Железные бабочки - Нортон Андрэ - Страница 27

Голос её гремел так властно, взгляд был таким повелительным и уверенным, что на мгновение я почувствовала себя беспомощной, как птица в лапах кошки. Но меня поразила абсурдность её слов. Неужели она считает, что на меня так легко воздействовать, что я покорно соглашусь со столь нелепым планом?

– Никакого брака не будет… – прервала я её, возвысив голос настолько, чтобы прервать поток слов. – У меня о нём не было ни малейшего представления.

Рука графини метнулась и сжала моё запястье, как стальная, а не из плоти и кости.

– Вы подчинитесь воле его высочества – зачем иначе вы здесь?

Я не пыталась вырваться. Наоборот, ответила спокойно:

– Я приехала сюда по единственной причине, графиня, поскольку моя бабушка хотела признания, что она законная жена… как следует по законам моей страны.

– Вашей страны? – с её круглого лица ушло дружелюбное выражение. – Вы принадлежите династии, Гессенской династии, вы обязаны подчиниться воле его высочества…

Я покачала головой.

– Я ничьей воле не подчиняюсь, только своей собственной. И приехала сюда не для того, чтобы стать участницей чьей-то интриги, а только по той причине, которую указала. Что касается сокровища… пусть переходит к аббатисе или к новому курфюрсту, если они этого хотят. Я готова подписать любой документ, если это необходимо…

Графиня резко дёрнула меня за руку, дёрнула так неожиданно, что я едва не потеряла равновесие.

– Вы должны выполнить его последнюю волю… – другой рукой она ударила по листку. – Разве вы не читали этого, глупая девчонка? Неужели вы думаете, что при дворе кто-нибудь поверит вашим глупостям? С вами могут сделать что угодно. У вас тут нет никаких прав, понятно? Есть только воля нового курфюрста… А он легко поддаётся влиянию… что услышит последним, так и делает. И так изо дня в день. Вы спасётесь от опасности, только если рядом с вами будет сильный и решительный человек. Конрад всё приготовил к этому дню. Он знал, что должен будет сделать, когда его высочество пошлёт за ним. Зачем он, по-вашему, приехал сюда? Потому что нельзя терять времени. Вы должны оказаться в безопасности, под охраной, прежде чем завещание станет известно. Конрад обладает влиянием, у него много друзей. Никто не тронет вас, если он встанет рядом, как гвардеец…

Как гвардеец! Прежде всего я услышала это слово во всей её ерунде. Гвардеец – полковник! Неужели он участвовал в этом плане моего деда? Привёз меня в Гессен, зная, что я против воли должна быть выдана замуж за незнакомца, которого невзлюбила с первого же момента? Монархические браки часто заключаются так: иногда невеста и жених не видят друг друга до самой церемонии. Но я не монарх и не стану участвовать в таком деле. Полковник… Я не могла поверить, что он знал об этом. Однако у меня хватило ума не упоминать о нём, потому что знала, что графиня его не любит.

– У вас перед глазами последний приказ его высочества, отданный вам, – она снова указала на листки. – Вы должны подчиниться ему.

Снова во мне вспыхнул гнев. Ворваться в мою жизнь с таким нелепым планом, пытаться изменить моё будущее так, чтобы оно стало невыносимым! Я с силой вырвала руку и собрала листочки со стола, последний и самый сомнительный по-прежнему лежал сверху.

– Обсуждать это больше нет необходимости, графиня, – собрав всю силу воли, я пристально посмотрела на неё. – Моё согласие не нужно. Моя жизнь ничего не значит для нового курфюрста… если я скажу, что отказываюсь от того, что оставил мне дедушка. Поэтому он не будет заставлять меня. Нужно только дать ему знать, что я от всего отказываюсь, и от завещания, и от родственных связей, что я незаметно вернусь к себе на родину. Очень простое и надёжное решение.

– Дура! – лицо её исказилось до уродливости. – Как вы не можете понять? Это ваша родина, вы подданная её правителя. И не должны причинять ему неприятностей. Неужели вы думаете, что он выпустит вас за границу… туда, где вы сможете причинить неприятности?

– Я дам слово… подпишу любой документ, какой он потребует…

– Тьфу! – она чуть не плюнула мне в лицо. – Слова нарушаются так же легко, как даются, соглашение можно забыть, когда окажешься вне досягаемости…

Я снова рассердилась.

– Моё слово не будет нарушено! И соглашение, которое я подпишу, сохранит силу. Я не выйду за человека, которого не знаю, в чужой стране по капризу умершего, который до самой смерти никак не был со мной связан. Это безумие, графиня. Неужели вы сами не видите?

Лицо её раскраснелось, пухлые руки сжались в кулаки. Приходилось признать, что она вполне уверена в себе. Какое же у неё сложилось мнение обо мне, если она поверила, что так легко убедит меня согласиться с этим нелепым планом? Но она выросла при дворе, она привыкла к тому, что любой каприз правителя становится нерушимым приказом. Наверное, она просто не понимает, что кто-то может быть свободен от страхов и давления такой жизни, привык совсем к другому.

Она сделала видимое усилие, чтобы овладеть собой.

– Графиня, – мой временный титул прозвучал очень официально. – Оставляю вас, чтобы вы серьёзно обдумали мои слова. Ещё раз должна подчеркнуть, что вы очень уязвимы и его высочество новый курфюрст может сделать с вами что угодно. Последствия упрямства никогда не бывают приятными, они могут стать опасными.

И совсем в другом настроении, чем вошла в эту комнату, она вылетела, предоставив мне возможность, как я была уверена, понять всю глупость своего поведения.

И я задумалась. Она говорила правду: в этой стране слова её правителя – закон. Новому курфюрсту не понравится, что его родственник оставил свои сокровища незнакомой молодой женщине, той самой, чьё существование оживит старый скандал. Приходилось также признать, что в этом его полностью поддержит принцесса Аделаида. Я в чужой стране, где у меня нет никаких прав и мне не к кому обратиться за помощью. Разве что… полковник…

Но если он знал о планируемом браке, знал с самого начала, что меня сразу отдадут человеку, выбранному дедом, он мне не поможет. Я и здесь видела опасность, мне не нужно было предупреждение графини. Она не принесла бы мне эти листочки с каракулями, если бы они не попали из рук полковника в руки тех, кого я могла считать своими врагами.

Я снова разгладила последний листок. Я не видела, как он был написан. Сравнивая слова на нём с другими листками, я убедилась, что написаны они той же рукой. И прочла их вслух, стараясь понять, что заставило моего деда написать их.

Это обо мне? Да, пожалуй, правда.

Это подтверждает слова графини.

Муж, который встанет между мной и теми, у кого есть основания ненавидеть меня. И последние каракули – начало имени? Какая-то петля, уходящая к концу страницы, словно перо выпало из пальцев, а они не смогли удержать его.

Неужели курфюрст понял, что смерть близка, и сделал последнюю попытку поговорить со мной таким образом? Или…

Я сидела неподвижно, разложив листки у себя на коленях. В голову мне пришла мысль, которая могла свидетельствовать об ещё бо?льших неприятностях впереди. Допустим, в этом дворе, пронизанном интригами, кто-то собрал эти листки, на время скрыл их, а потом передал тем, кто заплатил за них золотом – или влиянием? Граф был послан сообщить новому курфюрсту о его восхождении. Фон Црейбрюкенов могли считать людьми, лелеющими самые честолюбивые планы.

И вот, получив эти листки и узнав о моём ночном посещении умирающего, кто-то воспользовался случаем и дописал последний листок, несмотря на всё его сходство с остальными. Загадочное «он» в этой записке – разве не говорило это против того, что графиня решила воспользоваться возможностью и продвинуть барона? Ведь можно было написать имя. Или она настолько хитра, что решила не называть имени, только намекнуть? И подкрепить свои слова утверждением, что всё было организовано ещё до моего отъезда из Мэриленда?