Это было жаркое, жаркое лето - Князев Алексей - Страница 26

Тогда и задумал я тоже кое-какую комбинацию…

Лысый смачно затянулся и расплылся в улыбке, видимо освежая в памяти приятные подробности.

— И представляешь, во время заключения сделки всех неожижанно вяжут мусора и увозят в свои подвалы. Там и подтвердилось, что основного товара у них не было, но и тех образцов, что они привезли, хватало, чтоб десяток лет провести у хозяина. Ну, посидели они в подвале, отведали допросов с пристрастием и раскололись как миленькие — что да как, кто их надоумил и прислал. В общем, получился хороший компромат на их пахана-вдохновителя. Моего, кстати, дружка закадычного. Ну я и послал к нему гонца с этим компроматом железным… Все задокументировано, на видик записано, его ребята там все подчистую рассказывают, в общем, все дела. Короче, пригрозил я дружку третейским судом — как мол к этому делу наша общественность прогрессивная отнесется? Аксакалы, опять же, их местные… Он и просек, что те его съедят с потрохами, сдадут, чтобы имидж свой не подпортить — и пошел на попятную. Короче, пришлось ему обещанный товарец отдать мне по обещанной цене — той самой, что первоначально лишь приманкой служила, чтобы я наживку заглотил побыстрее. Да еще извинения принес, подарки прислал… — Лысый опять улыбнулся. — Потом покажу тебе мой новый «Вольво» — ничего штучка… — Он подозвал официанта и заказал еще кофе. Мышастый последовал его примеру, и все еще не до конца понимая смысла только что услышанного, спросил, нахмурившись:

— Ну, а менты что же? И тебя почему не тряхнули? Не тяни, Александр Иванович, удовлетвори любопытство.

Бодров, запрокинув голову, раскатисто рассмеялся, видимо давно ожидая этого вопроса. Вероятно, весь рассказ был им тщательно срежиссирован и ко всей этой истории еще прилагался весьма эффектный финал.

— В том-то и дело, Антон Алексеевич, — принялся разъяснять Бодров свою хитрость, — и все эти менты, и подвал, и даже сокамерники — все это было мое, мои люди. Соображаешь?

— Он опять засмеялся, довольный произведенным эффектом — Мышастый от восхищения разве что рот не раскрыл, начиная наконец осознавать гениальную хитрость Лысого. Если только Бодров не жрал водку, от чего его природная вспыльчивость повышалась до крайности, он действительно мог работать с выдумкой, разыгрывая неплохие комбинации — Мышастый знал кое-какие тому примеры. Дальнейшие его объяснения это лишь подтвердили.

— Так вот, Антоша… Предполагая во всей этой истории весьма значительный куш, я решил не скупиться на расходы — если дело того требует, нечего экономить на мелочах, потом все окупится сторицей. В общем, у меня случайно оказался небольшой особнячок в одном тихом местечке, отданный в счет погашения долгов. Особнячок — так себе, откровенное дерьмо.

Недостроен, отделка там и прочее, не в этом дело… Что с ним делать, я даже не представлял, сам понимаешь, жильем я вроде как обеспечен… — Он взял в руку очередную чашечку кофе, принесенного официантом. — А тут как раз эта история и развернулась. Вот я и занялся по-быстрому перестройкой да ремонтом, только в соответствии уже с моим личным планом, а не первоначальной задумкой архитектора. Короче, в этом самом особнячке ускоренными темпами была воспроизведена обстановка нашего Мшанского ИВС. Так, лишь примерно. Точность деталей была особо ни к чему, потому как мне в точности было известно — те ребята у нас в городе не парились, с интерьером незнакомы. Так что, главным было воспроизвести сам дух этого славного учреждения. Чтобы все было как полагается — кабинет следователя, менты в настоящей форме, камеры, баланда, параша, тюремные коридоры — в общем, все как надо, чтобы ребятки разом убедились — курорт еще тот.

Бодров в очередной раз довольно усмехнулся, заметив с каким неподдельным интересом слушает его рассказ собеседник.

— Ну, ну… — подбодрил его тот.

— Вот тебе и «ну»… Повязали их, в общем, якобы омоновцы, понял? В черных масках, все как положено. Закинули в автобус, а там натянули мешки на голову, чтобы те видеть ничего не могли. Это для того, чтобы фасад не переделывать, к чему лишние затраты? — пояснил Бодров. — В общем, дали очухаться им только в камере, а там уже компания развеселая сидит, сокамерники якобы парятся. Ну, уж в этом-то материале затруднений не возникло, сам понимаешь! — весело гоготнул Лысый. — Сам знаешь, у меня весь контингент как раз оттуда… Вот и получилось все настолько правдоподобно, что ребятам даже играть не понадобилось, только майку сними и видно, что не из пионерского лагеря. Пришлось, правда, за вредность им доплатить. — Он усмехнулся. — Александр Иванович, говорят, нам бы на молочко за вредность полагается, мы и так только что оттуда, а здесь такое дело. Тягостно, мол, давит… Единственная трудность была, — тут Бодров опять развеселился, — это кого на роль ментов поставить, чтоб ни наколок там и вообще… Ну, нашли нескольких, менты вылитые! — с удовольствием живописал он, — морды красные, пропитые, животы за ремень вываливаются — одно слово, настоящие мусора.

На допросах их помяли, конечно, не без этого, но все равно не хватало какой-то малой толики, какой-то детальки, чтобы они колонулись, ну буквально самой малости. И тут…

Лысый выдержал паузу и торжествующе посмотрел на Мышастого, по чему тот заключил, что сейчас последует кульминация и в своем предположении не ошибся, убедившись мгновением позже, что помимо всего прочего, в собеседнике скрывается и незаурядный актерский дар.

— И тут, — наслаждаясь повторил Бодров, — им устраивают очную ставку… со мной. Да-а-а-а… — Он мечтательно закрыл глаза, видимо вспоминая в очередной раз произошедшее и вновь смакуя свой триумф — некий момент истины. — Ввели меня в кабинет, как полагается, по всей процедуре, в наручниках, вот тут-то они и поплыли, раскололись как миленькие. Думали-то сначала, что я их прикрою, не последний все же в городе человек, — он с нарочитой скромностью потупил глаза, — ну, а раз меня тоже повязали, то все, крышка. А мне, собственно, даже интересно стариной было тряхнуть, когда-то ведь в художественной самодеятельности в лагере выступал, да и вообще, для разнообразия. Развлекся, в общем, разогнал скуку…

Ну и мастак! — подумал Мышастый, наконец полностью оценив гениальный замысел и немалый труд, проделанный своим коллегой. — У него порой можно кое-чему поучиться…

Позже, после дружеского прощания, уже сев в свою машину, Мышастый, глядя на проносящиеся мимо дома, все думал о только что состоявшемся разговоре, интуитивно чувствуя, что только что получил какую-то очень важную для себя информацию и не осознавая пока до конца, как же ему доведется ею воспользоваться. Но придется, точно…

Ольга Скрипка, проснувшись в одиннадцать часов дня, какое-то время нежилась в постели, стараясь как можно дальше оттянуть момент окончательного пробуждения и пытаясь удержать настроение, навеянное чем-то прекрасным, только что ей снившимся. Но хотя виденный сон был очень приятным, восстановить его в памяти не было никакой возможности, какие усилия она к этому не прилагала. Наконец, приняв твердое решение подниматься, Ольга присела, сунула ноги в мягкие комнатные туфли и посидев еще немного, решительно поднялась и проследовала на кухню, захватив по дороге белый шелковый халат, лежавший на тумбочке рядом с широким диваном, на котором она только что спала. На кухне она зажгла газ под красным в белых яблоках чайником и пошла в ванную комнату приводить себя в порядок.

Проходя по коридору мимо большого зеркала, автоматически бросив взгляд на свое отражение, Оля вспомнила бывшего мужа Валерия, с которым ей довелось прожить чуть меньше года и который погиб в автомобильной катастрофе. Так иногда бывавало, ведь именно он купил и установил это красивое зеркало.

Вспомнив Валеру, она испытала легкую грусть, которая не шла ни в какое сравнение с тем, что с ней творилось сразу после его нелепой гибели. Однако всю жизнь не прогорюешь, боль постепенно ушла глубоко внутрь, потеряв остроту первого времени, и это было хорошо, так как с ее впечатлительностью и отзывчивым сердцем, переживая, можно было окончательно себя загнать.