Художник и его мамзель - Клюкина Ольга - Страница 22

– Творческая натура, – развела руками Полина. – У него стиль жизнь такой – набаламутить вокруг, чтобы не скучно было, без этого он себя художником не чувствует. Не ты, так еще кто-нибудь.

– Погоди, а та девушка… Помнишь, ты мне дырку в двери показывала? А она кто была?

– Я, – спокойно ответила Полина.

– Как же… Ты же сама говорила, что ничего не..:

– Но ведь он же тогда не знал, что я – почти инвалид. Да что там – инвалид, просто не хочу себе в этом признаться, – усмехнулась Полина. – Он мне заливал, что мы с ним будем творить вместе, рука об руку, как Ван Гог и Гоген, и много еще чего… До тех пор, пока я ему свою спину не показала. Мне тогда тоже пришлось перед всеми раздеваться, в мастерских… Кстати, у Сережи как раз был день рождения.

– Вот гад.

– Почему? Забавно. Даже по-своему романтично. Не так-то много у меня было хотя бы виртуальных романов. По-своему я ему в какой-то степени благодарна, хоть знаю, как это бывает…

Люба снова уставилась в окно. Вдалеке была видна улица-, многоэтажки и маленькие частные домики, в каждом из которых жили какие-то люди – все до одного друг на друга непохожие, со своими странными идеями в голове, творческие натуры и не слишком.

А где-то в другом городе, примерно в таком же доме, жил Денис.

Интересно, чем он сейчас занимается? Неужели о ней даже не вспоминает?

– Я знаю, что глупая, многого не понимаю, – задумчиво сказала Люба, глядя в окно, потому что так ей было гораздо легче разговаривать с Полиной. – Почему-то я раньше думала, что художники живут совсем по-другому, не как обыкновенные люди. Только ты, пожалуйста, сейчас не смейся над тем, что я скажу. Мне казалось, что художники, всякие артисты, музыканты живут в каком-то особенном мире Ну, примерно как в большом доме, где много разных комнат. В одной, допустим, артисты живут, в другой – художники или писатели, и стоит только в этот дом попасть, в твоей жизни тоже все сразу поменяется Но оказалось, все совсем не так: среди художников есть Павлуша… то есть Павел Владимирович, и Сер гей Маркелов – и между ними нет ничего общего, ведь так? Важно что-то другое, да?

– Да, ты права, важно что-то другое, – отозвалась Полина. – Я каждый человек сам для себя это находит, ведь…

Но она не успела договорить, потому что неожиданно дверь распахнулась и в комнату вбежал, буквально вкатился маленький толстенький мужчина.

– Полечка, ты уже вернулась? Почему так рано? Что-то случилось? Тебе опять плохо? Нужно звонить профессору? – запричитал он испуганно.

– Все нормально, просто нам захотелось пообщаться, – сказала Полина, недовольно морщась, что ее прервали. – Ты же сам стонал, что у меня нет подружек, а теперь снова чем-то недоволен.

Полина говорила с отцом неприятным, резким голосом.

– Ах, с подружкой! – сразу же расплылся в улыбке отец. – Это же замечательно! Какая у тебя хорошенькая подружка. Почему ты меня раньше с ней не познакомила?

– Боялась прогневить твою Ларису, – усмехнулась Полина.

– Ах, нуда, конечно, – еще больше обрадовался почему-то Медок. – Ты шутишь, Полечка… Как приятно наконец-то видеть тебя в хорошем настроении. Может быть, девочки, нам вместе чайку попить? Мы там как раз чаек пьем…

По лицу Полины пробежала странная тень, похожая на судорогу, в которой отразилось все сразу – и память о матери, и непрощенная обида на отца, который женился на другой женщине и теперь счастливо живет с другой семьей, и сложные, мучительные отношения с этой Ларисой Александровной, и одиночество…

Самое главное – одиночество. Люба отчетливо увидела на лице Полины знакомую печать тоски и одиночества.

Сколько пройдет времени, прежде чем она простит и сможет без обиды смотреть на его детей? Десять, двадцать лет?

А ведь вся эта мука могла бы сгореть в одно мгновение.

– Лично я ужасно хочу чая, – сказала Люба. – Умираю от жажды.

Но Полина даже не шелохнулась.

– Если хочешь, иди одна, – сказала она сквозь зубы.

Медок растерянно глядел на старшую дочь. От напряжения его круглое лицо покрылось красными пятнами и стало напоминать детский надувной мячик.

Полина смотрела на отца исподлобья, с прищуром. Люба уже знала этот ее колючий, недобрый взгляд. Скорее всего Полина из гордости еще ни разу не ступала ногой на территорию, где обитало счастливое семейство, и сейчас тоже не собиралась поступаться своими принципами.

В комнате словно повисла грозовая туча. Даже за окном, казалось, резко потемнело. Трудно было поверить, что только что Полина оживленно разговаривала и даже смеялась.

«Вот деспот, она же своего отца в ежовых рукавицах держит, – подумала Люба, с интересом глядя на подругу. – Железный характер. Я бы ни за что так не смогла».

Отец смущенно попятился и в дверях поманил Любу пальцем, давая понять, что хочет поговорить с ней наедине.

– Надеюсь, не на осмотр? – глупо пошутила Полина.

В жизненных вопросах она еще как будто не достигла даже малышкового возраста, и Люба в ответ только выразительно покрутила у виска.

…Но когда Люба вернулась в комнату, на ней лица не было.

– Поздравь меня. Оказывается, я на самом деле… того… беременная, – сказала она еле слышно.

Глава восьмая

Купание красного меня

– Да что с тобой сегодня? Ты почему всю дорогу молчишь? – снова спросил Сергей.

– Так… Новость одну обдумываю, – ответила Люба.

– Брось голову ломать, само как-нибудь рассосется.

Люба подумала: если бы. Здесь был такой случай, когда все могло быть только наоборот.

Машина вдруг резко свернула с шоссе в сторону садов, на асфальтовую дорожку. Замелькали двух – и трехэтажные дачи, высокие заборы, ворота, украшенные замысловатыми рисунками и башенками.

Люба не знала, что в черте города, где еще ходили трамваи, было такое удивительное место. Но сейчас ей было не до коттеджей. Всю дорогу она снова и снова прокручивала в голове разговор с медицинским светилом, чтобы убедиться, что это ей не приснилось.

Сначала Медок начал говорить о трудном характере Полины и зачем-то долго рассказывать, почему в тот злополучный день его не оказалось в машине, а за рулем сидела жена. Потом он начал уговаривать Любу как можно чаще приходить к дочери, которая целыми днями одна сидит в своей комнате взаперти. А узнав о ее профессии, тут же пригласил на выбор поработать у них няней или кухаркой, обещая какие-то фантастические условия.

Неожиданно он спросил:

– Скажи, голубушка, а давно ли ты в последний раз была у гинеколога? У тебя в лице есть характерная припухлость, которая меня, как профессионала, наводит на некоторые размышления.

И тут же, своим ласковым, медовым голосом, предложил провести осмотр.

Разумеется, Люба восприняла такое предложение в шутку и рассмеялась, вспомнив слова Полины. Но когда медицинское светило назвал сумму, которую платят ему за прием женщины, и не без хвастовства заметил, что является в городе лучшим специалистом по диагностике, поневоле призадумалась.

Почему бы и нет? Таких денег она долго не найдет.

А Медок продолжал уговаривать: ничего особенного, услуга за услугу, минутное дело…

Пока проходил осмотр, Люба внимательно наблюдала за выражением смешного, круглого лица Михаила Семеновича, которое на глазах вытягивалось от изумления.

Она спросила:

– Что, значит, я чем-то серьезно болею? Но он улыбнулся и сказал:

– Наоборот, серьезно, вдвойне здорова.

А потом сообщил, что ее беременность насчитывает примерно десять-одиннадцать недель.

Люба подсчитала в уме: теоретически такое вполне было возможно, ведь тогда у них с Денисом было еще все хорошо. Но почему-то она не думала, что настолько хорошо.

Отец Полины удивился:

– Как же ты могла не заметить?

– Я думала, у меня это на нервной почве, от постоянных стрессов, – ответила Люба. – Девчонки говорили, сейчас у многих от нервов бывают всякие нарушения, вот я и ждала, когда у меня все в жизни утрясется.