Не прячьте ваши денежки - Клюева Варвара - Страница 1

Варвара КЛЮЕВА

НЕ ПРЯЧЬТЕ ВАШИ ДЕНЕЖКИ

Глава 1

— За что, Господи?! — воззвала я, воздев руки к давно забывшему о побелке потолку. — Да, я погрязла в грехе и неоднократно нарушила все десять заповедей. Возможно, я заслуживаю геенны огненной, но не такой же кары!

— Не все, — уточнил Леша, флегматично наблюдая, как я ломаю руки.

— Ты о чем? — Я оторвала взгляд от желтого пятна над лампой и недоуменно воззрилась на друга юности.

— О заповедях, — пояснил Леша будничным тоном. — Ты сказала, что нарушила все десять. Не знаю, как насчет первых девяти, но за десятую готов ручаться. В том смысле, что ты наверняка не желала ни жены ближнего своего, ни осла его, ни раба, ни рабыни… — Думаешь, убийства, кражи и лжесвидетельства за ней числятся? деловито поинтересовался Прошка, окинув меня оценивающим взглядом, точно плотник, прикидывающий, сколько материала пойдет на гроб клиента. — М-мм… Кражу помню — плавленые сырки, стянутые в петрозаводском универсаме. Лжесвидетельства тоже были — по меньшей мере парочка душегубов по ее милости до сих пор разгуливают на свободе. Но вот убийства — это что-то новенькое… Может, поделишься с друзьями, Варвара, скинешь бремя с измученной совести?

— Обойдетесь. Я вызвала вас не для того, чтобы обсуждать мое уголовное прошлое. Лучше скажите, что мне теперь делать?

— Не вижу смысла. Пока мы с Лешей будем в муках рожать ценный совет, подоспеет Марк и удавит новорожденного, не перерезав пуповины. Во всяком случае, до сих пор он ни разу не принял чужую мудрость с бережностью и благоговением, подобающими богобоязненной повитухе. Нет уж, увольте! Лучше я сам буду критиковать произведенного им недоноска, чем отдам на поругание собственное дите. Короче, совещание мы откроем, когда явятся Марк и Генрих. А пока, Варвара, ты вполне можешь облегчить перед нами душу. Признайся, кого ты там укокошила?

— Целую прорву народа, — хмуро отчиталась я, забравшись с ногами в кресло. — Правда, до физического уничтожения дело не дошло, но, если верить Евангелию, грех, совершенный в душе, приравнивается к греху, так сказать, осязаемому. Иными словами, твоя жертва может мирно окончить земной путь на склоне лет в собственной постели, но если однажды в минуту гнева ты мысленно проломил ей башку, на Страшном Суде тебе все равно впаяют по максимуму, как за предумышленное убийство.

— Ничего себе порядочки! — возмутился Прошка. — Где ж они тогда наберут праведников для своего небесного царства? Кто им будет славить Бога в таких бесчеловечных условиях? Нет, это надо же! Выходит, если я… Какой гипотетический грех собрался совершить Прошка, мы с Лешей так и не узнали. В замке входной двери повернулся ключ, и в мою карликовую прихожую с трудом впихнулись два недостающих участника созванного мной «военного совета»: Генрих и Марк.

Я наблюдала сквозь стеклянную дверь кухни, как они возятся с обувью, и сердце мое наполнялось благодарностью. Сколько лет друзья являются по первому моему зову с резвостью кур, сбегающихся на хозяйское «цып-цып-цып»! Их не останавливает ничто — ни время суток, ни грипп с высокой температурой, ни ремонт квартиры, ни прочие стихийные бедствия. Верно говорят: старая дружба не ржавеет!

Еще немного, и на мои глаза навернулись бы слезы умиления, но в эту минуту в кухню вошел Марк, и мое благостное настроение быстро увяло.

— Привет. — Он кивнул Леше и Прошке и, сведя черные брови к переносице, исподлобья уставился на меня. Как оказалось, наши мысли текли в одном направлении, но их эмоциональная окраска была различной. — Чем мы тебе так досадили, Варвара? По дороге сюда я перебирал в памяти наше общее прошлое и не сумел припомнить ни одного — ни единого! — года, когда бы нам не пришлось вытаскивать тебя из какой-нибудь мерзости. Вероятно, по молодости это еще можно было воспринимать как приятное развлечение, но с тех пор это развлечение давно утратило прелесть новизны. Подумай над этим, пожалуйста, на досуге. Ну, куда тебя угораздило влипнуть на сей раз?

— На сей раз, как и впредь, я намерена выбираться из выгребной ямы самостоятельно, — прошипела я, выбралась из кресла, отпихнула Марка с прохода и выскочила в коридор, где угодила в объятия Генриха.

— Ш-ш, — тихо сказал он, склонившись к моему уху. — Марк выведен из равновесия схваткой с милицией. Они поймали его на выходе из метро и, не удовлетворившись предъявленными документами, собрались учинить личный обыск… — И куда вы дели обезображенные трупы? — не сумела я скрыть любопытства.

— Обезображенные трупы — это по твоей части, — бросил Марк, выглянув из кухни. — Я всего лишь попросил их представиться и показать удостоверения.

— Они попробовали было качать права, — подхватил Генрих, — но нас окружили сочувствующие граждане, и слуги закона, предпочтя сохранить инкогнито, обратились в бегство — под свист и улюлюканье толпы. Первые пятьдесят метров мы преследовали их, громко выражая желание познакомиться, но они пугливо, будто девушки, спасающиеся от навязчивых кавалеров, нырнули в метро и были таковы. Пробудившийся в нас воинственный дух не нашел выхода, так что, пожалуйста, будь к нам снисходительна.

Я хотела было сказать, что срывать зло на безвинных — последнее дело, но, поразмыслив, отказалась от своего намерения. Присутствующие могли счесть (совершенно несправедливо, разумеется), что подобное заявление в моих устах звучит недостаточно убедительно. В общем, я сменила гнев на милость.

— Ладно, живите! Но раз уж вы вытащили меня из кресла, пойдемте в гостиную — там просторнее. Леша, Прошка, захватите чайник и чашки.

На случай, если моя любопытная соседка приникла к стене ухом, я вставила в магнитофон кассету, включила музыку. Подождала, пока все рассядутся, и мрачно объявила:

— Ночью позвонила Вероника. Из Цюриха. Не могла потерпеть до утра со своим радостным известием. Оказывается, она — мультимиллионерша.

Вероника, как и положено неприятностям, свалилась на мою голову совершенно неожиданно. За три месяца до описываемых событий из Канады позвонил мой отец, сообщил о смерти своего двоюродного брата, сказал, что единственное чадо Виктора собирается вернуться на родину, и попросил меня позаботиться о бедной девочке. Круг своего общения я предпочитаю выбирать самостоятельно, поэтому просьба восторга у меня не вызвала, но, с другой стороны, и оснований для паники вроде бы не давала. «Бедной девочке», как мне удалось вытянуть из папы, недавно стукнуло двадцать шесть, стало быть, в няньке она не нуждается. На всякий случай я уточнила у родителя, не страдает ли его двоюродная племянница психическим или каким-либо другим недугом, требующим постоянного присутствия сиделки. Папа недуг отрицал, а о небольшой заминке, предварившей его ответ, я вспомнила только после знакомства с Вероникой.

Она объявилась примерно через неделю. Я по обыкновению не спешила подойти к телефону, но, когда включился автоответчик и нежный девичий голосок с едва заметным акцентом произнес: «Здравствуйте, Варвара. Это ваша троюродная сестра Вероника», — сочла себя обязанной ответить лично. Разумеется, я не собиралась окружать новообретенную кузину неусыпными заботами и вниманием, но человеку, не ступавшему десять лет на родную русскую землю, на первых порах, безусловно, требовался гид. «Ничего, — подбадривала я себя, протягивая руку к трубке, — неделю-другую убью на ознакомление барышни с российскими реалиями, от меня не убудет. А потом — да здравствует свобода!» Знала бы заранее, как все обернется, ни в жизнь бы не ответила.

Нехорошее предчувствие зародилось во мне с первой же секунды нашей встречи. Вероника, приняв мое приглашение, взяла от гостиницы такси и спустя полчаса (от «Космоса», где она остановилась, до моего дома могла бы добраться за те же полчаса пешком) позвонила в дверь моей квартиры. Едва взглянув на ее золотистые кудряшки, слегка вздернутый носик и невинные васильковые глаза, я подумала, что сроки ознакомления барышни с российскими реалиями придется пересмотреть. За две и уж тем более за одну неделю этакому ангелочку особенностей национального быта не постичь. Хорошо, если за месяц управимся.