Зубы тигра - Клэнси Том - Страница 32

– А не нечестный приём? – прищурившись, спросил Брайан.

Александер поднял руку.

– Единственное правило заключается в том, что нужно выполнить задачу и не провалиться при этом самим. Мы в Кампусе не стараемся придерживаться какого-то одного требования моды.

– Считаются только головы, – добавила миссис Петерс, к явному неудовольствию Александера.

После этих слов Брайан почувствовал комок в желудке.

– Э-э-э, знаю, что я уже спрашивал об этом, но для чего именно мы обучаемся?

Доминик тоже подался вперёд, рассчитывая услышать какой-то ответ.

– Терпение, парни, – веско произнёс Пит.

– Ладно, – кивнул Доминик. – Придётся потерпеть. – Он не стал добавлять, что не намерен терпеть слишком долго.

– Значит, вы не собираетесь использовать эти данные? – спросил Джек, когда рабочий день подошёл к концу.

– Могли бы, но дело не стоит труда. В лучшем случае можно было бы подцепить несколько сотен тысяч, но вероятнее, и того меньше. Но вы хорошо уловили имеющиеся возможности, – одобрительно добавил Грейнджер.

– Много ли таких сообщений попадает сюда, скажем, за неделю?

– Одно или два, хотя в иную неделю – и до четырех.

– И сколько из них вы используете? – продолжал допытываться молодой человек.

– Каждое пятое. Мы проделываем все крайне осторожно, и всё-таки приходится постоянно считаться с риском, что нас заметят. Если европейцы обратят внимание на то, что мы слишком часто переигрываем их, то кинутся выяснять, каким образом нам это удаётся. Тогда они, скорее всего, перетрясут сверху донизу все свои штаты в поисках утечки. Именно так они рассуждают. Это – то, как думают они там. Из-за своих собственных методов, они прежде всего склоняются к рассуждениям с позиции теории заговора. Но игра, которую они ведут, все же не позволяет ограничиваться этой точкой зрения.

– Что ещё вы изучаете?

– Начиная со следующей недели вы получите доступ к засекреченным счетам – их нередко называют номерными, потому что к ним часто осуществляют доступ по цифровым кодам. Но сейчас, благодаря компьютерной технологии, чаще используются кодовые слова. Банкиры, наверно, позаимствовали этот стиль у разведчиков. Они нанимают шпионов для обеспечения безопасности, но хорошие им почти не достаются. Хорошие держатся в стороне от индустрии перекачки денег – главным образом, из снобизма. Для умелого, опытного и высокопоставленного шпиона это недостаточно важное занятие, – пояснил Грейнджер.

– Можно ли по этим «засекреченным» счетам определить владельцев? – спросил Джек.

– Не всегда. Иногда все ограничивается кодовым словом, хотя случается, что банки хранят для внутреннего пользования специальные инструкции, до которых мы можем так или иначе докопаться. Но такое удаётся достаточно редко, да и банкиры никогда не обсуждают между собой своих клиентов – по крайней мере, не делают этого в письменном виде. Вернее, я нисколько не сомневаюсь, что они могут крайне подробно перемывать кости своим клиентам, сидя за ленчем, но вы, конечно, знаете: многим из них совершенно все равно, откуда поступают деньги. Пусть они принадлежали евреям, убитым в Аушвице, или бруклинскому мафиози – главное, что они сошли с печатного станка.

– Но если передать эту информацию ФБР...

– Этого ни в коем случае нельзя делать, во-первых, потому, что мы добываем информацию незаконно, а также потому, что так мы потеряем следы и самих ублюдков, и их денег. Опять же, с юридической стороны вопрос связан не с одной и даже не с двумя, а с множеством юрисдикции. Для некоторых европейских государств банки служат едва ли не основным орудием притягивания денег в страну, а ведь никакое правительство никогда не откажется от крупного источника налоговых поступлений. И вообще, умная собака на своём дворе не кусается. А что она делает на другом конце улицы, хозяева могут и не знать.

– Интересно, что папа думает на этот счёт?

– Готов поспорить, что эта тема его мало интересует, – отозвался Грейнджер.

– Да, наверно, не очень, – согласился Джек. – Значит, вы отслеживаете засекреченные счета, а с их помощью – и самих плохих парней, и их деньги?

– Основной смысл именно в этом. Правда, дело намного труднее, чем вы пока что можете себе представить, но уж если выигрываешь, то выигрываешь по-крупному.

– Значит, мне предстоит стать легавым псом?

– Совершенно верно. Если только у вас хватит умения и талантов, – добавил Грейнджер.

В это время Мохаммед находился чуть ли не прямо над головами беседовавших. Маршрут по дуге большого круга из Мехико в Лондон проходил настолько близко к Вашингтону, что Мохаммед с высоты в тридцать семь тысяч футов видел перед собой столицу США отчётливо, как на крупномасштабной карте. Если бы он входил в состав Отдела мученичества, то мог бы подняться по винтовой лестнице на верхнюю палубу самолёта, в пилотскую кабину, расстрелять экипаж и швырнуть самолёт вниз... но такое уже однажды сделали, и теперь двери кабины были крепко заперты, а в салоне бизнес-класса вполне мог лететь вооружённый полицейский – специально для того, чтобы испортить шоу. И даже хуже того: там вполне мог находиться и вооружённый военный в гражданской одежде. Мохаммед крайне мало уважал полицейских, зато жизнь заставила его накрепко усвоить, что солдат западных стран недооценивать не стоит. Впрочем, он не входил в Отдел мученичества, хотя и глубоко восхищался этими святыми воинами. Способность к поиску информации сделала его слишком ценным для того, чтобы им можно было пожертвовать даже ради такого благородного жеста. Это было и хорошо, и плохо, но хорошо ли, плохо ли, это был факт, а он жил в мире фактов. Он встретится с Аллахом и попадёт в рай не раньше и не позже того часа, который записан Собственной Рукой Бога в Его Собственной Книге. А пока что ему предстояло выдержать ещё шесть с половиной часов заточения в брюхе авиалайнера.

– Не желаете ещё вина, сэр? – спросила стюардесса с чистым розовым хорошеньким личиком. Она вполне заслуживала того, чтобы оказаться среди наград, которые праведникам предстоит получить в раю.

– Ах да, спасибо, – ответил он на лучшем кембриджском английском языке. Такой поступок грубо противоречил исламу, но отказ выпить будет выглядеть слишком подозрительным, в который раз сказал он себе, а его миссия слишком важна, чтобы можно было позволить себе излишний риск. По крайней мере, именно так он всегда говорит, сознался сам себе Мохаммед, ощутив лёгкий укол совести. Он в два-три глотка выпил вино и, нажав на ручку, откинул спинку кресла. Вино, конечно, никак не укладывалось в законы ислама, но зато оно хорошо помогало заснуть.

– Мичелл считает, что близнецы достаточно компетентны для новичков, – сказал Рик Белл своему боссу.

– Провели занятия по слежке? – спросил Хенли.

– Да. – Ему не нужно было пояснять, что для настоящей тренировки требовалось хотя бы восемь-десять автомобилей, пара самолётов и человек двадцать агентов, но Кампус не располагал даже частью этих ресурсов. Зато он обладал возможностью куда свободнее обходиться с объектами наблюдения, в чём были и свои преимущества, и свои недостатки. – Александеру они, кажется, тоже приглянулись. Он говорит, что у них есть мозги, и они знают, как ими пользоваться.

– Приятно слышать. Есть что-нибудь ещё?

– Рик Пастернак говорит, что у него что-то новенькое.

– И что бы это могло быть? – ленивым тоном поинтересовался Джерри.

– Соединение на основе сукцинилхолина – синтетическая версия кураре, почти мгновенно парализующая скелетные мускулы. Сразу лишает способности дышать. Он говорит, что от него человек умрёт ещё вернее, чем от штыка, всаженного в грудь.

– Прослеживается? – коротко спросил Хенли.

– А тут, наверно, самая лучшая новость. Эстераза организма быстро разлагает препарат, превращая его в ацетилхолин. Так что обнаружить его будет крайне трудно, разве что объект грохнется у дверей центра судебно-медицинской экспертизы, где к тому же найдётся очень умный патологоанатом, который станет искать что-то необычное. Вы не поверите – русские наткнулись на этот препарат ещё в семидесятых годах. Они подумали о его боевом применении, но как оружие массового поражения он оказался непрактичным. И, как ни странно, КГБ тоже не стал им пользоваться. А через час даже на мраморном столе не найдут ничего, кроме типичнейшего инфаркта миокарда.