Ирландия. Прогулки по священному острову - Мортон Генри Воллам - Страница 3

— Вы полюбите Ирландию, — заверил меня молодой человек. — Иначе и быть не может. Такая уж это страна. Только не спорьте. Люди постараются вызвать вас на спор. Это — национальная слабость. Если станете на сторону ирландцев, они будут защищать англичан, и вы попадете в неловкое положение. Не верьте им, когда они скажут: «Пусть англичане отстанут» (если только это не разговор на ипподроме Курраг), да и то воспринимайте их с известной долей скепсиса.

— Они сильно ненавидят англичан?

— Вы когда-нибудь читали историю Ирландии, написанную ирландцами? Стало быть, знаете, что она очень проста и состоит целиком из сопротивления Англии. Почему? Да потому что мы — разные народы. Настоящий ирландец отличается от нас не меньше, чем испанец или итальянец. Долгие столетия мы пытались превратить его в англичанина и потерпели неудачу. Вряд ли они нас ненавидят. Думаю, что предпочтут нас большинству иностранцев, а вот политиков наших они терпеть не могут.

Полоска земли постепенно приближалась. Из воды медленно поднимались горы Уиклоу. Мое первое впечатление было таким: эти горы — чужие. Они совершенно не похожи ни на английские, ни на шотландские. Однако трудно сказать, чем они отличаются. Возможно, на них падает другой свет. Даже облака казались другими. Ирландскими.

Дун-Лэаре, который раньше назывался Кингстауном, представляет интересный контраст этим иностранным горам. Здесь старомодный английский порт со старомодным английским железнодорожным вокзалом. Казалось, я перескочил на пятьдесят лет назад, в правление королевы Виктории. Филип Гедалла хорошо описал Кингстаун в одном из своих эссе:

Офицер таможенной службы протянул мне бумаги и спросил, не хочу ли я что-то задекларировать. Тон у него был извиняющийся. Он попросил меня открыть сумку. Посмотрел содержимое. Было ясно: ему стыдно за то, что приходится жертвовать хорошими манерами. У человека рядом со мной, помимо сумок, была шляпная коробка.

— А что там такое? — спросил таможенник, указывая на коробку.

— Шелковая шляпа. Я приехал на похороны, — ответил пассажир.

— Ох! Господи помилуй! — сказал таможенник и тут же пометил мелом все сумки пассажира.

Вот таким было мое первое впечатление об Ирландии. Я потом часто его вспоминал.

Ранним утром, при свете солнца, Дублин окрашивается в цвет кларета. Георгианские особняки из красного кирпича, с веерообразными окнами над красивыми дверями и с маленькими коваными балконами на втором этаже, отступили от широких улиц на почтительное расстояние. Здания стоят спокойно, с чувством собственного достоинства. Кажется, что жильцы только что покинули их, уехав на дилижансе. У Дублина, как и у Эдинбурга, вид крупной столицы.

Этот город, как и Бат, рожден в восемнадцатом веке. Он — настоящий аристократ, отличающийся непринужденными манерами и неуловимой элегантностью. Через Лиффи перекинуты восемь мостов. Они делят город на северную и южную части. В атмосфере Дублина ощущается нечто утонченное, но в то же время живое, подобно виду кораблей и доков в порту, благодаря близости гор. Сразу за Дублином высится длинная, гладкая гряда гор Уиклоу. Зелено-коричневые горы четко вырисовываются на фоне неба. Мне говорили, что в ясные дни с их вершин можно увидеть горы Уэльса на противоположном берегу Ирландского моря.

Одним из первых впечатлений стало звучание ирландского голоса, очаровавшее меня, как, должно быть, и многих других приезжих. Ирландцы не любят «дублинский акцент», но дело не в акценте, а в интонациях. Я невольно прислушивался к людям на улицах. Модуляции ирландского голоса невероятно притягательны. Привычка слегка повышать тон в конце фразы очаровательна, особенно если говорит женщина.

Почему Дублин прозвали «милым грязным Дублином»? Это, конечно же, клевета, уходящая истоками в прошлое. Дороги за Дублином грязны. Это видно по колесам омнибусов, к которым прикреплены маленькие жесткие щетки. При движении они стряхивают с колес грязь. Но сам город чист, как голландская кухня.

На улицах среди такси стоят во множестве старинные конные повозки. Эти экипажи, благодаря особенностям ирландского темперамента, продолжают функционировать. Есть здесь также странное, но знаменитое транспортное средство, известное англичанам как «ирландский кабриолет». В Ирландии же его называют «прогулочным экипажем». Думаю, для Дублина он то же, что и немногие сохранившиеся в Лондоне двухколесные экипажи — сентиментальное воспоминание для американских туристов. Когда вы нанимаете такой экипаж, жители Дублина снисходительно улыбаются вам с тротуаров. По городу меня возил быстроногий пони, а кучер тыкал хлыстом в местные достопримечательности.

На О’Коннелл-стрит он указал на ряд полуразвалившихся зданий и сообщил, что их разрушили от злости.

— Вы имеете в виду погромы? — уточнил я.

— Да, конечно, — ответил он. — Я так и сказал. Люди злились.

Я подумал, что такое определение погромов — самое мягкое и доброе, какое мне приходилось слышать.

Перед зданием правительства маршировали часовые, в элегантной зеленой форме и коричневых лосинах. На ветру трепетал триколор Свободного государства. На ступенях, с револьвером в руке, стоял дородный молодой человек. На площади мы увидели молодых солдат, разучивающих штыковую атаку, показавшуюся мне новым словом в военном деле.

Публика на дублинских улицах не такая, как в английских городах. Здесь больше смеха, люди не несутся, как на пожар. В Дублине царит веселая непринужденная жизнерадостность. Трудно поверить, что город прошел через трудные времена. Поверхностные с виду впечатления таят в себе глубокий смысл. Английский красный цвет исчез с улиц; почтовые ящики зеленые, как и конверты, в которых доставляют телеграммы, и почтовые грузовики. Названия улиц написаны по-гэльски, но их не прочтет даже и один из тысячи дублинцев! Тем не менее это показывает смену хозяина и желание быть ирландцами.

Когда мы приблизились к концу нашего путешествия, кучер ответил на мой вопрос о цене:

— Сколько дадите.

Француз принял бы мою баснословную взятку с подозрением, но дублинец явно обрадовался и выразил свою радость со всей ирландской непосредственностью:

— Благослови вас Господь, — сказал он. — Может, и завтра прокатимся?

Во время традиционного чая гостиницы Дублина наполняются мужчинами в бриджах для верховой езды и девушками с раскрасневшимися лицами и грязью на сапогах. Сейчас сезон охоты, охотятся с митскими или килдэрскими собаками и возвращаются к чаю. Близость к природе и страсть к лошадям — еще одна черта, роднящая дублинцев с георгианской эпохой. Дублинец может подстрелить куропатку в горах в шести милях от городского почтамта и поймает форель на таком же расстоянии от города. Он может оторваться от бизнеса, ускакать на день с собаками, а вечером вернется домой и просмотрит вечернюю почту.

Это вселяет в Дублин душевное равновесие. Старая столица обладает здоровьем провинциального города. Она георгианская не только в архитектурном смысле, но и в отношении к жизни.

В Лондоне, как и в других больших столицах, жизнь общества формализована, встречи запланированы. В Дублине не так. Здесь, конечно же, есть официальные приемы, но более важными и интересными являются неорганизованные вечеринки, случающиеся едва ли не каждый день. В Дублине невозможно быть одиноким. Все ирландцы склонны к импровизациям и терпеть не могут одиночества! Человек может в полдень случайно столкнуться с приятелем в дублинском трамвае, а распрощаться с ним в три часа ночи, после того как вместе они посетили несколько домов и повсюду встретили теплый прием, как какая-нибудь пара бродячих актеров.