Художник и его мамзель - Клюкина Ольга - Страница 5

– Мне сказали, что нужно срочно перекантоваться искусствоведу из… из…

– Из Петровска, – подсказала Люба.

– Да нет, вообще-то он сказал – из Питера…

Но, поглядев на растерянное лицо Любы, хозяин норы вдруг весело подмигнул и объявил:

– На самом деле это значения не имеет. И тот, и другой – Петров город. Одна деревня. Вот если бы из Парижа – тогда другое дело. Да и то… Какая разница? Все мы – дети галактики.

«А Павлуша-то мой, оказывается, приколист, – сердито подумала про себя Люба, усаживаясь на диван. – Придумал тоже – искусствовед… Спросил бы сначала: я хоть знаю, что это такое?»

– И какому же стилю вы отдаете предпочтение, прекрасная незнакомка? – не отставал Сергей, шурша своим пакетом и складывая в него что-то еще из холодильника.

Наверное, сыр, от которого Люба уже отрезала кусочек-другой.

– Маслом по хлебу, – буркнула Люба.

– Смотри-ка, а ты мне все больше нравишься! – воскликнул парень. – Сразу видно – свой человек.

Не то что наши крысы музейные. Давай скорее знакомиться, а то я уже совсем опаздываю…

Люба представилась, и Сергей дурашливо потряс ее руку, а потом поднес к своим губам и с большим чувством поцеловал.

– Я тут у тебя ненадолго, не бойся, – пробормотала Люба.

– Твое признание, Любаша, кстати, меня вовсе не радует, – сказал Сергей и присел рядом на диван. – На сегодняшний день ты являешься главным украшением моего скромного жилища.

Только что он сильно торопился и вдруг сразу резко затормозил.

Люба испугалась, что сейчас он снова начнет говорить с ней об искусстве и расспрашивать о всяких высоких материях.

– Да пошутил он. Я не искусствовед, а просто… родственница его дальняя, из Петровска. Вот, свалилась как снег на голову, – сказала она нарочито небрежно. – Куда ему от меня теперь деваться?

– Класс! – почему-то еще больше обрадовался Сергей. – А я уже испугался, что ты и впрямь начнешь сейчас мои работы по косточкам разбирать. Твой родственник говорит, что они все у меня коммерческие, только на рынке по рублю продавать. Ругает он меня нещадно. Ведь я когда-то учился у него. Эх-хе-хе, и кто у него только не учился! А что толку-то?

Он взял со стола рисунок, где Люба пыталась изобразить Павлушу, и начал пристально его разглядывать со всех сторон. Даже вверх ногами повернул, отставил от себя в сторону на расстояние вытянутой руки и многозначительно зацокал языком.

Люба даже слегка покраснела от такого неожиданного внимания. Но не вырывать же у него листок из рук, в самом-то деле.

– Класс! – воскликнул Сергей с большим воодушевлением. – Это твое? Авангард! Обалденный образец примитивизма. Чем-то напоминает древнерусские фрески. Или что-то еще в этом духе. Ты у кого училась?

– Тебе все фамилии в училище перечислить? Вообще-то я училась на повара, – сказала Люба, но тут же добавила: – А теперь хочу временно у вас в «художке» натурщицей поработать. Деньги нужны позарез.

– Повар – это то, что надо. Наверное, ты и готовить любишь?

– Есть – гораздо больше…

Сергей импульсивно вскочил с дивана.

– Слушай, пойдем вместе на день рождения! – предложил он. – А что такого? Ребята там все свои в доску, художники, они только обрадуются. Со всеми сразу познакомишься и поужинаешь заодно. Все равно ложиться спать еще рано. Чего тебе здесь весь вечер одной киснуть?

Он был такой восторженный, симпатичный, что Люба невольно улыбнулась.

– Вообще-то можно, – согласилась он. – Вот только переодеться бы.

Несколько вечерних платьев «от Дениса» – это было единственное, что у Любы осталось от прежней жизни и составляло все ее достояние. Денис любил помогать выбирать ей платья, туфли, дорогое нижнее белье.

А Люба думала: вот как он ее любит, поэтому и наряжает, балует…

Даже вспоминать об этом теперь было больно.

По радио как раз звучала тихая, печальная мелодия, сердце надрывал саксофон.

– Ты что, будешь смотреть, как я переодеваюсь? – удивилась Люба, поймав любопытный взгляд Сергея, который так и вперился в нее своими глазами-бусинками.

– А что такого? Ты же сама сказала, что – натурщица, – хитро прищурился «хозяин норы».

«Действительно, надо тренироваться», – подумала Люба и сбросила с себя халатик.

Для вечерних выходов «в свет» у нее были особое платье и специальное белье – тонкое, ажурное. Денис всегда говорил, что женщина должна уметь правильно себя подать, и требовал, чтобы Люба избавилась от некоторых своих «колхозных» привычек.

Лучше немного вещей, но – стильных, дорогих. Даже за хлебом нужно выходить из дома в таком виде, как будто ты собралась в ресторан. Это – принципиально. А нижнее белье – вообще самое главное. Оно должно быть таким, чтобы в любой момент не стыдно было раздеться.

Ведь это целая наука – быть всегда желанной и соблазнительной, и Люба почти полгода ее осваивала вместе с Денисом – без выходных дней. Нужно всегда сиять и благоухать, благоухать и сиять…

Вот и сейчас Люба раздевалась под музыку, понимая, что это сильно напоминает стриптиз, но уже не могла остановиться. В этот момент Денис был словно где-то совсем близко, рядом и пристально за ней наблюдал, не скрывая своего восхищения. Неужели 0н совсем ее забыл и даже не скучает?

Впрочем, Сергей тоже смотрел на нее завороженным взглядом.

– Класс… – повторил он шепотом, и лицо его сделалось растерянным, смешным и даже почему-то немного обиженным. – С ума можно сойти. И откуда ты, такая, свалилась на мою голову?

Сидя перед зеркалом, Люба продолжала молча приводить себя в порядок. Она давно поняла, что в такие моменты не надо ничего говорить и следует сохранять невозмутимость.

– Только мы не надолго, ладно? – наконец сказала она, расчесывая русые волосы: после дождя они сделались на удивление мягкими и пушистыми. – А то я что-то устала за сегодняшний день. Слишком много впечатлений.

– Надеюсь, я тоже вхожу в список твоих приятных впечатлений? – улыбнулся Сергей.

– В общем-то да… – подумав, согласилась Люба.

Сейчас казалось удивительным, что утром она еще и понятия не имела о существовании в городе этих мастерских и их обитателей. А теперь чувствовала себя здесь как дома. Даже еще лучше, свободнее, чем у себя дома, под надзором вечно раздраженной мамы. Интересно все-таки устроена жизнь.

Проходя по коридору, Люба заметила, что из-под двери мастерской Павлуши пробивается полоска света.

– А он… Павел Владимирович разве не пойдет с нами на день рождения? – спросила она, невольно замедляя шаги.

– Ты что? Бабочкин? Он же фанатик, – шепотом ответил Сергей и выразительно покрутил пальцем у виска. – Нам с этим маньяком не по пути.

Из-за двери Павлуши доносилась красивая лютневая музыка. Должно быть, в его хозяйстве имелся кассетный магнитофон. Или он в полном одиночестве слушал радио? А вдруг – вовсе не в одиночестве?

Но не подсматривать же при свидетеле в замочную скважину?

На дне рождения Любе почему-то с самого начала не понравилось. Сергей привел ее в какой-то дом, где за столом собрались одни только художники – сумрачные, почти все бородатые, какие-то обшарпанные, и даже на первый взгляд было видно, что – бедные.

Сергей выгодно выделялся из общей толпы своим фирменным джинсовым костюмчиком (примерно такой же Люба мысленно примеряла на Павлушу), современной стрижкой и чувством юмора. С самого начала он принялся незаметно ухаживать за Любой, не давая ей скучать.

Поневоле бросалась в глаза нехитрая, прямо-таки холостяцкая закуска на столе – нарезанная крупными кусками колбаса, бутерброды со шпротами, соленые огурцы, несколько банок с кабачковой икрой, кое-как очищенные и покромсанные копченые лещи И посреди всего этого – бутылки с дешевой водкой, настоящая тяжелая артиллерия.

Но Люба под вечер так проголодалась, что с большим удовольствием и выпила, и закусила. К счастью.

мужчины догадались купить бутылку вина – «для дам». Вино было очень дорогое, в какой-то необычной, красивой бутылке – уж в этих вещах Люба понимала толк. Хотя из женского пола среди бородатой братии была всего только одна девушка – худенькая, с мальчишеской стрижкой и с неестественно длинной челкой, закрывающей половину лица. Время от времени она смотрела на Любу колючим, неприязненным взглядом и сразу же демонстративно отворачивалась.