляясь к левому борту. Там его уже поджидает легкая гребная шлюпка — у «Шкипера» настало время утренней зарядки.

И подобную картину можно по утрам наблюдать на всех кораблях. Удивляться не приходится, ибо жизнь военно-морского флота строго регламентирована. Вполне возможно, что в этот самый миг на палубу флагманского корабля выходит старый адмирал с подзорной трубой в руках. Он обводит отеческим взглядом флотилию и одобрительно кивает: все идет в соответствии с установленным образцом, никаких нарушений отлаженного ритуала утренней жизни не отмечено.