От чужих берегов - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 23

– К какому?

– Сейчас будет два крошечных городишки, Игар и Спрингервилл, а сразу за ним – Эль Камино дель Дьяболо, Хайвей Дьявола.

– Фильм был такой? – спросила она.

– Был, снятый режиссером, который отказался лечить шизофрению,– согласился я.– Но вообще причина в том, что официально он назывался раньше Ю-Эс Рут 666.

– А теперь?

– Теперь его переименовали в Четыреста девяносто первое шоссе.

– Из-за суеверий? – удивилась она.

– Из-за местных клептоманов, которые воровали все указатели с этими тремя шестерками,– засмеялся я.– А вообще по нынешним временам… так и задумаешься. Но вообще нам туда не надо, Эль Камино дель Дьяболо ведет на юг, а нам надо на восток.

Тут заговорило радио, на этот раз голосом Лори:

– Андре, ребята из трейлеров просят об остановке.

– У них же есть сортиры внутри,– буркнул я.

– Их некому откачивать. И во втором джипе сортира нет. Боимся потом тебя не догнать и потерять связь.

– Хорошо,– согласился я, подумав, что и нам уже пора бы сбегать до кустиков,– я буду подбирать подходящее место.

– Спасибо, сообщи нам.

– После того, как Спрингервилл проедем,– сказал я и отключился.

Спрингервилл проехали. Спокойно, без помех, как в старые добрые докатастрофные времена. Видели людей, видели машины, из признаков новых мрачных времен встретился лишь конный патруль из четырех человек с винтовками, но на нас внимания никто не обратил. Подозреваю, что в другое время и обратили бы, а может, даже и попытались остановить, но движение по дороге такое редкое, что каждая проехавшая машина для местных становится настоящей неожиданностью. Я даже подумал, что наш фургон в качестве головного дозора скорее работает не на безопасность, а наоборот. Не лучше ли сомкнуть колонну в одну группу и так нестись по дорогам, не давая потенциальным недоброжелателям времени, чтобы подготовиться к встрече.

Город промелькнул за секунду, потом увидели водохранилище, несколько ферм вокруг него, а потом опять потянулось пустынное нагорье – пологие подъемы и спуски, выветренные каньоны, оставшиеся от каких-то исчезнувших рек, знойный ветер. Лесной рай закончился, вновь перед нами настоящая Аризона.

Вскоре мое внимание привлекли два правильной формы насыпных холма в нескольких сотнях метров от дороги, куда вел вполне приличный проселок. Я прикинул и понял, что за этими холмиками вполне можно будет укрыть от любопытных глаз все машины. А «мальчики» укроются от «девочек», что в этих просматриваемых на многие километры вокруг краях сделать невозможно. Осталось только дождаться колонну, прижавшись к обочине.

Джип Лори и Хэдли догнал нас за пару минут, а еще минуты через три подтянулась вся остальная компания. Пристроившись ко мне хвостом, машины потянулись следом, переваливаясь на кочках проселка и поднимая легкую желтую пыль, уносимую ветром куда-то на север. Дорога втиснулась меж двух прямоугольных курганов – полагаю, бывшей городской свалки, закопанной давным-давно,– и оборвалась. Машины начали расползаться влево и вправо, останавливаясь и выпуская из своих салонов людей. Вышли и мы.

Я присматривался к лицам «пляжников» и не видел печати какой-либо особенной скорби по погибшей девушке. Однако отметил я это вовсе не в упрек. Смерть стала бытовым явлением, люди к ней уже привыкли. Привыкли, скорее всего, даже эти инфантильные ребята, которые до этого месяц скрывались в сожранной мертвецами Калифорнии, и их товарищи уже гибли до того, как встретились мы. Так что не осуждаю я их, совершенно не осуждаю. И нет в том их вины. Если и есть, то самая малая – грех глупости, а глупость в том, что до сих пор не сумели организоваться в какое-то подобие отряда, не научились приглядывать друг за другом. Так и ведут себя как раньше – каждый из них центр Вселенной, каждый – яркая индивидуальность, и каждому даже как-то неприлично кому-то подчиняться.

Ладно, какое мое дело? До поворота, на котором их компания свернет на Альбукерке, осталось около двухсот километров, даже меньше, и через три часа мы с ними расстанемся навсегда, и дальнейшая их судьба волновать меня уже не будет.

– Почему ты так разозлился тогда? – тихо спросила Лори, отведя меня в сторону.– Ты же сам понимаешь, что безоружный дурачок не мог отбить девушку у толпы мертвецов. А когда ты пошел к машинам, я даже побоялась тебя окликать – думала, что ты можешь выстрелить.

Ну вот, и она заметила.

– У вас есть на чем посмотреть диск? – спросил я.

– Конечно,– даже чуть удивилась вопросу она.– А что за диск?

– Вот этот.

Я вытащил сверкнувший на солнце оптический диск из набедренного кармана, протянул ей.

– Когда посмотришь, узнаешь, откуда взялись пикапы возле отеля и зомби, которые бросились на ваших. А заодно поймешь, почему я был таким бешеным.

– Хорошо.

Она убрала диск в висящую на боку сумку. Затем сказала:

– Скоро уже расстаемся. Хотим позвать вас на обед сегодня вечером.

– Вечером? – удивился я.

Вечером, как мне казалось, мы собираемся разбежаться в разные стороны. От развилки им до Альбукерке ехать полсотни километров, не больше,– какой им смысл останавливаться на ночлег и устраивать званые обеды?

– Альбукерке – большой город,– сказала девушка-«негатив», подходя к нам.– Все большие города превратились в бродячие кладбища. Поэтому мы думаем, что подъезжать туда надо с самого утра: так безопасней.

Ну вот, даже у этих «пляжников» бывают здравые мысли.

– Вам сам город нужен?

– Не совсем, но очень близко от него,– сказала «Негативка».– Поэтому мы хотим выждать утра.

– Кто из вас оттуда? – спросил я.

– Мы с братом.

Мне вспомнилось, что я видел «Негативку» постоянно с парнем, по виду классическим «уиггером» с заплетенными в косички светлыми волосами.

«Уиггерами» принято называть «белых негров» – ту особо дураковатую часть местной продвинутой молодежи, во всем обезьянничающих с «рэп-культуры». Негритянская жестикуляция, туповатый негритянский же сленг, манера одеваться в широченные сваливающиеся штаны и зимние куртки в разгар лета. Кстати, история таких штанов идет из тюрем, большинство населения которых состоит из черных: администрация намеренно выдавала контингенту штаны на пару-тройку размеров больше, чем надо, и не давала ни ремней, ни подтяжек. Так становится проблематично не только убегать, но даже драться. Потом городские дебилы взяли это за моду, из-за чего великое множество «братьев из гетто» попалось в руки копам – штаны сваливались в самый неподходящий момент.

– Наверное, вы правы,– согласился я.– Тогда надо будет найти безопасное место где-то перед Сокорро – перед развилкой.

Если с этой компанией забраться куда-то в глухой лес или пустыню, глядишь, и не нарвемся на неприятности. Все равно я планировал ночлег как раз в том районе, только сразу после города, а не до него. Но десять километров в ту или другую сторону особой роли не играют, так что можно и до.

– Можем остановиться в Бокс-Каньон,– сказала «Негативка».– Тихое место в стороне от дороги. Раньше мы с братом любили ездить туда на клаймбинг.

Клаймбинг – это скалолазание, занятие в этих краях популярное. Нам оно не надо, но вот некоторые детали…

– Каньон реки?

– Да,– закивала она,– там река, чистая вода, и можно даже купаться.

Где-то неподалеку хлопнул одиночный выстрел. Все замерли, потом вдруг засуетились, забегали, затем какая-то девчонка завизжала, следом за ней вторая. Затем все побежали куда-то к «пожарному» автобусу, затем крики усилились, кто-то из парней громко повторял одно и то же ругательство. А затем я увидел то, что вызвало панику: парень с перевязанной рукой, тот самый, который не смог спасти свою подружку и сбежал, сидел, спиной привалившись к заднему колесу автобуса, под огромным пятном крови и мозгов, и эта же самая кровь стекала ему на грудь и плечи. А возле его левой руки на песке лежал револьвер с длинным стволом.

Все сгрудились в тесный полукруг, воцарилась тишина. Щупать пульс не было нужды: тут сомнений в результате нет. А вообще… я уже второй раз так нарываюсь. Сначала плохо думаю о человеке – и понимаю его лишь после того, как он умер, как было с моей одинокой соседкой в Койотовой Купальне. Когда я наконец отучусь делать выводы раньше, чем успею все обдумать? И кто мне сказал, что этому парню было наплевать на девушку? А на самом деле он ее и на пару часов не пережил, и смелости хватило. Не смог выстрелить в нее мертвую, верно. А в живого себя – сумел. Дурак я, прости господи, дурак.