Раскаты грома (И грянул гром) (Другой перевод) - Смит Уилбур - Страница 20

Капитан машинально достал из нагрудного кармана коробок восковых спичек.

– Спасибо. Я проплыву вниз по течению и попытаюсь найти лучшее место для переправы.

Шон снова раскурил окурок, выпустил облако дыма и вернул капитану спички.

– Был рад познакомиться, полковник Ачесон.

– Разрешаю вам действовать на свой страх и риск, Кортни.

Секунду они смотрели в глаза друг другу, и Шон испытал сильное желание пожать этому человеку руку. Но вместо этого пополз назад по канаве.

– Кортни!

Шон остановился и оглянулся через плечо.

– Как зовут второго проводника?

– Фридман. Сол Фридман.

Ачесон что-то записал в своей книжке и положил ее в карман.

– Удачи.

– И вам тоже, сэр.

С дерева, нависавшего над коричневой водой Тугелы, Шон срезал штыком пышную зеленую ветвь.

– Иди сюда, – сказал он. Сол съехал по глиняному берегу вниз и оказался по пояс в воде рядом с Шоном.

– Оставь ружье.

Сол послушно бросил его в воду.

– Для чего этот куст?

– Закрывать головы.

– А чего мы ждем?

– Чтобы Ачесон отвлек их, когда попытается вернуться по мосту.

Высоко над ними на берегу прозвучал свисток.

Солдаты тотчас открыли прикрывающий огонь, и группа в хаки побежала по мосту.

– Пора, – сказал Шон. Они погрузились в теплую кровавую воду, так что на поверхности оставались только головы, прикрытые листвой.

Уплывая вниз по течению, они не оглядывались на шум бойни на мосту.

Двадцать минут спустя и на полмили ниже по реке Шон поперек течения вышел к остаткам железнодорожного моста, который нависал над Тугелой, как разбитый разводной. Мост прикрывал их отход на юг, а железнодорожная насыпь скроет их отступление по равнине.

Ноги Шона коснулись илистого дна. Беглецы притулились под просевшим мостом, как цыплята под крылом у курицы. Шон пустил ветку по течению и вытащил Сола на берег между двумя металлическими опорами.

– Пять минут отдыха, – сказал он и присел рядом с Солом, чтобы перебинтовать тому голову: повязка сползла на уши. С мокрых мундиров текла мутная вода, и Шон пожалел о лежавших в кармане рубашки сигарах.

Вдоль железнодорожной насыпи проходила еще одна дренажная канава. Шон двигался по ней пригнувшись, толкая Сола перед собой и рявкая на него всякий раз, как тот пытался распрямиться, чтобы облегчить боль в спине. Один раз снайпер с холма позади них вогнал пулю в гальку рядом с головой Шона, и Шон устало выругался и едва не ткнулся носом в колени. Но Сол этого не заметил. Он спотыкаясь шел перед Шоном, пока наконец не рухнул мешком на дно канавы.

Шон пнул его.

– Вставай, черт побери!

– Нет, Руфь. Не буди меня. Сегодня воскресенье. Мне сегодня не нужно работать.

Говоря очень отчетливо, убедительно, Сол смотрел на Шона, но его глаза были матовыми, а зрачки снова превратились в черные точки.

– Вставай, вставай!

Имя Руфи воспламенило Шона.

Он схватил Сола за плечо и встряхнул. Голова Сола затряслась, сквозь повязку проступила свежая кровь. Сразу раскаявшись, Шон осторожно отпустил Сола.

– Сол, пожалуйста. Надо попытаться. Осталось немного.

– Не блестит, – прошептал Сол. – В нем нет блеска. Не хочу.

Он опустил веки, губы его раскрылись, дыхание вырывалось сквозь них вместе с капельками слюны.

Шон посмотрел Солу в лицо, и его охватило отчаяние. Глаза Сола глубоко ввалились, кожа на щеках и вокруг костлявого носа туго натянулась.

«Не потому что я едва не убил его, не потому что я перед ним в долгу.

А почему, почему? Как определить чувства к другому человеку? Можно только сказать: он мой друг.

Он мой друг, и я не могу бросить его здесь».

Опустившись рядом с Солом, Шон устроил его обмякшее тело в сидячей позе, положил руку Сола себе на плечо и встал.

По всей широкой равнине поодиночке, двойками, тройками, подгоняемая шрапнелью, разбитая, сломленная, отступала могучая армия Буллера. А здесь, всего в сотне ярдов от того места, где в канаве сидел Шон, аккуратно расставленные в траве, всеми покинутые, стояли полевые орудия.

Шон быстро отвел от них глаза и побрел в сторону от реки. Одной рукой он придерживал лежащую на плече руку Сола, другой обнимал Сола за талию.

Потом он постепенно понял, что огонь буров снова усилился и нашел цель. Снаряды, падавшие наобум среди отступающих, теперь сосредоточились на участке прямо перед Шоном.

Редкий ружейный огонь у него за спиной перешел в яростный постоянный треск, словно пожар бушевал в зеленом лесу.

Опираясь на край канавы, Шон всмотрелся из-за ствола мимозы вперед, в пыльную бурю, поднятую разрывами. Он увидел лошадей, две упряжки: на них между деревьями, поднимая бледную пыль, которая смешивалась с пылью разрывов, скакали люди. Опередив всех, размахивая тростью, на большой холеной лошади к брошенным пушкам мчался какой-то человек.

– Он смеется. – Шон с удивлением смотрел, как передовой всадник исчез за столбом поднятой взрывом пыли и вновь появился, повернув лошадь, как игрок в поло. Рот его был раскрыт, и Шон увидел блестящие белые зубы. – Этот сумасшедший смеется!

Вдруг Шон издал неистовый приветственный крик:

– Парень, скачи! – кричал он, и его голос терялся в грохоте и громе обстрела. – Они пришли за орудиями, – кричал Шон. – Сол, они пришли за пушками!

Не понимая, как это вышло, Шон обнаружил, что он уже не в канаве, что с новыми силами, взвалив на плечо потерявшего сознание Сола, бежит к пушкам.

Когда он добежал до батареи, первый всадник был уже там. Он спешился и впрягал лошадей в первое орудие. Шон спустил неподвижное тело с плеча в траву. Теперь они вдвоем поднимали хобот лафета, но для этого требовалось четверо.

– Не мешайте! – крикнул Шон и схватился за длинный клинообразный стальной стержень. Обхватил его руками и поднял – высоко.

– Тащите лафет.

Отделяющиеся колеса вместе с осью подтащили под стержень и поставили на место.

Шон отступил, тяжело дыша.

– Молодчина! – Молодой офицер наклонился в седле и крикнул Шону: – Садитесь на лафет.

Но Шон повернулся, побежал к Солу, поднял его и понес к лафету.

– Держите! – крикнул он двум солдатам, которые уже сидели наверху. Те вдвоем втащили Сола на сиденье.

– Для тебя места нет, приятель. Садись в седло Таффи у правого колеса, – закричал один из них вниз, и Шон увидел, что он прав. Кучера уже сели, но одно седло пустовало.

– Присмотри за ним, – сказал он тому, кто держал Сола.

– Не волнуйся, не уроню, – заверил артиллерист и настойчиво добавил: – Лучше прыгай быстрей в седло, мы уходим.

В это мгновение удача, сопутствовавшая Шону с утра, покинула его. Рядом разорвался снаряд. Шон не почувствовал боли, но его правая нога подогнулась, и он опустился на колени.

Хотел встать, но ноги не слушались.

– Вперед! – закричал офицер, и пушка рывками начала движение, набирая скорость. Кучера подгоняли лошадей, сидящие на лафете подпрыгивали. Шон видел, как артиллерист, который держит Сола, беспомощно смотрит на него.

– Присмотри за ним! – крикнул Шон. – Ты обещал!

Артиллерист открыл рот, собираясь ответить, но между ними разорвался еще один снаряд, закрыв лафет. На сей раз Шон почувствовал, как шрапнель рвет его тело. Она резала, словно бритвой, и Шон повалился набок. Падая, он увидел, что офицера тоже задело. Раскинув руки, тот упал вперед через голову лошади и ударился о землю плечом. Одна его нога застряла в стремени, и лошадь тащила его по земле, пока не порвался кожаный ремешок, удерживавший стремя. Лошадь ускакала за орудийным лафетом.

Шон потащился за ней.

– Смотри за ним! – кричал он. – Ради бога, смотри за Солом!

Его крик никто не услышал – люди скрылись за деревьями, исчезли за разрывами: огонь сопровождал их, как войско коричневых демонов.

Но Шон продолжал ползти, цепляясь одной рукой и подтаскивая тело на животе по траве. Вторая его рука беспомощно волоклась сбоку, и он чувствовал, как волочится за ним правая нога, пока она не застряла и не остановила его. Он пытался вырваться, но большой палец ноги застрял в жесткой траве, и у Шона не получалось его высвободить. Он изогнулся – раненая рука оказалась под ним – и посмотрел на ногу.