Взрыв - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович - Страница 23

Кто-то тронул ее за плечо. Бет очнулась. Рядом стоял майор Рихтер и еще двое мужчин. Бет с трудом поднялась на ноги, мысли Дика смешались, она отогнала их и вместе с ними — самого Дика, закрыла перед ним свое сознание, крикнула: «Не люблю!»

— Мисс Тинсли, — сказал майор, — это профессора Сточерз и Корнуэлл, биохимики. Они будут вести экспертизу по программе «Зенит». Введите их в курс дела, прошу вас.

Он повернулся и вышел. Бет показалось, что майор боится ее, будто в ней осталась какая-то частичка от Дика, будто и она может… Или ей только показалось?

Эксперты отошли в сторону и о чем-то тихо переговаривались с Кином. Почти неслышная речь вдруг привела Бет в состояние исступления. Она уже не понимала, что делает, как не понимает своих поступков наркоман, отлученный от наркотика. Что-то попалось ей под руку, но бросить она не успела.

Все представлялось ей в замедленном темпе. Вот трое мужчин медленно оборачиваются, лица их начинают искажаться гримасами удивления, растерянности, Кин идет к ней, будто преодолевая плотную преграду, раздвигает грудью воздух, а она поднимает руку и все же не успевает, хватка Кина оказывается неожиданно крепкой, ей кажется, что он не просто хватает ее за руку, но выворачивает из плеча, и вся она распадается на части, на атомы, и гулко падает куда-то — не на пол, а глубже, в землю, где чернота и тишина.

Из-за горизонта медленно вырастали серые и нереально четкие контуры хребта Уоссек, изменился рельеф, начали появляться глыбы в рост человека, яркая белая точка блеснула в солнечных лучах далеко слева — это была покрытая снегом вершина горы Гранта. Кирман взял южнее, по его мнению база должна была вот-вот появиться.

Мысли текли в трех измерениях, и окружающее он воспринимал смутно. Глаза внимательно следили за окрестностями, уши слушали, ноги передвигались, и мозг при любом изменении обстановки принимал мгновенные и правильные решения. Но мысль в этом не участвовала. За несколько часов Кирман решил проблему репликации мутантных генов — он знал теперь, как проводить эксперимент, чтобы создать человека будущего без мучительного процесса умирания от рака.

Идея была не новой — «чтец» должен читать информацию ДНК, не пропуская ни слова, уже с самого момента зачатия. Это очевидно, об этом Кирман думал еще год назад. Но возникала проблема несовместимости плода с организмом матери. Раньше Кирман полагал, что проблему удастся решить, лишь отказавшись от развития зародыша в женском организме, перенести оплодотворенную яйцеклетку в термостат. Сейчас он решил проблему иначе: вычислил в уме генетическую формулу онковируса, который должен паразитировать на развивающемся зародыше и служить своеобразным демпфером для несовместимых с организмом матери раковых клеток будущего ребенка. В любом случае для каждой женщины это ведь будет разовый процесс — родить одного ребенка с новой геноформулой, о дальнейшем позаботится эволюция. Одно поколение — и на Земле будут жить люди, так же отличающиеся от современных, как майор Рихтер от обезьяны.

Одновременно Кирман размышлял о собственном месте в мире, вовсе не приспособленном для людей его типа. В свое время обезьяна, рожавшая первобытного человека, не понимала, что происходит, и это спасло ее от психологического шока, а новорожденного «хомо сапиенс» — от ненависти соплеменников, с которой ему пришлось бы бороться.

Сейчас все иначе. Не физическое совершенство Кирмана, не его необычные способности заставляют людей из служб безопасности травить его, чтобы уничтожить. Напротив, сами по себе способности куда как хороши — десантники, убивающие силой мысли, форсирующие любые водные преграды, способные, возможно, выжить даже в открытом космосе, люди, которым не нужен паек, — какая находка для армии! Это не генетическая бомба, не противника нужно заражать, а — себя. И вперед! Но… не получится. Потому что за все нужно платить. И если физическому совершенству неизбежно сопутствует совершенство духовное — лишь мысль об убийстве вызывает судороги! — то такой человек не нужен. Он опасен. Его необходимо уничтожить.

Одновременно Кирман думал о Бет. Она исчезла, он не слышал ее, он всеми силами старался пробить туннель в ставшем вдруг неподатливым пространстве, и хотя расстояние между ним и базой сокращалось, он не мог уловить ни единого вздоха Бет, ни единой даже не мысли ее, а отблеска, ощущения. Звал и не получал ответа, и слышал лишь ее последние слова, обращенные к нему. Не люблю! — кричала она. Почему? И что теперь делать? Он не может без Бет, потому что… Потому что… Логика отказывала, и ответа не было.

Я люблю ее, подумал Кирман, и это есть ответ. Все изменилось во мне, кроме этой способности любить. Я не имею права любить, я приношу несчастья. Я должен отказаться от Бет. Должен.

Он убеждал себя в этом и не мог смириться. Не хотел.

Вдалеке на склоне холма знакомо протянулась ограда из колючей проволоки — внешняя граница базы, растянутая на полтора десятка миль по пустыне. Пропускной пункт находился южнее, и Кирман свернул влево. Неожиданно он почувствовал странную скованность в ногах. Будто ступил в вязкую жижу, в которой увязли щиколотки. Он остановился. Сделал шаг — скованность не исчезла. Шаг на юг — трудно, на север — легче. Кирман пошел по кругу, широко расставляя ноги. Он подумал было, что какой-то из его новых инстинктов сопротивляется приближению к базе, но быстро понял, что это не так. База была нейтральным фактором, и Кирман разобрался, наконец, что труднее всего двигаться на юго-восток, легче всего — в противоположном направлении.

Солнце! — понял он. Это выглядело смешным, но простой эксперимент быстро убедил его, что так и есть, — Кирман, как подсолнух, стремился к солнцу, которое стояло на закате. Все-таки он многого не понимал в себе. Его организм не нуждался в пище, черпая энергию от солнца, но такая жесткая зависимость, как сейчас, еще не проявлялась. И все это более чем невероятно. Энергией солнца питаются растения — никаких движений, только рост, не более того. Конечно, эффективность хлорофилла очень мала, солнечные батареи, созданные людьми, дают куда больше энергии. Может, и его новая кожа стала такой естественной батареей?

Кирман посмотрел на свои руки. Руки были обыкновенными, сосуды шли так же, как прежде, — он отлично помнил их расположение. Остались и папиллярные узоры на пальцах. Изменился только цвет, ставший коричнево-золотистым. Какой химический состав сейчас имеет его кожа?

Как все интересно! Вот проблема, за решение которой нужно присуждать Нобелевскую премию, а не за ту малость, что делал он десять лет назад. Кирман принялся обдумывать контрольные эксперименты, но оборвал себя. Главное сейчас — как провести ночь. Если зависимость от солнца так существенна, то очевидно, что процессы в его организме замрут, как это произошло прошлой ночью. Что может заменить солнце? Прожектор? Но какая именно часть солнечного спектра необходима для выживания? Кирман был почти убежден в том, что не та, которую воспринимает все живое, скорее близкий или далекий ультрафиолет — энергетически это выгоднее. Еще лучше жесткое излучение, но солнце его практически не дает. На базе нет ядерного реактора или ракет с ядерными боеголовками — проверить свою способность поглощать энергию распада не удастся. Здесь единственный источник энергии — электричество. Придется попробовать, что еще остается? Пока светло, нужно попасть на базу.

Кирман направился к серой ленте шоссе, тянувшейся с севера и огибавшей проволочное ограждение, чтобы влиться с южные ворота. У шоссе было много солдат, и Кирман направился севернее, тем более, что приходилось идти на закат, это было легко. По дороге несколько раз проехали армейские грузовики, промчался легкий танк. Кирман шел, не торопясь, внимательно слушал мысли десантников, точнее — их эмоциональное состояние. Солдатам было скучно, но, поскольку приказ нужно выполнять, смотрели они по сторонам достаточно внимательно. Они уже приметили существо, трусившее из пустыни к дороге. Кирман представил себя собакой — несколько псов, он хорошо знал, кружили около базы. К псам давно привыкли и подкармливали.