Круг - Симонова Лия Семеновна - Страница 3

— Неужели кричали? — Не скрывая удовольствия, Виктория Петровна опустилась на стул и заинтересованно посмотрела на директора. — Ну, это уже прогресс вперед!

«Прогресс вперед» рассмешил Надежду Прохоровну, а ее собеседница обиделась.

— Не вижу ничего смешного, — осуждающе произнесла завуч и назидательно добавила: — Кричать на них мало. Их надо наказывать! Наказывать надо!

— Ох, Виктория Петровна, Виктория Петровна, неутомимая вы женщина, — посетовала Надежда Прохоровна. — Много ли дают ваши телефонные звонки родителям? Только озлобляете их, а заодно и ребят. Да они уже в пятом, даже в четвертом классе понимают, что наказать их вы не можете. Двойки не поставите — вам проценты успеваемости нужны для отчета. Из школы не прогоните — у нас всеобщее среднее образование. И класс расформировать нам с вами не позволят. Тем более старший класс. Ну, а кричать громче станем, думаете, они нас лучше услышат? Всё слова, слова… Потонули мы в словах… — Она встала, подошла к окну и, поливая из небольшой красной леечки цветы, предложила: — Давайте-ка, я вам расскажу как раз к случаю забавную историю… Так вот. Летит самолет. Один пассажир, несмотря на увещевания стюардессы, выпил изрядно и пристает к соседям. Стюардесса и так с ним, и эдак, и просит, и требует, а он будто и не слышит. Наконец, когда она слишком надоела ему, он вдруг как гаркнет на весь салон: «Не мелькай, милочка! Если я тебя не устраиваю, высади меня!» А самолет на высоте десять тысяч метров…

Улыбаясь, Надежда Прохоровна повернулась к завучу. На неподвижном лице Виктории Петровны не появилось даже малейшего подобия улыбки. История, случившаяся на высоте десяти тысяч метров, оставила ее безучастной.

— Безнаказанность, — изрекла она, — ведет к распущенности. За последнее время, — завуч явно намекала на время директорствования Надежды Прохоровны, — эти изверги распустились до предела!

«У нее вовсе отсутствует чувство юмора», — с досадой отметила Надежда Прохоровна, а вслух произнесла:

— Ольга Яковлевна не справляется с классом. Ребята не хотят ее, просят Анатолия Алексеевича. Есть ли смысл им отказывать?..

Виктория Петровна оставила вопрос без ответа. Плотно сомкнула тонкие губы, и Надежда Прохоровна вдруг заметила, что завуч нервно теребит в руках какие-то бумаги.

— Вот, полюбуйтесь, — дождавшись подходящего момента, не без некоторого торжества протянула она директору одну из бумаг.

Это было сообщение из милиции. Быстро пробежав его глазами, Надежда Прохоровна узнала, что «подростки Клубничкина Мария, Дубинина Ольга, Тесли Юстина, Прибаукин Вениамин, Столбов Алексей и Попов Валерий были задержаны за нарушение общественного порядка».

Надежду Прохоровну поразило, что среди нарушителей порядка оказался тихий мальчик с ангельским личиком, комсорг класса, Валерик Попов. Как он-то попал в эту компанию? Похоже, Прибаукин скоро всех подомнет под себя?..

Опережая возможные вопросы, Виктория Петровна молча передала Надежде Прохоровне еще один листок бумаги, на котором уже рукою завуча было написано: «Акт совершения недостойного поступка обсужден на классном собрании совместно с родителями. Проведена беседа директора лично с каждым учеником. Закреплено шефство учителей за данными учениками персонально».

Надежда Прохоровна недоуменно посмотрела на завуча.

— Что вас тревожит? — не поняла Виктория Петровна. — Совершенные злодеяния или указанные здесь меры по их искоренению? Обещания мы исполним, чуть позже, а реагировать обязаны немедленно!

«Тоже мне словесник! — разозлилась Надежда Прохоровна, — Какпишет, какговорит! И чтоговорит?!»

Но самое ужасное для директора школы заключалось в том, что она наверняка знала: никуда ей не деться от предложения завуча.

Со старательностью прилежной ученицы усвоила Виктория Петровна правила игры. Надежда Прохоровна понимала, что и она не посмеет отступить от этих правил, с той лишь разницей, что посердится на себя и на всех, помучается и все же подпишет бумагу.

Второй день в ее сейфе лежало письмо, которое переслали из редакции молодежной газеты. Никогда прежде, во всяком случае сколько она помнила, школьники не писали таких писем о своих учителях. Долго созревал нарыв, теперь он готов прорваться. И никто не подскажет ей, никто и не знает, как не допустить общего заражения крови…

Чувствуя безнадежность хоть что-то изменить во вращающем ее с невероятной силой круговороте жизни, Надежда Прохоровна все более ожесточалась.

Что же делать, если так положено?! Она будет реагировать, немедленно! Напишет в редакцию, что меры приняты. С учителями и завучем проведены беседы. И она, директор, персонально прикрепила себя к завучу для нормализации обстановки в школе. Каково?! Но в редакции, пожалуй, обрадуются. Получат ответ, и вроде бы разбираться незачем. И они играют все по тем же правилам. Кому охота обременять себя лишними хлопотами?! Таких теперь не сыщешь… Да и что можно понять, несколько раз появившись в школе? Шумит листва, а корни глубоко, их с поверхности не разглядишь…

В дверь снова постучали. На пороге появился Анатолий Алексеевич, и Виктория Петровна обрадованно вскочила ему навстречу, немало удивив Надежду Прохоровну. Директору школы казалось, что завуч давно ушла, так непривычно тихо она сидела, но выходит, исподтишка наблюдала за ней?.. Остался неприятный осадок…

— Ну? Как дела? Что эти изверги говорят? Чем мотивируют? — атаковала завуч молодого учителя.

Нетерпеливое любопытство, бесцеремонность, с которой Виктория Петровна и в кабинете директора ощущала себя основным действующим лицом, раздражали Надежду Прохоровну, но она никак не показывала этого. Спросила только:

— Может, и меня посвятите в свои секреты?

— Какие секреты?! — возмутилась Виктория Петровна. — В школе ни у кого от нас с вами не должно быть секретов! Этот молодой человек ходит в любимчиках, я и попросила его разведать, за что все-таки наши голубчики угодили в милицию? Милиция сигнализирует, что они хулиганили в подъезде!..

— Я думаю, это не совсем так, Виктория Петровна, и я прошу вас больше не давать мне таких поручений… посреднических, извините, это как-то неловко… — Несмотря на решительность, звучавшую в голосе, Анатолий Алексеевич совсем по-ученически топтался возле завуча. — У них было важное дело. Они хотели его обсудить. Шел дождь. Пришлось забежать в подъезд. Поднялись на второй этаж и громко спорили. Жиличка с этого этажа, как они говорят, оказалась слабонервной. Позвонила в милицию. Сейчас же все боятся подростков. Никто не хочет их выслушать. А их надо послушать! — твердо произнес Анатолий Алексеевич и с надеждой посмотрел на директора.

— Их послушать — волосы дыбом встанут, — мрачно проговорила Виктория Петровна, пристально изучая своих коллег. — Если им во всем потакать, завтра они и этого любимчика, своего избранника, тоже свергнут. В школе непозволительна анархия, в школе необходим порядок! И все обязаны ему подчиняться!

— А я согласна их выслушать, — коротко сказала Надежда Прохоровна. — И я прошу вас, Анатолий Алексеевич, взять классное руководство над нашими бунтарями. Я верю, вы сумеете найти с ними общий язык. Если не возражаете, я сегодня же издам приказ. Надеюсь, Виктория Петровна поддержит меня?!

Тяжело ступая, завуч направилась к двери. Анатолий Алексеевич смущенно развел руками, пробормотал что-то несвязное: «Благодарю… Подумаю… Но…» — и тоже попятился к выходу.

Оставшись наконец одна, Надежда Прохоровна вынула из сейфа письмо и еще раз внимательно прочитала его.

«Здравствуй, дорогая редакция!

Я пишу в редакцию первый раз и не знаю, как надо писать. Поэтому начинаю с самого для меня главного. Нашего завуча мы боимся как злого волшебника. Некоторые храбрятся: «Что мне сделают?» — а сами, завидя завуча, идущего по коридору, стараются незаметно улизнуть или опрометью бросаются наутек. Не хотят попадаться на глаза.

Маленьких детей пугают завучем, словно бабой-ягой. У ребенка душа в пятки: еще не знает всех школьных законов, а его уже спешат запугать. Я считаю это неправильным. Учителя нельзя бояться. Слово «учитель» должно звучать гуманно, а не запугивающе. Иногда так хочется поговорить с учителем по душам, поспорить, доказать свою точку зрения. Но спора не получается, потому что учитель всегда прав. Он переспорит тебя не вескими доводами и примерами, а силою власти.