Эта песня мне знакома - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 36

— Если вы дадите согласие на осмотр содержимого этого шкафчика, мы с радостью поставим его в любое место, где миссис Кэррингтон будет удобно его разобрать. Вы можете не соглашаться, но мы хотели бы ознакомиться с содержимым.

— Не вижу в этом ничего предосудительного, — пожала плечами Мэгги.

Она повела гостей на чердак, извиняясь за беспорядок и пыль.

— Я каждый раз даю себе слово заняться чердаком и избавиться от этого хлама, — рассказывала она, а гости меж тем без малейших усилий расчистили пространство вокруг шкафчика и подняли его с пола, — но вы же знаете, как это бывает. До таких вещей руки вечно не доходят. Кей говорит, что я барахольщица, и она права.

Следователи ничего не ответили. Оба вытащили из ящика по папке с бумагами и принялись проглядывать содержимое.

Мэгги с растущим беспокойством наблюдала за ними, гадая, правильно ли поступила, позволив им подняться сюда. Наверное, надо было посоветоваться с Кей, запоздало подумала она. Ей не хотелось снова расстраивать внучку. С другой стороны, если это Питер Кэррингтон убил ее отца и эти ребята найдут здесь какие-нибудь улики, надо быть просто сумасшедшей, чтобы продолжать о нем беспокоиться.

— Взгляни-ка сюда, — сказал следователь постарше своему напарнику и протянул ему лист бумаги.

Это была копия ландшафтного эскиза с приложенной к нему запиской, адресованной Питеру Кэррингтону. Вот что написал Джонатан Лэнсинг:

Пока молодой следователь читал записку, тот, что был постарше, поглядел на Мэгги.

— Никогда не извиняйтесь за то, что вы барахольщица, миссис О'Нил, — сказал он.

47

Коннер Бэнкс сидел напротив своего клиента за столом в небольшой комнатке, предназначенной для встреч заключенных с адвокатами в тюрьме округа Берген. Из всех членов юридической команды именно его выбрали для разговора с Питером о его перспективах.

— Питер, расклад у нас такой, — сказал он. — Хорошая новость заключается в том, что, хотя вы и являетесь главным подозреваемым по делу о гибели вашей покойной жены Грейс, оно будет рассматриваться отдельно. На этом процессе будет запрещено упоминать о ее смерти, поскольку они не могут доказать ее связь с двумя другими случаями. Однако, поскольку останки Сьюзен Олторп и Джонатана Лэнсинга были обнаружены на территории вашего поместья, обвинение попытается объединить все эти дела в одно. И все же мы полагаем, что им не удастся доказать вашу вину за недостатком улик.

— Какой тут может быть недостаток улик, когда все указывает на меня? — тихо спросил Питер. — Я последний человек, который видел Сьюзен живой. Мария Вальдес покажет, что сорочки, которую я, честное слово, клал в корзину с грязным бельем, никогда там не было и что мой отец заплатил ей, чтобы она держала язык за зубами. Теперь выясняется, что отец Кей написал мне записку с планом благоустройства территории между дорогой и изгородью, где нашли тело Сьюзен. Если бы я был ее убийцей, я был бы в ужасе, потому что при исполнении этого плана ее тело неминуемо было бы обнаружено. Получается, у меня был мотив избавиться от Джонатана Лэнсинга. Нет, мне конец.

— Питер, я согласен, положение серьезное, но послушайте меня. Записку мог перехватить кто угодно. У них нет доказательств, что вы ее получили.

— Зато у них есть доказательства, что мой отец отстегнул Марии Вальдес пять тысяч долларов.

— Питер, в том, что касается сорочки, ваше слово против ее слова, и, потом, не забывайте, она сама призналась, что в прошлый раз солгала под присягой. Присяжные настороженно относятся к людям, которые меняют свои показания. А что касается чека… да, ваш отец выписал ей чек, но мы приведем на суде и другие примеры неожиданных приступов щедрости с его стороны. И продемонстрируем этим проявление сочувствия с его стороны, поскольку Мария рассказала ему об умирающей матери.

— Присяжные этому не поверят, — сказал Питер.

— Не забывайте, чтобы вас признали виновным, решение присяжных должно быть единогласным. Нам достаточно, чтобы хотя бы один из них усомнился в вашей виновности. Может, полного оправдания у нас добиться и не получится, но расстроить единодушие жюри мы сможем точно.

— Расстроить единодушие жюри. Звучит не слишком обнадеживающе.

Питер Кэррингтон в упор посмотрел на адвоката, отвел взгляд, потом с видимым усилием заставил себя вновь посмотреть ему в глаза.

— Я всегда считал, что просто не способен поднять руку на другого человека, — произнес он, тщательно подбирая слова. — То, как я поступил с тем полицейским, заставило меня понять, что это не так. Винсент Слейтер рассказывал вам, что я однажды набросился на него, когда мне было лет шестнадцать?

— Да, рассказывал.

— Что произойдет, если, несмотря на все ваши усилия, присяжные единогласно признают меня виновным?

— Обвинение будет просить для вас два последовательных пожизненных срока, и, вероятно, именно столько вам и дадут. Вы никогда не выйдете на свободу.

— Предположим, им каким-то образом удастся доказать мою причастность к гибели Грейс. Какой срок я получу в таком случае?

— Это, без сомнения, потянет на еще один пожизненный приговор. Но, Питер, доказать, что это вы убили ее, абсолютно невозможно.

— Коннер, поверьте мне. Ничего абсолютно невозможного нет. До сих пор я был совершенно уверен в собственной невиновности. Теперь у меня больше нет такой уверенности. Я знаю, что никогда сознательно не причинил бы вреда другому человеку, однако же позавчера ночью я серьезно избил того полицейского. То же самое много лет назад я сделал с Винсом. А вдруг это были не единственные два раза?

У Коннера Бэнкса пересохло во рту.

— Питер, можете не отвечать на следующий вопрос, а если все-таки решите ответить, предварительно хорошо подумайте. Вы действительно полагаете, что в измененном состоянии сознания могли убить Сьюзен Олторп и Джонатана Лэнсинга?

— Я не знаю. Позавчера ночью мне казалось, что я ищу тело Сьюзен на лужайке перед домом ее родителей. Я должен был убедиться, что она мертва. Был ли это сон, или я заново переживал то, что произошло когда-то на самом деле? Не знаю.

Такое выражение, какое было сейчас у Кэррингтона, Бэнксу доводилось видеть на лицах других своих подзащитных — людей, которые знали, что почти наверняка получат пожизненный срок.

— Это еще не все, — севшим голосом продолжал Питер, запинаясь. — Кей не рассказывала вам, что в первую ночь после того, как мы вернулись из нашего свадебного путешествия, она видела, как я во сне подошел к бассейну и сунул руку в бассейн, под покрытие?

— Нет, не рассказывала.

— Опять же, возможно, это был всего лишь дурной сон, а возможно, я заново проигрывал то, что имело место на самом деле. Я не знаю.

— Питер, на суде об этом не будет ни слова. Мы будем строить защиту на принципе недостатка улик.

— Оставьте свои улики себе. Я хочу, чтобы моя защита строилась на том, что, если я и совершил эти преступления, я действовал в состоянии лунатизма и не отдавал себе отчета в том, что делаю.

Бэнкс в изумлении воззрился на него.

— Нет! Ни в коем случае! С такой стратегией защиты у вас нет ни малейшего шанса. С таким же успехом вы можете сами принести прокурору свою голову на блюдечке с голубой каемочкой.