Команда бесстрашных бойцов - Володихин Дмитрий Михайлович - Страница 16

Они очутились то ли в гараже, то ли в подвале, где раньше располагалось управление сантехникой высотного дома: запах масла, ржавые трубы, вентили, звуки вялой капели в отдалении...

– Даня, а на что времени-то нет? – спросила Катя.

– Он поболтать видите ли хочет. Говорит, озверел от одиночества, спасу нет. Хоть семью заводи или в команду подавайся.

– Я его понимаю.

– Имеет право! – живо откликнулась Тэйки.

Даня поджал губы и вполголоса сказал своим:

– Теперь без трепотни не обойдется... На сто лет, блин.

Немо так же тихо возразил ему:

– По-моему, Гвоздь – умный человек. Неточно. Философский человек. Это точнее.

– Когда не валяется исторчанный до полусмерти – точно, очень философский человек. Язык как на вечном аккумуляторе, команда «стоп» конструкцией не предусмотрена...

Тэйки мечтательно закатила глаза:

– А какие слова знает! М-м-м-м... Экзекуция, – с чувством произнесла она. – Гидропоника... Имманентно... Апперцепция... Ты ему просто завидуешь, Даня.

– Тьфу! Трепитесь. Только когда я скажу: «Пошли!» – живо уходим. Нам еще в одно место успеть надо.

Тут одна из стен подвала бесследно растаяла в воздухе. Команда послушно перешла в соседнее помещение. Под ногами захлюпала вода. Когда свет вспыхнул и здесь, стена восстановилась: солидный кирпичный монолит, темный от старости, в трещинках кое-где, да в пятнах плесени.

Команду в упор разглядывал станковый пулемет, вмонтированный в стальную дверь. Немо поморщился и схватился за руку. Лабиринт на его браслете пылал малиновым.

– Генерал, здешний житель установил в этой комнате магическую защиту такой мощи, что она может попортить все наши вещи.

– Я тоже это чувствую, Даня, – подтвердила Катя.

В этот момент дверь с душераздирающим скрежетом отворилась. За ней стоял сияющий Гвоздь. Из одежды на нем были тапочки и синий дырявый платок на голове.

– Обнимите меня, друзья мои!

Глава 14

В гостях у мастера

Гвоздь был высок, как младший брат фонарного столба, и тощ, как черенок от лопаты, ребра рвались наружу, пытаясь порвать туго натянутую кожу. Под глазами у Гвоздя вот уже целую вечность стояли черные круги. Вены вздулись. Подбородок сверкал недельными джунглями. Глаза лихорадочно горели. Еще Гвоздь имел привычку склонять голову набок, чуть-чуть сутулясь, он как будто внимательно разглядывал собеседника: что ты, парень, за человек, не упырь ли часом?

Эта привычка – все, что осталось от старого доброго Гвоздя, которого Даня видел всего два месяца назад... В дверном проеме стоял и лучезарно лыбился завтрашний жмурик.

– Давненько мы у тебя не были, Гвоздь, – произнес генерал и подал ему руку.

Гвоздь подал свою с радостным всхлипом и долго тряс Данину десницу. Затем попытался перейти от генерала к Тэйки, но Даня придержал его и негромко сказал:

– Старик, ты... это... забыл хрен укрыть.

Тот отмахнулся:

– Да ешь, сколько хочешь, у меня это добра хватает. Сам не люблю острое...

– Не тот хрен, старик, – бесстрастно пояснил его собеседник.

Гвоздь застыл в немыслимой позе, глянул вниз и завопил:

– У! У! Подождите меня!

С этим воплем он поскакал куда-то внутрь, нелепо размахивая руками.

– А я вот хочу поинтересоваться, шутки это у него такие, или прямая креза?

– Тэйки!

– Ладно, мамочка, ладно...

Гвоздь вновь появился, со счастливым лицом предъявляя джинсы, натянутые, кстати, шиворот-навыворот.

– Ну, алая малявка, теперь ты не боишься меня?

Тэйки небрежно ляпнула по его ладони своей и не удержала улыбку:

– Ну у тебя и шуточки, Гвоздь...

Немо, пожимая ему руку, вежливо кивнул. А Катя обняла Гвоздя с нежностью. Отстранившись, он сказал ей печально и глубокомысленно:

– От тебя всегда тепло, Катерина. Почему мы не вместе? Ты только ничего не отвечай мне, ладно?

– Ладно.

И Гвоздь завёл их в свое обиталище.

Москва давно не знала, что такое исправная канализация, свет в любое время, бытовой уют. Разве что командование подземных и Секретного войска могло обеспечить себе благоустроенную жизнь... Но здешний жилец на любое правило смотрел как на повод для нарушения всех правил мира.

В темном полуразрушенном подвале он ухитрился оборудовать апартаменты из трех комнат. То есть из трех – по официальной версии. В двух из них – гостиной и кабинете – Даня и его команда бывали много раз. О третьей, где работала миниэлектростанция и был оборудован арсенал, трое из четверых знали чисто теоретически: только Даня получил допуск в святая святых. Но, возможно, Гвоздь располагал всяческими секретными и резервными помещениями, о которых ничего не знал даже Даня, старинный его приятель.

В гостиной (она же спальня) стоял настоящий функционирующий унитаз. Когда-то, впервые увидев такое чудо, Тэйки в течение получаса забавлялась, спуская воду на все лады: то маленькими порциями, то шумной Ниагарой, то трелью из четырех-пяти коленец... Теперь она уже поостыла к водяному коню, но время от времени все-таки бросала в его сторону взгляды, полные затаенного восхищения. Еще у Гвоздя был настоящий душ, скромно отгородившийся от комнаты полиэтиленовыми занавесками. Стены Гвоздь обклеил фотообоями с замками, дубравами, альпийскими лугами и английскими каменными мостами через речушки, которые курице по колено. Пол покрыл линолеумом. На лампочку навесил абажур. Поставил в углу большой платяной шкаф-купе, рядом расставил кожаный гарнитур, состоявший из чудовищного раблезианского дивана с двумя креслами, напоминавшими самоходные артиллерийские установки. Над диваном он прибил полки, где и примостилось с полсотни потрепанных книг. Перед диваном установил два чисто декоративных предмета: во-первых, журнальный столик с пепельницей (Гвоздь не курил) и стопкой пожелтевших газет (их Гвоздь не читал), во-вторых, огромный телевизор на одноногой подставке с колесиками. Телевизор был неисправен, но это ничуть не смущало хозяина апартаментов: все равно последняя телепередача вышла в эфир двенадцать лет назад. А вот маленький самодельный приемничек, растолкавший книги на одной из полок, время от времени взрывался скороговоркой радио «Свободная Земля», работавшей под контролем Секретного войска.

Всю эту сумасшедшую роскошь Гвоздь называл «стильным дизайном под счастливые двадцатые». Команда, кроме, разумеется, Кати, знала три типа жилища: казарма, убежище и берлога. Гвоздёвы затеи поражали воображение...

Сам он родился в тридцать пятом, и сейчас ему было двадцать. Но Гвоздь любил говорить: «Капризы, комплексы и отклонения от нормы лечить не надо. Им надо создавать комфортные условия». Захотелось ему «счастливых двадцатых», и склепал он «счастливые двадцатые».

Из плоти дивана торчал шприц, вогнанный в мякоть на всю длину иглы.

– Хотите кофейку, ребята?

– Давай! – за всех ответила Тэйки.

Гвоздь вышел в кабинет, служивший ему одновременно кухней.

Тэйки плюхнулась на диван, вытащила шприц и резким движением катнула его вниз, под кожаного монстра. Там пластик глухо тукнул о пластик.

– Катя, помоги! – донесся голос хозяина.

Та послушно прошествовала в соседнюю комнату. Здесь Катя очень не любила бывать, поскольку настоящие двадцатые помнила, и гостиная Гвоздя всякий раз заставляла ее ненадолго окунуться в детство – без войны, без нищеты, без гоблинов; а вот кабинет принадлежал пятидесятым на все сто. Что можно сказать об этом помещении? Тут как будто двадцать четыре часа в сутки работали двое: алхимик и хакер высоких градусов посвящения. Переходя из комнаты в комнату, Катя рушилась в бездну...

Гвоздь протянул ей поднос с пятью жестяными кружками.

– Сахара нет, уж извините... Что ты так смотришь? Я все сполоснул!

Катя тяжело вздохнула, поставила кружки в мойку и принялась отскребать липкий черный ужас от их стенок и доньев. Ей хватило пары минут на то, чем Гвоздь не мог заняться в течение нескольких месяцев.