Кремлевский кардинал - Клэнси Том - Страница 20

– А вы женаты, товарищ лейтенант?

– Да, товарищ полковник.

– Лично я никогда не допрашиваю жену по поводу того, где она покупает подарки к моему дню рождения. Правда, я не чекист. – Бондаренко несколько раз глубоко присел, чтобы продемонстрировать, что он все-таки лучше физически подготовлен.

– Товарищ полковник, хотя мы с вами выполняем разные обязанности, мы оба служим Советскому Союзу. Я – молодой неопытный офицер, и вы уже продемонстрировали это весьма убедительно. Что меня серьезно беспокоит, так это ненужное соперничество между армией и КГБ.

Бондаренко повернулся и посмотрел на лейтенанта.

– А вы неглупый молодой человек, лейтенант. Надеюсь, когда у вас на погонах появятся генеральские звезды, вы будете придерживаться такой же точки зрения.

Он оставил лейтенанта у караульного помещения и быстрым шагом направился к жилому дому, спеша добраться до теплого помещения прежде, чем утренний ветер превратит в лед капли пота на шее. Бондаренко вошел в подъезд и поднялся на лифте к себе в комнату. Его ничуть не удивило, что так рано утром горячей воды не было. Полковник принял холодный душ, прогнавший остатки сна, побрился и оделся, затем отправился в столовую завтракать.

В министерство ему нужно было приехать в девять часов, а баня с парным отделением находилась по пути. За много лет Филитов убедился, что нет ничего лучше парной бани, когда нужно избавиться от похмелья и прочистить мозги. И немудрено – практика у него была предостаточной. Водитель-сержант отвез полковника в Санлуновские бани, рядом с Кузнецким мостом, в шести кварталах от Кремля. В любом случае это была обычная Филитовская процедура – каждую неделю по средам утром он посещал парилку. Даже ранним утром он оказался в бане не один. Несколько других посетителей – занимавших, по-видимому, тоже видное положение – поднимались по широким мраморным ступенькам на второй этаж первого класса бани (разумеется, официальное название отделения первого класса было другим), поскольку тысячи москвичей страдали той же болезнью, что и полковник, и прибегали к аналогичному методу лечения. Были тут и посетительницы, Михаил Семенович попытался представить себе, как выглядит женское отделение и чем оно отличается от того, в которое направляется он сам. Это показалось ему странным. Он посещает Сандуновские бани с 1943 года, с того самого момента, как получил назначение в министерство, и ему ни разу не представился случай заглянуть в женское отделение. Ну и ладно, для этого он уже слишком стар.

Раздеваясь, он чувствовал тяжесть в голове и знал, что глаза у него красные. Повесив в шкафчик мундир, полковник взял из толстой кипы, лежащей на скамейке, махровое полотенце и березовый веник, несколько раз глубоко вдохнул прохладный сухой воздух предбанника и затем открыл дверь, ведущую в парное помещение. Когда-то весь был мраморный пол, но теперь его почти весь заменили оранжевыми плитками. Михаил Семенович помнил время, когда пол в парилке был еще мраморным. Двое голых мужчин лет пятидесяти спорили о чем-то, скорее всего о политике. Он слышал хриплые голоса, заглушаемые шипением пара из груды камней в центре отделения. Всего, кроме них, насчитал еще пять мужчин. Они сидели на полках с опущенными головами. Каждый переносил

последствия похмелья в стоическом одиночестве. Он выбрал место в переднем ряду и тоже сел.

– Доброе утро, товарищ полковник, – услышал он голос рядом, в пяти метрах.

– И вам желаю того же, товарищ академик, – приветствовал Михаил Семенович знакомого завсегдатая парной бани. Филитов сжал в руках березовый веник, ожидая, когда на теле выступит пот. Ждать пришлось недолго – температура в парилке достигала ста сорока градусов по Фаренгейту. Он медленно, как поступают опытные люди, вдыхал горячий влажный воздух. Аспирин, который Михаил Семенович принял с утренним чаем, начал действовать, хотя он все еще испытывал тяжесть в голове и полости носа пока по-прежнему оставались отекшими. Он принялся бить себя веником по спине, словно стараясь изгнать ядовитые вещества из своего тела.

– Как поживает сегодня герой Сталинграда? – не унимался академик.

– Примерно так же, как и гений министерства образования, – проворчал Филитов и услышал в ответ вымученный смех. Он так и не мог запомнить его имя… Илья Владимирович… а дальше? Только кретин может смеяться, когда тебя мучает похмелье. Однажды академик признался, что пьет из-за своей жены. Ты пьешь, чтобы чувствовать себя свободным от нее, верно? – подумал полковник. Хвастаешь тем, что спишь со своей секретаршей, а вот я продал бы душу дьяволу за один взгляд на лицо Елены. И на лица моих сыновей, напомнил он себе. Двух моих красивых, мужественных сыновей. Такие веши приходят в голову в подобное утро.

– Во вчерашней «Правде» писали о переговорах по разоружению, – – снова послышался голос академика. – Можно рассчитывать на успех?

– Не имею представления, – ответил Филитов.

В парилку вошел банщик – молодой человек лет двадцати пяти, невысокий. Он сосчитал сидящих на полках.

– Кто-нибудь хочет выпить? – спросил он. Спиртное было категорически запрещено в бане, но, как считает каждый русский, вкус водки от этого только улучшается.

– Нет! – послышался хор голосов. Этим утром никому не хотелось опохмелиться, с некоторым удивлением заметил Михаил Семенович. Да, конечно, середина недели. В субботнее утро все будет совсем по-другому.

– Хорошо, – ответил банщик, направляясь к двери. – В предбаннике лежат свежие полотенца, и мы отремонтировали установку для нагрева волы в бассейне. Поплавать – совсем неплохо для вашего тела, товарищи. Не забывайте упражнять мышцы, которые вы сейчас прожариваете, и весь день будете чувствовать себя свежими как огурчики.

Филитов поднял голову. Значит, банщик является новым связным.

– Ну почему у них хорошее настроение в такое утро? – проворчал мужчина в углу.

– У парня хорошее настроение, потому что он не старый пьяный козел! – послышался чей-то ответ. Раздался смех.

– Еще пять лет назад я переносил водку куда лучше, – продолжал мрачный голос, доносящийся из угла. – Уверяю вас, качество спиртного ухудшается с каждым годом.

– Вместе с твоей печенью, товарищ! – поддел его сосед.

– Как ужасно становиться старым. – Михаил Семенович повернулся и посмотрел на говорившего. Это был мужчина едва достигший пятидесяти, с отвисшим животом цвета мертвой рыбы, который курил сигарету – еще одно нарушение правил.

– Еще ужаснее не стареть, но вы, молодежь, забыли об этом! – автоматически ответил он, и сам удивился собственному ответу. Головы сидящих в парилке повернулись в его сторону, увидели шрамы от ожогов на груди и спине. Даже те из них, кто не знал, кем является Михаил Семенович Филитов, поняли, что с этим мужчиной лучше не связываться. Он молча просидел еще десять минут, прежде чем выйти из парного отделения.

Банщик стоял у двери парилки, когда Филитов вышел в предбанник. Полковник передал ему березовый веник и полотенце, затем направился в душевую, где принял холодный душ. Десять минут спустя он стал уже другим человеком. Боль в голове и подавленное настроение, вызванное похмельем, исчезли вместе с испытанным им стрессом. Он быстро оделся и спустился по лестнице к подъезду, где его ждал автомобиль. Сержант обратил внимание на легкость его шагов и изумился целительной силе парной бани. Неужели есть что-то волшебное в том, что люди сидят в такой жаре и варятся в ней, подумал молодой солдат.

Банщику предстояло выполнить новое поручение. Несколько минут спустя он снова зашел в парную и узнал, что два клиента передумали. Он тут же вышел из здания бани через заднюю дверь и направился в маленькое заведение, приемщик которого зарабатывал продажей водки налево куда больше, чем химчисткой. Банщик вернулся от него с поллитровой бутылкой водки, на которой не было импозантной наклейки – первоклассная «Столичная» шла только на экспорт и для избранных, – но которая стоила вдвое дороже, чем в магазине. Введение строгих запретов на продажу алкоголя привело к возникновению совершенно нового – и крайне выгодного – черного рынка. Кроме того, банщик оставил в химчистке маленькую кассету с фотопленкой, полученную им вместе с березовым веником. Со своей стороны банщик испытывал облегчение. Это было его первое задание. Имени человека, передавшего ему кассету, он не знал и произнес условную фразу с естественным страхом, опасаясь, что эта часть шпионской сети ЦРУ оказалась давно известной контрразведывательной службе КГБ – наводящему страх Второму главному управлению. Он уже лишился права на жизнь и знал об этом. Но ему хотелось предпринять что-то, загладить чем-то все то, что он видел за год, проведенный в Афганистане, исправить поступки, которые его заставили там совершать. На мгновение он подумал о том, кем был этот старый мужчина, весь в шрамах, и тут же напомнил себе, что личность человека, передавшего ему кассету, – не его дело.