Сын Нептуна - Риордан Рик - Страница 13

– Ступай, Перси, – сказал Нико. – Устраивайся. – Потом он повернулся к Хейзел, и она подумала, что худшее в этот день еще впереди. – Мне нужно поговорить с сестрой.

– Ты ведь его знаешь? – спросила Хейзел.

Они сидели на покрытой костями и алмазами крыше святилища Плутона. Насколько это было известно Хейзел, кости там всегда были. А алмазы были на ее совести. Стоило ей где-нибудь засидеться или просто занервничать, они начинали повсюду выскакивать вокруг нее, как грибы после дождя. На крыше сверкали алмазы общей стоимостью в несколько миллионов долларов, но, к счастью, другие обитатели лагеря к ним не прикасались. Ребята знали, что воровать в храмах не стоит, – в особенности в храме Плутона, – а фавны сюда никогда не приходили.

Хейзел вздрогнула, вспомнив сегодняшнюю стычку с Доном. Если бы она не оказалась такой проворной и не подняла алмаз с дороги… ей даже думать об этом не хотелось. Ей ни к чему, чтобы на ее совести была еще одна смерть.

Нико болтал ногами, как маленький мальчишка. Его меч стигийской стали лежал сбоку рядом со спатой Хейзел. Он оглядывал долину, где на Марсовом поле работали строители – сооружали укрепления для вечерних игр.

– Перси Джексон. – Он произнес это имя как заклинание. – Хейзел, я должен тщательно подбирать слова. Тут происходят важные вещи. Некоторые тайны должны оставаться тайнами. И ты в первую очередь должна это понимать.

– Но он не похож… не похож на меня. – Щеки у Хейзел зарумянились.

– Нет, – ответил Нико. – Извини, но большего я тебе не могу сказать. Я не могу вмешиваться. Перси сам должен разобраться, как ему вести себя в лагере.

– Он опасен? – спросила она.

– Очень. – Нико сдержанно улыбнулся. – Для своих врагов. Но для лагеря Юпитера он не представляет угрозы. Ты ему можешь доверять.

– Так же, как тебе, – с горечью сказала Хейзел.

Нико покрутил на пальце свой перстень с черепом.

Кости вокруг него начали подрагивать, словно собираясь сложиться в скелет. Если Нико впадал в хандру, то оказывал на мертвых такое вот воздействие – что-то вроде проклятия Хейзел. Они разделяли между собой две сферы, которые контролировал Плутон: смерть и богатство. Иногда Хейзел казалось, что Нико повезло больше.

– Слушай, я знаю, что это нелегко, – сказал Нико. – Но тебе предоставляется вторая возможность. Ты можешь все исправить.

– Ничего тут не исправишь, – вздохнула Хейзел. – Если они узнают обо мне правду…

– Не узнают, – пообещал он Хейзел. – Скоро они объявят поиск. Им придется это сделать. Я буду гордиться тобой. Верь мне, Бья…

Он оборвал себя на полуслове, но Хейзел знала, что он чуть было не назвал ее Бьянкой. Так звали настоящую сестру Нико – ту, с которой он вырос. Нико мог питать родственные чувства к Хейзел, но ей никогда не заменить ему Бьянку. Хейзел была для него второй по значимости… за неимением лучшего – утешительный приз от Царства Мертвых.

– Извини, – сказал Нико.

Во рту у Хейзел появился металлический привкус, словно у нее под языком образовывались золотые слитки.

– Так это правда насчет Смерти? Это козни Алкионея?

– Я думаю, да. В Царстве Мертвых дела идут неважно. Папа с ума сходит, пытаясь удержать ситуацию под контролем. Судя по тому, что Перси рассказал о горгонах, здесь тоже дела идут плохо. Но ведь для этого ты здесь и появилась. Все, что было у тебя в прошлом… ты можешь из этого извлечь немалую пользу. Твое место здесь – в лагере Юпитера.

Эта мысль показалась ей такой смешной, что Хейзел расхохоталась. Ее место было вовсе не в лагере Юпитера. И даже не в этом веке.

Она знала, что о прошлом ей лучше не думать, но Хейзел помнила тот день, когда ее прежняя жизнь рухнула. Она вырубилась с такой скоростью, что у нее даже не было времени сказать «ой-ой». Хейзел перенеслась назад во времени. Не сон и не видение… воспоминания накатили на нее с такой идеальной ясностью, что ей даже показалось, будто она и в самом деле присутствует там.

Ее последний день рождения. Хейзел только что исполнилось тринадцать. Но не в прошлом декабре, а семнадцатого декабря тысяча девятьсот сорок первого года, в последний день ее жизни в Новом Орлеане.

VI. Хейзел

Хейзел возвращалась домой из конюшни одна. Несмотря на холодный вечер, от нее шел пар. Сэмми только что поцеловал ее в щеку.

В этот день случилось много всего – приятного и неприятного. Ребята в школе дразнили ее из-за матери, обзывали ведьмой и всякими другими обидными прозвищами Конечно, это началось не в тот день, но со временем становилось все хуже и хуже. Слухи о проклятии Хейзел распространялись. Школа, где она училась, называлась Академия Святой Агнессы для цветных детей и индейцев – это название оставалось неизменным вот уже сотню лет. Школа, как и ее название, скрывала под своей крышей немало жестокостей, припудренных легким налетом доброты.

Хейзел не понимала, как другие черные подростки могут быть такими жестокими. Уж они-то должны были понимать – их самих все время наделяли унизительными прозвищами. Но они дразнили ее, воровали ее завтраки, постоянно просили эти знаменитые драгоценности: «Ну, где эти твои проклятые алмазы, девчонка. Дай мне один, а то я тебя поколочу!» Ее заталкивали в фонтан, кидали в нее камнями, если она пыталась приблизиться к ним на игровой площадке.

Как бы они ни были ужасны, Хейзел никому из них не дала ни алмазов, ни золота. Она их ненавидела, но все же не настолько. И потом, она дружила с одним парнишкой – с Сэмми, – и этого было достаточно.

Сэмми любил в шутку говорить, что она идеальная ученица святой Агнессы. Он был американцем мексиканского происхождения, а потому считал себя цветным и индейцем. «Они должны мне платить двойную стипендию», – говорил он.

Он не был ни большим, ни сильным, но улыбался такой сумасшедшей улыбкой, что Хейзел всегда смеялась, видя ее.

В тот день он взял ее с собой в конюшню, где подрабатывал конюхом. Это был ездовой клуб, конечно, «только для белых», но в будни он не работал, и поговаривали, что в связи с войной клуб вообще закроют, пока не надают по шапке японцам и солдаты не вернутся домой. Сэмми обычно удавалось незаметно брать с собой Хейзел, и она помогала ему ухаживать за лошадьми. Иногда они отправлялись на прогулку верхом.

Хейзел любила лошадей. Казалось, это единственные живые существа, которые не боятся ее. Люди ее ненавидели. Кошки на нее шипели. Собаки рычали. Даже глупый хомячок в классе мисс Финли пищал от ужаса, когда она давала ему морковку. А вот лошади не возражали против ее общества. Садясь в седло, она мчалась с такой скоростью, что драгоценные камни на ее пути просто не успевали появляться. Хейзел даже чувствовала себя свободной от своего проклятия.

В тот день она взяла темно-чалого жеребца с великолепной черной гривой. Она так быстро галопировала по полю, что Сэмми остался далеко позади. Когда он ее догнал, и сам он, и его лошадь дышали, как паровоз.

– От чего ты бежишь? – Он рассмеялся. – Неужели я такой урод?

Для пикника было холодновато, но они все же устроили пикничок – сели под магнолией, а лошадей привязали к забору. Сэмми привез ей кекс со свечкой по случаю дня рождения, кекс помялся, пока они скакали по полям, но ничего вкуснее Хейзел в жизни не пробовала. Они разломили его пополам и съели.

Сэмми заговорил о войне. Он жалел, что слишком мал и его не берут в армию. Он спросил у Хейзел, стала бы она ему писать, если бы он был солдатом и его отправили за океан.

– Конечно, глупый, – сказала она.

Он улыбнулся. А потом, словно под воздействием неожиданного импульса, подался к ней и поцеловал в щеку.

– С днем рождения, Хейзел!

Это было немного. Всего один поцелуй. И даже не в губы. Но Хейзел показалось, будто она парит в воздухе. Она почти не помнила обратного пути в конюшню, не помнила, как прощалась с Сэмми. Он ей сказал, как всегда: «До завтра», но Хейзел его больше никогда не увидела.