Сказки на всякий случай - Клюев Евгений Васильевич - Страница 7

Конечно же, Чахлый Стебель оказался прав. Видимо, и в самом деле надо было привыкать ложиться при появлении скорых поездов — и сегодня стало окончательно ясно, что дружба дружбой, а служба службой… Скорые поезда — они ведь на службе и вовсе не должны обращать внимания на такие мелочи, как всякие безымянные побеги на дороге: скорым поездам положено вовремя успевать на станцию назначения… досуг ли им думать о чьих бы то ни было макушках!

Безымянный Побег вздохнул и, обратившись к Чахлому Стеблю, сказал:

— Ну… как там ложатся?то?

— Да вот так, — засуетился Чахлый Стебель и принялся показывать: — Перегибаешься у самого основания и начинаешь стелиться по земле, прижимаясь к ней настолько плотно, насколько можешь.

— А дальше? — подождав ещё каких?нибудь объяснений, спросил Безымянный Побег.

— Дальше… дальше — ничего! Лег и лежи себе. А потом, когда скорый поезд проедет, распрямляйся да улюлюкай ему вслед — до появления следующего скорого поезда! Тут наука простая, только вот привычка нужна.

— И так всю жизнь… ложись и распрямляйся? — с тоской спросил Безымянный Побег.

— Ну, зачем же — всю… Когда наберёшь достаточно сил, можно проползти под рельсом, вылезти на другой стороне железнодорожного полотна и там зажить настоящей жизнью!

Безымянный Побег задумался и объявил:

— Нет, не получится у меня это… ложиться, распрямляться, под рельсом проползать…

— Ложись! — опять раздалось в ответ…

Но… Скорый Поезд Номер Девяносто опять снёс макушку Безымянного Побега… Так оно с тех пор и повелось: не успевал Безымянный Побег чуть подрасти, как тот или иной скорый поезд оставлял его без макушки.

— Ну, и чего ты добиваешься? — спрашивал Чахлый Стебель уже с другой стороны железнодорожного полотна.

— Не знаю… — честно отвечал Безымянный Побег, но снова распрямлялся во весь рост навстречу каждому следующему скорому поезду… Глупый Безымянный Побег!

Мне неизвестно, добился ли чего?нибудь Безымянный Побег, — думаю, что вряд ли… Наверное, скорые поезда продолжали сносить ему макушку всякий раз, когда он немножко подрастал. Я знаю только, что Безымянный Побег так и не научился ложиться при их появлении, а то, что впоследствии на месте, где он рос, построили железнодорожную станцию и назвали её «Безымянный Побег», — это… это, скорее всего, чистая случайность!

ПРОСТО АПЕЛЬСИНОВАЯ КОРОЧКА

Как?то совсем уж внезапно взяло вдруг да и подумалось: а почему бы не написать сказку о просто апельсиновой корочке? Причем сказку так и назвать— «Просто Апельсиновая Корочка»! Ведь в мире нет ничего, о чём не стоило бы написать сказку, — ив этом смысле Просто Апельсиновая Корочка ничем не хуже других.

Только что ж напишешь об апельсиновой?то корочке… а уж тем более о Просто Апельсиновой Корочке? Разве что?нибудь совсем грустное… дескать, апельсин очистили и съели, а корочку выбросили — вот и вся тебе сказка!

— Погодите?погодите, — откликается Просто Апельсиновая Корочка, — сказка ведь ещё даже не начиналась! Сказка ведь начинается там, где от Просто Апельсиновой Корочки остаётся запах, запах дальних стран. А потом…

Широкополая Соломенная Шляпа спланировала с антресолей на пол: то ли резкий порыв ветра распахнул дверцу под потолком, то ли защёлка, на которую закрывалась эта дверца, внезапно отказалась служить дальше… как бы там ни было, а Широкополая Соломенная Шляпа лежала на полу в прихожей и казалась там совсем неуместной, потому что была зима.

— Ну, и чего пожаловали? — не сказать чтобы очень вежливо поинтересовалась Деревянная?Трость?Прислонённая?к?Тумбочке, а Широкополая Соломенная Шляпа сразу смутилась. — Вы ведь понимаете, — продолжала Деревянная?Трость?Прислонённая?к?Тумбочке, — что Ваш сезон ещё не настал? Тут у нас пока январь, видите ли…

— Январь? — повторила Широкополая Соломенная Шляпа: этого слова она не знала. — Что такое «январь»?

Деревянная?Трость?Прислонённая?к?Тумбочке вздохнула и скучным голосом объяснила:

— Январь — это зимний месяц… если кому?то непонятно.

Присутствующие в прихожей фыркнули, а Широкополая Соломенная Шляпа с недоверием произнесла:

— Никогда не слышала о таком месяце… несмотря на то, что я знаю названия всех месяцев в году. Их четыре: май, июнь, июль и август.

— Четыре! Да их гораздо больше, чем четыре! — рассмеялась Деревянная?Трость?Прислонённая?к?Тумбочке. — Просто в остальные месяцы широкополых соломенных шляп не носят…

— Как грустно… — сказала Широкополая Соломенная Шляпа.

— Что ж тут поделаешь… — смягчилась Деревянная?Трость?Прислонённая?к?Тумбочке. — Вам, голубушка, ничего не остаётся, как опять запорхнуть к себе на антресоли.

Широкополая Соломенная Шляпа смерила взглядом расстояние до антресолей и вздохнула:

— Теперь уж мне туда не запорхнуть… Ой, привет! — Последние её слова относились к Лёгким Парусиновым Тапочкам, высунувшимся из?под шкафа.

— А Вам?то что тут надо? — чуть ли не возмутились, увидев ещё и их, Стоптанные Домашние Туфли.

— Да так… прогуляться вышли, — испуганно ответили Лёгкие Парусиновые Тапочки и направились прямо к Широкополой Соломенной Шляпе, радостно повторяя: — Привет?привет!

А из соседней комнаты уже летели в прихожую Плетёная Сумка, Крепдешиновое Платье, ещё одно, а потом и ещё два, Светлые Брюки и Рубашки?с?Короткими?Рукавами… Все они с хохотом падали на пол — прямо поверх Широкополой Соломенной Шляпы и Лёгких Парусиновых Тапочек, между тем как откуда?то везли уже и Пыльный?Чемодан?на?Колесиках. Было видно, что до этого он спал крепким сном. Теперь Пыльный?Чемодан?на?Колесиках бурчал на ходу, поскольку разбудили его явно не вовремя:

— …без всякого предупреждения… в январе… среди ночи…

Но только кто?то уже поспешно кидал в чемодан всё, что горой лежало на полу. При этом Стоптанные Домашние Туфли то и дело отодвигали в сторону, а Деревянную Трость без конца роняли и снова приставляли к тумбочке…

— Тут, я вижу, все с ума посходили! — брюзжала Деревянная Трость. — Можно подумать, что настало лето…

Однако, грохоча по паркету Пыльным?Чемоданом?на?Колесиках, чада и домочадцы исчезали уже в проёме двери, а потом стало слышно, как в замочной скважине быстро поворачивается ключ.

— Минуточку! — крикнула им вслед Деревянная Трость, снова прислонённая к тумбочке. — Так всё?таки куда вы?

— В дальние страны! — раздалось из?за двери. — Мы вернёмся через месяц…

Деревянная?Трость?Прислонённая?к?Тумбочке и Стоптанные Домашние Туфли непонимающе переглянулись и спросили:

— Так о чём же эта сказка?

А эта сказка о Просто Апельсиновой Корочке. О Просто Апельсиновой Корочке и о запахе дальних стран, который иногда совершенно неожиданно уводит за собой сначала Широкополую Соломенную Шляпу, а потом… потом и нас с вами.

БАРАБАН, КОТОРЫЙ УМЕЛ УЖАСНО ГРОМКО СТУЧАТЬ

Не заметить, что в доме появился Барабан, было невозможно: он таким оглушительным треском поприветствовал всех сразу, что все сразу даже поёжились. Особенно Дедушка поёжился, но всё равно гостеприимно сказал в ответ:

— Здравствуйте, дорогой Барабан, и добро пожаловать… экий Вы громкий!

— Я такой оттого, — с радостью отчитался Барабан, — что новёхонький. И умею стучать ужасно громко.

— Это хорошо, что Вы умеете стучать громко, — улыбнулся Дедушка. — Но ведь дело не в этом.

— А в чём? — очень заинтересовался Барабан.

Однако Дедушка только покачал головой и ответил, что пока не скажет Барабану, в чём дело, потому как, дескать, рано ещё об этом говорить.

Тогда Барабан решил подождать, когда настанет время, а сам пока принялся стучать во всю мощь — просто хоть уши зажимай! Так, между прочим, и поступило одно комнатное растение под названием Аспарагус… кстати, это было очень вежливое растение и — перед тем как заткнуть уши — оно извинилось и сказало, что у него с утра сильно голова болит. А Барабан ответил, что, мол, сочувствует и что в таком случае уши, конечно, следует зажать, поскольку он, Барабан, как раз намерен сейчас ужасно громко стучать… — и опять застучал.