Сила шести - Лор Питтакус - Страница 32

— Как он выглядит?

— Понятия не имею. Но времени у нас совсем мало, так что ищи быстрее.

Я почти готов рассмеяться. Сейчас нет ничего такого, что я мог бы сделать быстро. Тем не менее, пока Шестая носится вокруг джипа, я встаю на колени и умудряюсь забраться под машину, подсвечивая ладонями подвеску. Берни Косар приступил к обнюхиванию, начиная с бампера. Я нахожу его почти сразу же — маленький круглый предмет размером не больше двадцатипятицентовой монеты, прикрепленный к пластиковому кожуху топливного бака.

— Есть! — кричу я, отрывая его. Я выползаю из-под днища и, лежа на спине, отдаю устройство Шестой. Она бегло его изучает и бросает себе в карман.

— Ты его не уничтожишь?

— Нет, — отвечает она. — Проверь еще. Надо убедиться, что там нет второго или третьего.

Я снова заползаю под днище и при свете ладоней осматриваю его от заднего бампера до переднего. Ничего не нахожу.

— Ты уверен? — спрашивает она, когда я встаю.

— Да.

Мы забираемся в машину и уносимся. Сейчас два часа ночи, и Сэм едет на запад. Согласно инструкциям Шестой, он гонит со скоростью 140–150 километров в час, и я тревожусь насчет полиции. Через пятьдесят километров он сворачивает на шоссе между штатами и едет на юг.

— Мы почти приехали, — говорит Шестая. Через три километра она велит Сэму свернуть с шоссе. — Стоп! Прямо здесь, стоп!

Сэм бьет по тормозам рядом со стоящим трейлером. Его хозяин заправляется. Шестая становится невидимой и выходит, оставляя дверь приоткрытой.

— Что она делает? — спрашивает Сэм.

— Не знаю.

Через несколько секунд открытая дверь захлопывается. Шестая появляется и велит Сэму возвращаться на шоссе, только теперь ехать на север. Она немного успокоилась и больше не цепляется за панель так, что костяшки пальцев становятся белыми.

— А можно ли узнать, что ты сейчас сделала? — говорю я.

Она оборачивается.

— Этот грузовик едет в Майами. Я прилепила «жучок» на днище прицепа. Надеюсь, они потеряют несколько часов, отслеживая его движение на юг, пока мы будем ехать на север.

Я качаю головой:

— Хорошая же ночка будет у этого водителя.

Сразу после поворота на Окалу Шестая велит Сэму съехать с шоссе и остановиться за супермаркетом, до которого несколько минут езды.

— Здесь мы будем спать, — говорит Шестая. — Вернее, спать по очереди.

Сэм открывает дверь и разворачивается, высовывая ноги из джипа.

— Знаете что, ребята? Может, надо было рассказать вам раньше, но меня довольно серьезно ранили. Сейчас становится по-настоящему больно и думаю, что я скоро потеряю сознание.

— Что? — Я выкарабкиваюсь из машины и встаю перед ним. Он задирает грязную правую штанину: над коленом у него рана размером чуть меньше кредитной карточки, но глубиной, наверное, в два-три сантиметра. Его колено и голень покрыты запекшейся и свежей кровью.

— Боже мой, Сэм, — говорю я. — Когда это случилось?

— Прямо перед тем, как я завладел тем могадорским мечом. Вообще-то я вытащил его из своей ноги.

— Ладно, вылезай, — говорю я. — Ложись на землю.

Шестая подсовывает голову ему под руку и помогает лечь.

Я открываю багажник и достаю из Ларца заживляющий камень.

— Ухватись за что-нибудь, парень. Эта процедура… болезненная.

Шестая берет его руку в свою. Как только я прикладываю камень к ране, все мышцы Сэма напрягаются и он корчится в агонии. Кажется, что он вот-вот потеряет сознание. Кожа вокруг раны становится белой, потом черной, потом кроваво-красной. И я уже жалею, что решил испробовать камень на человеке. Говорил ли Генри, что камень не срабатывает на людях? Пока я пытаюсь вспомнить, Сэм издает долгий стон, который выпускает из него весь воздух. Края раны начинают стягиваться, и она исчезает. Сэм отпускает руку Шестой и постепенно восстанавливает дыхание. Через минуту он уже садится.

— Ну и ну, мне хочется в инопланетяне, — наконец говорит он. — Вы, ребята, способны на такие крутые штуки.

— Ты заставил меня секунду поволноваться, приятель, — замечаю я. — Я не был уверен, что камень подействует на тебя, потому что не все из Ларца на тебе срабатывает.

— Я тоже, — добавляет Шестая. Она наклоняется и целует Сэма в грязную щеку. Сэм ложится и вздыхает. Шестая смеется и проводит рукой по щетине на его голове. Я удивлен тому, какая при этом во мне закипает ревность.

— Хочешь в больницу? — спрашиваю я.

— Я хочу остаться здесь, — отвечает он. — Навсегда.

— Знаешь что? Довольно удачно у нас вышло с этой прогулкой, — замечает Шестая, когда мы снова устраиваемся в джипе.

— Ты права, — говорю я.

Сэм поворачивается правой щекой на подголовник, чтобы видеть нас обоих.

— А куда это вы ходили, для начала?

— Мне не спалось. Шестой тоже, — отвечаю я. Формально так и есть. Но это не избавляет меня от чувства вины. Я знаю, что мне предназначена Сара. Но в то же время я не могу отрешиться от своих новых чувств.

Шестая вздыхает.

— Ты ведь знаешь, что это значит, да?

— Что?

— Видимо, они открыли мой Ларец.

— Ты не можешь знать наверняка.

— Нет. Но после того как я взяла тот камень из твоего Ларца и он начал пульсировать и причинять мне боль, я не смогла стряхнуть с себя неприятное ощущение. И только сейчас мне пришло в голову, что, возможно, это как-то связано с моим Ларцом.

— Твой Ларец уже три года как у них, — говорю я. — Так ты думаешь, что они могут открывать наши Ларцы без нас, не убив нас?

Она пожимает плечами:

— Не знаю. Может быть. Но у меня такое чувство, что они вскрыли мой, и, когда я прикоснулась к камню, это каким-то образом навело скаутов на наш дом.

— Почему послали так мало? — спрашивает Сэм между зевками. — Почему было не дождаться подкрепления, а уже потом нападать?

— Может, они испугались и запаниковали? — делает предположение Шестая.

— Может, кто-то из них решил стать героем? — добавляю я.

Шестая опускает стекло со своей стороны и прислушивается. Удовлетворившись, она говорит:

— Так или иначе, в следующий раз их будет больше. И пайкены, и краулы, и все, что они только смогут на нас натравить.

— Наверное, ты права, — шепчет Сэм. Он почти засыпает. — Одно вам скажу. Быть в бегах — очень утомительное дело.

— Попробуй позаниматься этим одиннадцать лет, — говорю я.

— Думаю, я немножко соскучился по дому, — бормочет он.

Я наклоняюсь вперед и вижу, что он держит на коленях старые отцовские очки — те самые, с толстыми стеклами, которые он носил в Парадайзе.

— Еще не поздно вернуться, Сэм. Ты ведь знаешь?

Он хмурится.

— Я остаюсь. — На этот раз в его голосе гораздо меньше убежденности, чем когда он впервые это сказал в мотеле в Северной Каролине. — Пока не найду папу. Или, по крайней мере, пока не узнаю, что с ним случилось.

«Его папу?» — Шестая беззвучно шепчет мне в удивлении.

«Потом», — так же беззвучно шепчу я в ответ.

— Разумно, — говорю я. — Со временем мы это выясним. — Я поворачиваюсь к Шестой: — Так куда мы двинемся утром?

— Теперь, когда мы подозреваем, что они открыли мой Ларец, думаю, мы пойдем туда, куда нас понесет ветер. Он меня до сих пор не подводил. — Она вроде как острит, а потом смотрит на меня. — Ты не знал, что, если бы не ветер, подувший в Пенсильвании в ночь перед нападением в Парадайзе, и не моя потребность в кофеине, то я бы не поспела к вам вовремя?

— О чем это ты? — спрашиваю я.

— Я дрейфовала по штатам Среднего Востока, понимая, что вы где-то в Огайо, или в Западной Вирджинии, или в Пенсильвании. Дело в том, что я посмотрела в Интернете кое-какие новости и решила, что происшествие в Атенсе близ колледжа — это дело рук могадорцев. Но потом в течение нескольких недель в новостях было пусто, и я подумала, что потеряла ваш след и что вы подались, как мне тогда казалось, в Калифорнию или в Канаду. И вот я стояла здесь, на этой самой парковке, усталая, потерянная и сломленная, когда мимо меня вдруг пронесся мощный порыв ветра и распахнул дверь кафетерия слева от меня. Я решила зайти заправиться, а потом вернуться и поразмыслить. Но в дальнем углу заведения стоял включенный компьютер для посетителей. Я купила большую кружку кофе и стала лазить по Интернету. И без труда нашла статью о горящем доме, из которого ты выпрыгнул.