Команда бесстрашных бойцов - Володихин Дмитрий Михайлович - Страница 30

Немо все еще мог воспринимать происходящее почти как человек. Он сознавал: надо тянуть время. Еще минута. Автоматный рожок расстрелян, менять его времени нет. Бросить рожок, бросить автомат. Еще двадцать секунд. Еще пять секунд... Все! Можно уходить.

И Немо ушел через брешь, проделанную им последней. Там, поскользнувшись, он потерял еще одну секунду форы.

Жарко, очень жарко! Все вокруг желтеет... Звук исчез. О! Вместо звуков боя – какофония скрежетов, стуков и завываний, невесть откуда проникшая в его голову. Красиво... завораживающе красиво... хаотически красиво...

Немо твердо помнил: ему требуется четыре секунды, чтобы вскочить в тягач и тронуться с места. Четыре, а не одна! Надо еще ускориться.

Черный водопад. Медленное течение таблиц, плавное течение тишины, шумное течение глубокой тьмы. Лица странных существ. Вскочил, завелся... Глаза не видят ничего, кроме запахов. Кипяток, почему вокруг один кипяток? Больно, больно. Тягач вздрагивает, вздрагивает, вздрагивает... Глаза щиплет от назойливого аромата пороха. К нему тянется бледнокожая рука с неестественно длинными пальцами, вся в трупных пятнах. «Отдай... не твое...» Стрекот металлического кузнечика. Не... дойти... до точки встречи... Успокоительное. Больше! Больше! Любое!

И-и-и-и-и-и-р-р-р-и-и-т-и-и-и-р-р-и... Голову заполняет злой металлический скрип, фиолетовый, издалека, очень издалека, очень издалека, очень издалека...

На автопилот. Аварийный сигнал. Да. Да-да-да-да-да-да-да-да-р-р-р-р.

Нестерпимо больно.

И в то же время – прибой покоя. Покой – всё!

Снять с автопилота. Задраить люки.

Опять рука. «Ты чужо-ой. Ты нам чужо-ой. Ты им чужо-ой. Ты нам чужо-ой...»

Множество разных существ. Ожившие буквы, ожившие цифры, букет графиков, крыло...

Глава 23

Возвращение

Даня сознавал, что в его распоряжении считанные секунды. Кто-нибудь из офицеров-людей сколотит отряд швали, сунется на третий этаж, где недавно было... шумновато, и весь их шанс коту под хвост. Надо заставить себя двигаться, действовать!

Он, наконец, сумел подняться.

– Катя, подбери медальон. Опять заработало.

И Катя поползла, пытаясь выполнить его приказ...

Маг сидел на полу, тело его упиралось в старое тяжелое кресло, а потому не падало. Голова склонилась на плечо, глаза закрыты, кинжал... торчит из плеча.

Даня выматерился. Учила, блин, Тэйки, учила, и ни хрена не доучила. Тупые вообще худо учатся. Рана, нанесенная магу, была не то чтобы не смертельной, а даже не относилась к числу тяжелых. Лезвие вошло гоблину в плоть всего на пару сантиметров. Тонкая струйка коричневой крови, да и всё... Но тощий дылда валялся без движения.

«Может, шок у него?»

Шок там, или не шок, а следовало заняться вражиной. И очень быстро.

– Катя! Катя! Ты как?

– Как хлеб в тостере...

– Помоги мне.

И милая верная Катя, кряхтя, словно старая перечница... а разве она не старая перечница? Ну, раньше это ни в чем не проявлялось... В общем, Катя поднялась и подошла к нему. И даже подняла «гронинген». Дуло карабина повернулось в сторону неподвижного тела мага. Правда, генерал всех этих действий не видел: он всего лишь услышал кряхтение и звук шагов – медальон уже покоился на Катиной груди. А «гронинген»... у Кати отличные рефлексы.

– Не трогай железо. Ни-ни. Вяжем.

С этими словами Даня заткнул гоблину рот заранее заготовленным кляпом. Катин голос докладывал:

– Руки... ноги... готов.

Маг не подавал ни малейших признаков жизни.

– Даня, может он... ушел?

– Подох? Нет. Дышит, сволочь.

В коридоре послышался шум. Генерал молниеносно накинул гоблину на шею медальон.

– В угол его, Катя!

Они едва успели оттащить тело гоблина с середины комнаты, как в проеме, оставшемся от поверженной двери, показались верные защитники. Четыре здоровенные хари. Судя по шуму и топоту, за ними в коридоре стояло еще бойцов десять.

– Тут чо-та было.

– Ну, было, да, теперь нет никого. Хозяин силен, дверь на х...р вышиб. Гоняет, небось, мерзавчиков...

– Айда, мужики. Может, выше?

– А?

– Я грю, может, на четвертом?

– Да мне насрать на твои слова, Лом, ты здесь вообще никто. Я здесь главный, а ты номер сотый, сиди и не выпендривайся!

– Да я... Бубен... я тока хотел...

– Хавало захлопни. Короче, все – наверх. А ты тут посторожи на случай чево. Отак.

Сборище утопало, грохоча сапогами и позвякивая военной сбруей. Даня, стараясь не дышать, вынул финку. «Только бы проклятый паркет не скрипнул!»

Паркет все-таки скрипнул. Часовой встрепенулся... но только для того, чтобы в следующий миг рухнуть с перерезанным горлом.

– Мать, у нас появилась надежда. Где ты?

– Тут.

– Ага.

– Еще раз назовешь меня матерью...

– Ша. На раз-два вздергиваем, на три-четыре хряпаем на плечо. На правое.

– Что насчет матери?

– Ладно, договорились... Ра-аз-два! Тяж-желый, гад. Три... Нет, стой! Лезвие не должно вывалиться. И-и-и... три-четыре!

Тело со звучным хряском легло на два правых плеча.

– Ну, побрели потихонечку...

И они двинулись дружным тандемом по коридору, спотыкаясь на ошметках гоблинских тел. Затем принялись спускаться по лестнице, иногда негромко матерясь от общего неудобства ситуации. Время от времени мимо них кто-нибудь пробегал – то вверх, то вниз. Диверсанты вежливо уступали дорогу...

– Гвидон... Гвидон... жив ты там? Гвидон! Гвидон... Дело плохо Катя, он не откликается.

– Еще бы...

– То есть?

– Ты разве не понял, душа моя? Он в последний момент щит с себя снял и нам пару секунд подбросил. Тебе как раз на аттракцион с кинжальчиком хватило. Не знаю, как у тебя получилось-то, наверное, из-за крестика, я-то едва пальцами пошевелить смогла... Так вот, это Гвидон остаточки из себя выжал.

– Мертв? – мрачно осведомился генерал.

– Не знаю. В любом случае ему сейчас несладко.

Они добрались до первого этажа и выскользнули из здания. Во дворе метались ремонтники, стрелки на стене вяло поливали окрестности из пушек и пулеметов. Для порядка.

Невидимый дуэт успешно миновал ремонтников и счастливо перешел завал.

– Да, брешь они тут не скоро заделают.

– Так мы живы, Даня?

– Вроде того, мать... то есть Катя.

– Всё получилось... проще, чем я думала.

– Во-первых, дай до тягача добраться, во-вторых, пару раз едва нас не прибили... А так – просто. Без затей.

Перестрелка, разбудившая половину Москвы, к тому времени почти затихла. Кое-где погромыхивала беспорядочная пальба, но шумный пулеметный прибой уже схлынул. «Молодцы наши, вовремя начали ноги уносить. Четверть часа, и карательные отряды изо всех щелей полезут».

Катя вздохнула жалостливо-прежалостливо:

– Если бы мне кто сказал, когда я девочкой была, что когда-нибудь один пятнадцатилетний мальчик при мне зарежет другого пятнадцатилетнего мальчика, а я отнесусь к этому факту так, будто у меня всего-навсего бретелька с плеча съехала, и даже ничуть не удивлюсь, то я бы в те поры просто не поверила.

– Ты сама-то поняла, чего наговорила? Не болтай, Катя, тащи давай.

– Да тащу я, тащу-у...

Ее брови изобразили иероглиф «Да где тебе понять, юноша».

– Зараза!

– Кто, я? Ну, знаешь ли, это переходит всякие...

– Да не ты, Катя, блин, а угробище у нас на плечах. Думаешь, на центнер потянет?

– Легко, Даня. Отдохнем минутку?

Тут шальная пуля расколола кирпич прямо перед ними.

– Даня, я беру свои слова назад.

– То-то же.

– Ты можешь как-нибудь объяснить, почему наш приз ни жив, ни мертв?

– Он по жизни такой.

– Я же тебе это когда-то и рассказала... А если без шуток?

– Не знаю. Есть, правда, одно соображение... Мне как в монастыре сказали? Сунешь, мол, паразиту железяку, куда хочешь, хоть в задницу, ему однояко наступит каюк. Мол, только ткни поглубже. Он не человек, на него и оружие действует иначе... А у меня задумка была: приставить магу кинжальчик, куда сподручнее будет, дальше он сам сообразит, сколько сантиметров металла его от смерти отделяет. Должен сообразить, маг он или кастрюля немытая?! А когда поймет, сам же нас при всем честном народе с поста-то и выведет.