Ласковые псы ада - Харрис Шарлин - Страница 37

— Вот так было сурово?

— Не хочу на эту тему.

Рафаэль полез на заднее сиденье и достал моток шнура, который у нас с Кейт там лежит. Отмотав футовый кусочек, он разорвал пеньковую веревку легко, как волосок.

— Тебе не надо этого делать, — сказал он. — Я все забываю, что ты не…

Не что? Не нормальная? Не такая, как он?

— …обучена. Я скоро вернусь.

Ну уж нет. С чем он может справиться, от того и я шарахаться не стану.

Я подобрала моток шпагата. Будь я просто будой, как моя мать, я бы наслаждалась всеми улучшениями, которые приносит вирус «Лик-5», но пусть я слабее настоящего оборотня, с этой чертовой веревкой справлюсь. Я оторвала кусок веревки, вздохнула и разодрала кошку на части.

— Все-таки хорошо, что я наполовину гиена, — бурчала я про себя, продвигаясь по дну расщелины. С меня свисали клочья кошачьего трупа, распределенные по конечностям и подвешенные на шнуре на шее. Для человеческого носа все запахи разложения похожи друг на друга, но на самом деле каждый труп имеет свой неповторимый запах — как имел его при жизни. Вот этот конкретный труп вонял чем-то тошнотворно кислым. — Была бы я кошкой, просто сдохла бы от вони и возмущения.

— Знаешь, кто бы совсем не мог это выдержать? — Рафаэль карабкался на склон с быстротой ящерицы. — Дулитл.

— Врач Стаи?

Даже таща винтовку, я вылезла первой. Где я уступаю в силе, там беру быстротой и ловкостью.

— Ага. Барсуки очень чистоплотны. В природе лисы иногда захватывают норы барсуков, проникая туда и обгаживая все сверху донизу. Барсук такой чистоплюй, что предпочтет рыть новую нору, чем чистить старую. Дулитл может оперировать на открытом сердце, но покажи ему кусок гнилого трупа, и он с визгом удерет в горы.

Нас обдало эхом рычания, и Рафаэль замолчал. Здесь пес мог нас услышать.

Через несколько минут мы вышли на край лощины. Здесь сходилось их несколько, образуя провал, где могло бы разместиться футбольное поле. Дом стоял в его центре. Два этажа, ряд белых колонн, поддерживающих треугольную крышу, и смотрел дом на нас двумя рядами окон, закрытых темными ставнями. Черная дверь заднего входа была закрыта, как и двери в подвал слева от дома. И огорожен он был десятифутовой оградой с витками колючей проволоки поверху.

Пока мы смотрели, из расщелины рысцой выбежал Цербер. Он слегка подвывал, между зубами текла и капала огненная слюна, и он подбирался к ограде. Левая голова вытянулась на мохнатой шее и понюхала сетку. От металла к носу проскочила синяя искра. Цербер взвыл, взбил когтями землю в бессильной злости и убежал прочь.

Электрическая изгородь. Забавно. Проводов к дому не было видно, значит, энергия поступает изнутри. Напрягая уши, я различила далекое гудение генератора.

Двери, ведущие в погреб, медленно поднялись. Что-то между ними извивалось, что-то бледное. Правая створка открылась, и тварь выпрыгнула наружу. Иссохшее, похожее на гуманоидное тело давно лишилось последнего волоска и последней капли жира. Под кожистой шкурой отчетливо проступали ребра, под ними проваливался булыжный живот. Пальцы рук, длинные пальцы ног заканчивались огромными желтыми когтями.

Вампир. И если здесь есть вампир, то должен быть и его навигатор. Я поднесла к глазам бинокль.

На лицо вампира страшно было смотреть: маска смерти, вылепленная в виде человеческого лица, лишенная эмоций, интеллекта, сознания. Тварь остановилась, застыла на пороге погреба. Разинула пасть, показав два серпа желтых клыков, прыгнула вверх и прицепилась к стене как муха. Взбежав по стене, вампир промчался по темной крыше к белому обрубку трубы и прыгнул внутрь кошмарным Санта-Клаусом.

С электроизгородью мы бы могли разобраться, а с вампиром — проблематичнее. Никак не определить, сколько их в доме. Если два — то авантюра. Три — самоубийство. Особенно если нахлынет магия.

— Андреа? — теплым и пушистым облаком прозвучал в ухе голос Рафаэля.

Я обернулась к нему. Чего тебе?

— Тебе понравилась та вещь, которую я тебе оставил?

Вещь? А, вещь! У оборотней странный способ ухаживания. Как правило, надо показать предполагаемой подруге, какой ты ловкий и скрытный, а для этого — проникнуть на ее территорию и уйти. Поскольку вся земля принадлежит Стае, «территорией» становится дом предполагаемой подруги. Обычно оборотень проникает в этот дом и оставляет подарок, но у буд свое чувство юмора. Они проникают в дома намеченных подруг и устраивают шалости.

Отец Рафаэля приклеил мебель тети Би к потолку. Дядя Рафаэля проник в дом его тетки, снял двери с петель и перевесил их наоборот, так что все ручки оказались внутри. Следуя этой милой традиции буд, Рафаэль как-то скрылся во время Полуночных игр, проник в мою квартиру и оставил мне эту вещь.

— Ты сейчасхочешь это знать? — яростно прошипела я.

— Ты можешь ответить да или нет?

— Ты и правда лучшего времени не нашел?

Глаза его сверкнули красным:

— Другого может уже не быть.

Я обернулась: Цербер присел в расщелине у нас за спиной, наведя на нас все три пары ушей и застыв в безмолвной ярости.

Очень медленно я повернулась снова к Рафаэлю.

— Тебе понравилось? — спросил он, совершенно закусив удила и не обращая ни на что внимания.

— Да, забавная штука.

Он улыбнулся — и лицо его стало невыносимо красивым.

С оглушительным ревом Цербер прыгнул вперед. Огромные челюсти Рафаэля покрылись мехом, я опрокинулась на спину.

Средняя голова Цербера спикировала на меня, разинув черную пасть, собираясь проглотить меня целиком.

Я выстрелила.

Первая пуля ударила псу изнутри в гортань. Он взвизгнул, и я всадила туда же еще две. Брызнуло во все стороны мясо, и стало видно небо там, где была глотка. Голова резко опустилась, а я успела откатиться в сторону, когда огромная лапа взрыла землю там, где я только что лежала. Самый маленький коготь зацепил мне ногу и бок, разрывая одежду и оставляя горячий ожог боли.

Я вскочила на ноги. Левая голова нырнула ко мне и промахнулась, потому что Рафаэль взметнулся в воздух и полоснул когтями нос Цербера. Пес дернулся назад, и Рафаэль вцепился когтями в морду. Цербер замотал головой, но Рафаэль держался мертво, выдирая и бросая на землю куски шкуры с мясом.

Я попятилась, перезаряжаясь. Рафаэль в ярости драл морду Цербера, разбрасывая клочья, и темными ручьями текла кровь.

Правая голова метнулась к нему, щелкая огромными зубами, как медвежий капкан. Рафаэль, держась когтями за собачий нос, взметнулся в сторону, как гимнаст на снаряде, и всадил когти ног в правую голову Цербера.

Я взметнула винтовку, предвкушая, как сейчас отпрянет пес.

Огромная голова отошла назад в замахе, будто в замедленной съемке. Ясно и ярко горел красный глаз.

Ровно. Целься.

Древняя связь протянулась между мной и Цербером, вибрируя, как натянутый провод. Связь охотника и добычи.

Голова заносилась все выше и выше.

Мне торопиться некуда.

Я спустила курок.

Из правого затылка Цербера вылетело кровавое облако. Голова дернулась прямо вверх, нос задрался к небу. Из разбитой орбиты глаза потек жидкий огонь, пламя взмыло, охватив голову. Она рухнула вниз, ударилась оземь, подпрыгнула, и Рафаэль спрыгнул на землю. У него за спиной затряслась и рухнула последняя голова, занялась тем же пламенем, а Рафаэль встал прямо, подобный демону, выделяясь силуэтом на фоне оранжевого пламени, и глаза его стали двумя точками огня.

Не пройди я профессиональное обучение, я бы просто сомлела от такой демонстрации жесткой крутизны.

Я подняла ствол точно вверх, поставив приклад на бедро, и надела Орденское лицо.

Пошли, нечего тут смотреть. У нас каждый день так.

Я еще думала было сдуть воображаемый дым из дула, но ствол у «Уэзерби» длинный, а рост у меня — пять футов четыре дюйма, так что вид был бы слишком глупый.

Решительным шагом подошел ко мне Рафаэль. Голос его звучал отрывистым рыком, искаженным клыками.