Полный котелок патронов - Зорич Александр - Страница 19

— Сойдемся на том, что это был полтергейст-патриарх, — резюмировал я. — Сойдемся — и пойдем в административный корпус. Потому что десантура на вертолетах нас ждать не будет.

Костя и Борхес молча согласились со мной. На случай опоздания к вертушкам ни у кого из нас плана не было.

Да и быть не могло. Опоздание к вертушкам означало автоматическое расторжение нашего контракта с полковником Буяновым. И помимо очевидного — упущенной выгоды — обещало такое обострение отношений с нашими анфоровскими чудо-богатырями, что выйти из Зоны со своим честно заработанным хабаром мы скорее всего никак не смогли бы.

Мы подошли к директорскому кабинету и остановились возле двери.

Ключ, я это помнил, лежал на небольшом карнизике над притолокой.

Пока Костя крутил ключом в разболтанном замке, я напряженно прислушивался — но ни шороха, ни звука из комнаты не доносилось. И это из комнаты со щенком! Который должен скакать, скулить, тявкать, скрестись и еще тысячей разных способов радоваться приходу хозяев. И пусть он, глупенький, пока не знает, что мы хозяева, и даже, возможно, не узнает нашего запаха (а впрочем, как нас унюхаешь — на нас ведь гермокостюмы!), он все равно должен радоваться тому, что его вынужденное заточение подошло к концу.

Ну и конечно, тревожные мыслишки шевелились в моей голове вовсю.

«А что, если полтергейст его замучил?»

«А что, если тушенка, которую мы оставили, оказалась какой-то… испорченной, или вообще ядовитой, для щенков неподходящей?»

«А вдруг какой-то зомби по водосточной трубе забрался на третий этаж, высадил стекло и употребил нашего Капсюля, жирненького и по-щенячьи счастливого, вместо завтрака?»

Наконец мы вошли, держа оружие на изготовку.

Я осмотрел комнату, в которой царил страшный, даже по меркам жилых помещений Зоны, кавардак. Было видно, что Капсюль мстил всему миру за вынужденное одиночество.

Бывшее кожаное директорское кресло было разгрызено на мелкие клочки — кучи синтепона и дерматина высились то тут, то там.

Бумаги были изодраны.

Капсюль умудрился даже выцарапать из стены проводку, по которой, к счастью для глупыша, уже несколько десятков лет не текло электричество.

Но где же сам? Испугался? Спрятался?

— Щеня-щеня-щеня! — ласково и призывно закурлыкал Тополь, опустившись на корточки.

Ноль реакции.

— Капсюль! Эй-эй! Собака! Ты куда подевался, четвероногий друг?

Пока мы этак ходили по кабинету (к слову, не то чтобы очень просторному), протягивая исчезнувшей собаке невидимые лакомства, прошло несколько минут.

Как вдруг Борхес сказал:

— Вон газета шевелится! Там он и есть! Спит!

Капсюль и правда спал. Но не счастливым сном сытого и довольного щенка. А сном щенка, не пившего два дня — во время своих разнузданных игрищ глупыш умудрился опрокинуть вазу с водой, которую мы ему оставили. А той воды, что содержалась в оставленной нами тушенке, было явно недостаточно…

— То-то же я думаю: мочой как-то слабовато пахнет, — с бывалым видом сказал Борхес. — Он просто уже два дня по-маленькому не ходил! Ему нечем было!

Борхес зрел в корень.

После визуального осмотра я заключил, что щенок изрядно «спал с лица». Даже толстое брюшко втянулось. Только уши, казалось, стали больше.

Мы кое-как разбудили Капсюля и заставили его попить воды из вазы, куда мы опорожнили Костину флягу. Впрочем, просить его два раза не надо было — он пил так жадно, словно страдал от жажды не менее месяца.

А когда напился, то сразу уснул.

Так мы и не получили от него ни кванта пресловутой собачьей любви и преданности.

Костя уложил спящего Капсюля в специально взятую для него импровизированную собачью корзинку, а корзинку привесил к рюкзаку на двух карабинах.

А потом мы добрались наконец до сейфа и выгрузили его великолепное содержимое частью ко мне в рюкзак, а частью на наши специальные пояса для носки артефактов.

Разумеется, на наши пояса пошли в первую очередь утилитарно-полезные вещички.

Во-первых, улучшающие переносимость радиации «морские ежи».

Во-вторых, повышающие выносливость «батарейки».

В-третьих, «медузы», защищающие от пуль. Не так здорово защищающие, как «подсолнух», конечно, но где же на всех «подсолнухов» набрать?

Борхесу я, расчувствовавшись, подарил две «пустышки».

— Это тебе. Детишкам на молочишко.

— В счет гонорара, что ли? — насторожился Борхес.

— Нет, сверху. На чай, — сказал я.

— Хорхе Луис Борхес утверждал, что единственным не представляющим загадкой чувством является счастье. Я как всегда согласен с мэтром — что уж тут загадочного? — и с этими словами наш проводник расцвел счастливой улыбкой.

Глава 8. Выброс

I feel my world shake

Like an earthquake

Hard to see clear

Is it me

Or is it fear?

«St. Anger», Metallica

Все складывалось так здорово, что я встревожился. Не бывает столько меда в одной банке: и щенок жив, и артефакты целы, и полтергейста мы как-то очень быстро прогнали.

Поэтому когда на мой ПДА шлепнулось сообщение от Синоптика, я не удивился. А в некотором смысле даже обрадовался: вот она, большая ложка дегтя в наш мед! Законы природы работают нормально!

«ВНИМАНИЕ ВСЕМ.

ЭКСТРЕННОЙ СРОЧНОСТИ.

ВЫБРОС В 8.32 ПО МСК.

ИНТЕРВАЛ ДОСТОВЕРНОСТИ: 7 МИНУТ»

Я зачел сообщение товарищам. Мол, что делать будем?

— Погоди, это что же получается? — оторопело пробормотал Костя, взглянув на часы. — Выброс может случиться уже через пять минут?

— Если верить Синоптику. — Я кивнул.

Вступил неожиданно спокойный Борхес:

— Да я бы не особо сокращался. Спустимся сейчас в цокольный этаж. Найдем местечко посуше. И спокойно себе пересидим. У меня карты есть, можно в преферанс перекинуться. На артефакты, — при этих словах глаза Борхеса алчно блеснули. Он был явно самого высокого мнения и о своей технике игры в преферанс, и о сопутствующей ему карточной удаче.

Если бы вертушки с десантом нас не ждали, мы бы, конечно, приняли предложение Борхеса. Преферанс в Зоне идет особенно хорошо. Не то что какая-нибудь тривиальная «бура». Или менее тривиальный, но все равно малосерьезный «деберц».

Но там, за бетонной оградой подстанции, нас дожидались пятнадцать человек, чью судьбу вверил нам полковник Буянов. А если считать с экипажами вертолетов — то и все двадцать.

И мы были обязаны в первую очередь позаботиться о них.

Но, конечно же, стоило мне начать заботиться, как сработал закон подлости: ни одна наша рация не смогла пробиться через аномальные помехи Железного Леса к вертолетам. Хотя нас разделяли какие-то несчастные двести метров по прямой.

Что же касается системы сообщений через ПДА, то мы не имели права полагаться на это ненадежное и зачастую отчаянно тормозящее средство.

Вот почему я ответил нашему проводнику так:

— Прекрасная мысль, дружище. Но придется нам сейчас пробежаться, и притом очень быстро.

— Куда бежать?! Да ты охренел! Сейчас Выброс шарахнет! — выпучил глаза Борхес.

— Вообще-то ты можешь оставаться, если хочешь. Ты свою работу сделал, нас до тайника довел. Собственно, можем попрощаться. Встретимся через пять дней на «Скадовске». Принесу гонорар и бутылочку доброго бурбона, чтобы жизнь тебе подсластить.

Борхес с явным сомнением посмотрел на меня.

— Мужики, что бы вы ни решали, решайте быстро, — нервно сказал Тополь и зашагал к выходу из кабинета.

— А-а, была не была! Я с вами! — махнул рукой Борхес.

Я был уверен, что в тот момент им двигала вовсе не жажда погеройствовать забесплатно, а боязнь потерять гонорар. Вот, небось подумал Борхес, останутся эти два балбеса без присмотра, пойдет все по звезде, и плакали мои денежки вместе с бурбоном…

И мы побежали.

Сперва — включив нашлемные фонари, вниз-вниз-вниз по загаженным лестницам.