Команда бесстрашных бойцов - Володихин Дмитрий Михайлович - Страница 48

Гоблины, как оказалось, испытывали восторг от обилия воды. Реки, каналы, пруды, затоны, водопады, плотины, мосты и фонтаны делали их счастливыми. Поэтому аристократические районы – Вэдэнэха, Манежная площадь, Серебряный бор, Крылатское, да еще Коломенское-Нагатино были превращены ими в водяные лабиринты.

Область между Волгорадским проспектом и Первомайской улицей с сорок первого года называли Мертвыми дебрями. Радиация, химическое заражение, а главное, целый каскад зон, где массированное применение магического оружия исказило реальность, вывернуло ее наизнанку, превратили Мертвые дебри в место, где побаивались жить и гоблины, и люди, и оборотни, и неприхотливые упыри, а в роли жильцов выступала экзотическая нечисть, к которой с опаской относился даже сам каган Раш. Столь же гибельные джунгли смерти образовались еще в двух местах: Между Кутузовским проспектом и рекой Москвой, то есть на Филях, а также в Северном Бутове.

В разросшемся Лосиноостровском парке жили все, кому не лень, но особенно много было упырей и оборотней; не намного уступали им в численности «дикие» фермеры и банды, пришедшие из голодных северных городов. Гоблинов тут не любили.

Раменки тихо контролировал Подземный Круг, а Сходненские места – Секретное войско.

И еще на территории Москвы было шестнадцать вольных зон. Тамошним насельникам плевать было на то, кто их окружает: гоблины, оборотни, вампиры, сельские бандиты... Снаружи туда входили двумя способами: либо с крестом на шее и сложив оружие у ворот, либо в составе штурмового корпуса. Причем второй способ считался крайне рискованным...

Все остальное представляло собой обширный пояс развалин, едва пригодных для обитания, и считалось ничейными землями. Вот уже лет пять, как здесь хозяйничало сообщество команд, не больно жаловавшее иных жильцов. Гоблинов тут рассматривали как мишени, а охраняемые каганом тракты – как дойную корову, позволявшую недурно кормиться в любое время года.

Даня и Гвоздь без особого труда составили оптимальный маршрут к Останкино: от улицы Грибальди по самой окраине города – где-то улицами, а где-то «проходами» – к Спасскому мосту. Спасский мост находится под негласной охраной Секретного войска и местных команд... кто там? Васильич, да Метла, да Горшок... договориться с ними нетрудно – свои же, да еще знакомые. Потом надо пройти по территории «секретников» и переехать канал имени Москвы на тамошнем пароме – мостов в тех местах нет, мосты разрушены, а неразрушенный Строгинский мост контролируют гоблины... Сходненский паром оберегали как зеницу ока, он считался величайшей антигоблинской тайной Москвы. До переправы дуэт намеревался добраться за день, если не случится ничего непредвиденного; там как следует отоспаться; утром погрузиться на паром и переплыть на нем канал; а дальше... дальше начинались большие сложности. В общем и целом дорогу до улицы Академика Королева Гвоздь себе представлял. За несколько месяцев там вряд ли многое изменилось. Но эта дорога годилась для одиночки, путешествующего налегке, а не для тягача, нагруженного харчами, горючим, оружием и снаряжением. К тому же, тягач перед спуском в подземелье следовало где-нибудь спрятать... Где-нибудь означало, в конечном счете, «у кого-нибудь». Но ни Гвоздь, ни Даня никого не знали из тьмочисленных команд необъятного московского Севера. Несколько имен тамошних генералов было на слуху, но дел с ними Даня никогда не вел, а бесшабашный Гвоздь, хоть и припоминал размытые временем сцены братания, но в целом был лишен способности «заводить связи»; он просто выбросил имена и лица из головы как лишний груз.

Север считался богаче Запада и Юго-Запада командами, ведь там ничейные земли превосходили по площади западные и юго-западные пятачки свободы в несколько раз. И Даня принялся через знакомых генералов людей искать с Севера, которые согласятся помочь им с Гвоздем: встретить в опасном парке Покровское-Стрешнево, забитом оборотнями, кишащем патрулями гоблинов, разведотрядами Секретного войска и дергаными командами, живущими в столь неуютном месте в постоянном напряжении. А встретив, провести максимально коротким путем к Останкино и припрятать Гэтээс на время операции. Генерал даже обещал ссудить проводника за его небезопасную работенку харчами, солярой или боезапасом на выбор.

Обратно-то они уж как-нибудь сами...

Довольно долго у Дани ничего не получалось. Потом Рыжий Макс связался с каким-то Котлом с Лихоборки, а тот с Юлой со Станколита, а та нашла подходящего парня. Он содержал в Братцеве секретный подземный бар, слыл рисковым человеком и очень нуждался в медицинском спирте. А спирт Гвоздь давным-давно припас в количестве трех литров и с тех пор не трогал.

Парня звали Кореец, никто не знал его настоящего имени, в том числе и он сам.

Наверное, дельный был парень. Он сдержал свое слово, и честно ждал в назначенное время Даню с Гвоздем на той стороне канала, у самого причала.

Беда только в том, что Кореец не мог работать проводником: его тело лежало в луже крови, а ноги и руки отгрызли оборотни. Два их трупа валялось неподалеку...

...Утро выдалось холодным. Гвоздь, ежась, выпрыгнул из тягача, поднял воротник куртки, сунул руки в карманы. Даня как будто не замечал ранних октябрьских заморозков. Он подошел поближе к телу, наклонился и закрыл Корейцу глаза.

– Мертв? – спросил его мастер.

– Мертвее не бывает.

– А эти твари... может, они еще здесь, поблизости.

Генерал ответил с досадой:

– Ты ж сам на тягач систему наблюдения ставил!

– И что? Разве ты смотрел на экраны, когда мы наружу полезли?

– Глянул.

– Глянул он! С большим вниманием надо к технике относиться!

– Не нуди, старик. Семья из трех особей, ближайшая находится сейчас на расстоянии тысячи двухсот метров от нас. К тому же они сейчас сытые, наше мясцо их не интересует.

Гвоздь только запахнул куртку, отвечать не стал. Даня походил вокруг тела, привыкая к неприятной мысли о том, что сейчас придется рыть землю, терять время, искать новые варианты... Потом оторвался от своих командирских печалей, глянул на мастера и сказал:

– Хорош зубами стучать! Лезь внутрь, следи за обстановкой. А мне выкинь этот... легендарный артефакт.

Гвоздь не заставил его повторять приказ. И четверти минуты не прошло, как «легендарный артефакт» шлепнулся на землю с глухим стуком. Даня взял его в руки, чувствуя священный трепет. «Не понимаю, блин, чего это фигню Эмэсэлом зовут? „Эм“ – понятно, „малая“. „Эл“ – тоже понятно, „лопата“. А вот про „эс“ нет ясности: что значит „спёрная“? Спереть с помощью лопаты ничего не получится. Или лопату надо было спереть, и тогда ты переходил из разряда малолеток в разряд бойцов?» Гвоздь когда-то вытащил из арсенального чулана такую же и понес про нее такую пургу, хоть уши дерьмом затыкай! Мол, была в незапамятные времена, сразу после потопа (какого, мля, потопа?), супермогучая команда Непобедимая и Легендарная Красная Армия. Генералом у них был Жуков, а каждому бойцу давали такую хреновину. «Раз артефакт использовали в легендарной команде, значит, – говорил Гвоздь, – он и сам легендарный». На вопрос Тэйки, куда делась Непобедимая и Легендарная, находчивый мастер ответил в духе, мол, она сначала познала в боях радость побед, а потом куда-то совершенно исчезла. В один день. Это одна из загадок древности... Катя, слушая Гвоздя, подозрительно похихикивала, и от нее Даня потом узнал, до чего же Гвоздь – врательский враль. Оказывается, Непобедимую и Легендарную возглавлял генерал Ленин, и Эмэсэл служил знаком его власти над Армией...

Земля неожиданно легко поддавалась усилиям генерала, она еще не превратилась в стылую твердь. Заровняв могилу, чтобы даже холмика не осталось, Даня отыскал булыжник поплоще и выцарапал на нем три слова: «Неподалеку лежит Кореец». А потом швырнул камень в воду. Если могилу разроют оборотни, они всего-навсего дожрут мертвечину, а если люди, то могут еще и обворовать. Даня не знал, что это нехорошо, однако не знал почему, – видно, в детстве объяснил второпях кто-то из родителей, – но теперь он твердо придерживался принципа: свои покойники неприкосновенны. О чужих – другой разговор.