Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Лор Питтакус - Сила шести Сила шести

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Сила шести - Лор Питтакус - Страница 8


8
Изменить размер шрифта:

Она с минуту молчит, а когда наконец отвечает, мне хочется, чтобы уж лучше она молчала.

— Думаю, они могут быть там.

— Значит, Сара в опасности?

— Все в опасности, Джон. Каждый человек в Парадайзе, которого мы знаем, и каждый человек в Парадайзе, которого мы не знаем.

Возможно, весь Парадайз находится под наблюдением, и я знаю, что опасно приближаться к нему больше чем на сто километров. Или звонить. Или даже написать письмо — иначе они поймут, что меня тянет к Саре, что между нами есть связь.

— Ладно, — говорит Сэм, который хочет вернуться к рассказу, — могадорский бухгалтер падает и умирает. Что было потом?

— Катарина бросила мне Ларец, схватила чемодан, и мы выбежали из комнаты, Катарина так и осталась в халате. Пикап не был заперт, и мы запрыгнули внутрь. Из-за мотеля выскочил еще один могадорец. Катарина так волновалась, что не могла найти ключ. Однако она заперла двери, и стекла были подняты. Но парень не терял даром времени. Он кулаком разбил стекло двери с пассажирской стороны и схватил меня за рубашку. Катарина закричала, и в дело вмешались находившиеся поблизости мужчины.

Другие люди выскочили из ресторана посмотреть, что происходит. Могадорцу ничего не оставалось, как отпустить меня и развернуться к мужчинам.

— Ключи в номере! — крикнула Катарина. Она смотрела на меня своими огромными обезумевшими глазами. Она была в панике. Мы обе паниковали. Я выпрыгнула из машины и побежала в номер за ключами. В тот раз мы сумели ускользнуть только благодаря тем техасским мужчинам. Они спасли нам жизнь. Когда я вернулась с ключами, один из техасцев целился в могадорца из ружья.

Не знаю, что случилось потом, потому что Катарина поехала на всей скорости, и мы не оглядывались назад. Мы спрятали Ларец через несколько недель, прямо перед тем, как они нас окончательно настигли.

— А Ларцы первых трех уже у них? — спрашивает Сэм.

— Уверена, что да, но какой от них прок? В ту же секунду, как мы умираем, Ларец сам открывается, и все, что находится внутри, становится бесполезным, — говорит она, и я киваю, потому что тоже об этом знаю из разговоров с Генри.

— Предметы не только теряют всякую ценность, — добавляю я, — но и полностью разрушаются, как могадорцы, когда их убивают.

— Клево, — говорит Сэм.

Тут я вспоминаю записку, которую нашел, когда спасал Генри в Атенсе, штат Огайо.

— Те парни, к которым пошел Генри, которые издавали «Они ходят среди нас…»

— Да?

— У них был информатор, который, похоже, захватил одного могадорца и пытал его, выведывая информацию. Он вроде бы узнал, что следы Седьмого ведут в Испанию, а Девятый находится где-то в Южной Америке.

Шестая на секунду задумывается. Она кусает губу и смотрит в зеркало заднего вида.

— Я точно знаю, что Седьмая — девушка. Я помню это из путешествия на корабле.

В ту секунду, когда эти слова слетают с ее губ, сзади нас раздается рев сирены.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Снегопад прекращается вечером в субботу. В воздухе разносится звук лопат, скребущих по асфальту. Из окна я вижу силуэты жителей, которые отбрасывают снег, расчищая себе дорожки, чтобы утром пойти по обязательным воскресным делам. От этой совместной вечерней работы, когда все заняты одним и тем же делом, возникает ощущение спокойствия, и я бы хотела оказаться среди них. Потом звонит колокол, возвещая отход ко сну. Все четырнадцать девочек в комнате за минуту укладываются в кровати, и свет выключается.

В ту же секунду, как я закрываю глаза, начинается сон. Теплым летним днем я стою на цветном поле. Вдалеке справа на фоне заката видна ломаная линия горной гряды, слева раскинулось море. Из ниоткуда появляется девушка, одетая в черное. У нее черные с отливом волосы и яркие серые глаза, жесткая и в то же время приятная улыбка. Нас только двое. Потом позади меня происходит какой-то катаклизм, как будто начинается землетрясение, и земля раскалывается, по ней идут трещины. Я не оглядываюсь посмотреть, что на самом деле происходит. Девушка поднимает руку и протягивает ее мне, ее глаза неотрывно смотрят в мои. Я тянусь рукой к ее руке. Мои глаза открываются.

В окна льется свет. Хотя кажется, что прошло всего несколько минут, на самом деле прошла вся ночь. Я стряхиваю с себя сон. Воскресенье — день отдыха, но по иронии для нас это самый загруженный день недели, начинающийся с длинной мессы.

Принято считать, что по воскресеньям большая толпа собирается по причине глубокой религиозности, но на самом деле люди приходят из-за El Festin — большого обеда, который устраивается после мессы. Все мы, живущие в монастыре, должны его обслуживать. Мое место — у стойки в кафетерии. Мы освобождаемся только после обеда. Если повезет, мы закончим к четырем и до захода солнца будем свободны. В это время года солнце садится вскоре после шести.

Мы спешим принять душ, быстро чистим зубы, причесываемся и наряжаемся в свою лучшую воскресную одежду — она у всех одинаковая, черно-белая, и оставляет открытыми только ладони и головы. Когда большинство девушек ушли, в комнату входит Аделина. Она встает передо мной и поправляет мне воротник рубашки. От этого я чувствую себя маленькой девочкой. Я слышу, как толпа заполняет церковь. Аделина молчит. Я тоже. Я смотрю на проблески седины в ее темно-рыжих волосах, которую раньше не замечала. У ее глаз и у рта появились морщины. Ей сорок два года, но выглядит она на десять лет старше.

— Мне приснилась девушка с черными волосами и серыми глазами, которая протянула мне руку, — говорю я, нарушая молчание. — Она хотела, чтобы я взяла ее за руку.

— О'кей, — говорит она, не вполне понимая, зачем я ей это рассказываю.

— Как ты думаешь, могла это быть одна из нас?

Она расправляет последнюю складку на воротнике.

— Я думаю, что тебе не стоит слишком увлекаться толкованием снов.

Мне хочется с ней поспорить, но я не знаю, что сказать. Поэтому я только роняю:

— Это казалось реальным.

— Со снами так бывает.

— Но ты когда-то давно говорила, что на Лориен мы иногда могли общаться между собой на больших расстояниях друг от друга.

— Да, а после этого я рассказывала тебе о волке, который мог сдувать дома, и о гусыне, которая высиживала золотые яйца.

— Но это были сказки.

— Все это — одна большая сказка, Марина.

Я скриплю зубами.

— Как ты можешь так говорить? Мы обе знаем, что это не сказка. Мы обе знаем, откуда мы прибыли и зачем мы здесь. Я не знаю, почему ты себя так ведешь, словно ты не прилетела с Лориен и не обязана обучать меня.

Она заводит руки за спину и смотрит в потолок.

— Марина, с тех пор как я оказалась здесь, как мы оказались здесь, нам улыбнулась удача, и мы узнали истину о мироздании, о том, откуда мы взялись, и о нашей подлинной миссии на земле. Все это сказано в Библии.

— А Библия — это не сказка?

У нее напрягаются плечи. Она хмурит брови и стискивает челюсти.

— Лориен — это не сказка, — говорю я, и, не успевает она ответить, как при помощи телекинеза я поднимаю подушку с ближней кровати и кручу ее в воздухе. Аделина делает то, чего никогда не делала прежде: она дает мне пощечину. И бьет сильно. Я бросаю подушку и прикладываю ладонь к горящей щеке. От неожиданности у меня челюсть отвисла.

— Не смей делать это при них! — произносит она в ярости.

— То, что я сделала, — это не сказка. Я не из сказки. Ты мой Чепан, и ты тоже не из сказки.

— Называй, как хочешь, — говорит она.

— Ты что, не читала новостей? Ты знаешь, что парень в Огайо — один из нас, ты должна это понимать! Может быть, он наш единственный шанс!

— Единственный шанс на что? — спрашивает она.

— На жизнь.

— А мы что, не живем?

— Проводить дни, притворяясь, что мы не пришельцы, это не жизнь, — говорю я.

Она качает головой.

— Оставь это, Марина, — произносит она и уходит. Мне приходится идти следом.

Марина. Сейчас имя звучит так естественно, оно настолько мое. Я сразу же реагирую, когда его с шипением произносит Аделина или когда другие девочки из приюта выкрикивают его у школьных дверей, размахивая забытым мной учебником по математике. Но меня не всегда так звали. Раньше, когда мы скитались в поисках теплой еды или постели, еще до Испании и Санта-Терезы, еще до того, как Аделина стала Аделиной, я была Женевьевой. А Аделина — Одеттой. Это были наши французские имена.