Игры патриотов - Клэнси Том - Страница 81

«Давай, давай, Джо…» — сказал себе Райан. Он взглянул на Кэти и, набравшись духу, произнёс:

— Если вы пришли сюда, чтобы наорать на меня, то я ничего против этого не имею, но давайте займёмся этим как-нибудь с глазу на глаз. А сейчас… Тут ваша дочь, и, возможно, вы ей нужны. Я буду в коридоре, — сказал он Кэти и вышел из палаты.

У дверей все ещё стояли двое полицейских, лица их были предельно серьёзными. Джек вспомнил, что при нападении погиб их коллега и Кэти единственный человек, который в какой-то мере может рассматриваться как свидетель этого убийства. В вестибюле сидел Робби и, увидев Джека, махнул ему рукой, подзывая.

— Садись, — сказал он.

— Вот уж кто умеет выпроваживать меня!.. — сказал Джек.

— То, что он — мудак, я знаю, но всё же не забывай, что он едва не потерял дочь. Терпение, Джек…

— Ты что — философ? — улыбнулся Джек.

— Я — лётчик, но зато мой отец был проповедником. Ты и представить себе не можешь, чего я только не наслушался, когда к нему кто-нибудь приходил поговорить о том о сём. А этот… он не столько зол на тебя, сколько перепуган случившимся.

— Я тоже, — сказал Райан.

— Но у тебя было больше времени, чтобы прийти в себя.

— Это верно, — согласился Джек и, помолчав, добавил:

— Все равно я этого сукина сына терпеть не могу.

— Он дал тебе Кэти, а это кое-что.

— Ты уверен, что правильно выбрал профессию? Тебе бы надо было стать священником.

— Я — голос разума в мире хаоса. Если ты отдаёшься во власть эмоций, многого ты не достигнешь. Вот почему мы требуем профессионализма во всём. Если хочешь добиться хороших результатов, помни, что эмоции этому только мешают. Ты ведь с ним уже поквитался, не так ли?

— В каком-то смысле… Но спокойно я к нему все равно не могу относиться.

В этот момент из палаты Кэти вышел Мюллер и тут же устремился к Джеку.

— Не уходи, — попросил Джек Робби.

— Ты едва не погубил мою дочь, — с места в карьер начал Мюллер.

Джек промолчал.

— Вы не правы, мистер Мюллер, — вступился за друга Робби.

— А вы кто такой?

— Я его друг, — ответил Робби.

Они с Джо были примерно одинакового роста, но Робби был на двадцать лет моложе, и во взгляде, которым Робби окинул отца Кэти, об этом говорилось вполне недвусмысленно. «Голос разума» не любил, когда на него кричали. Насчёт того, чтобы выводить людей из себя, у Джо Мюллера был особый талант. На Уолл-стрите это ему сходило с рук, и он вообразил, что может позволить себе такое где угодно.

— Мы все равно не можем изменить того, что уже произошло, — миролюбиво сказал Джек. — Надо лишь стремиться к тому, чтобы такое не повторилось.

— Если бы ты делал, как я тебе говорил, этого никогда не случилось бы!

— Если бы я делал, как вы говорили, я бы каждый день сидел с вами бок о бок, переписывая цифры из колонки А в колонку В и делая вид, что это ужасно важное занятие, а на самом деле ненавидя все это. И в один прекрасный день я бы наконец полностью превратился в жалкого финансиста. Я доказал, что могу это делать не хуже вас, но однажды я решил, что с меня хватит, и теперь занимаюсь тем, что мне нравится. Мы, по меньшей мере, пытаемся как-то улучшить мир, а не просто делать деньги. Мы с Кэти живём так, как нам нравится.

— Так, как тебе нравится, — съязвил Мюллер, решительно не согласный с мнением, что финансовая деятельность не может приносить удовольствия и не является чем-то самоценным. — Улучшить мир, а?

— Именно. И в частности, я намерен помочь изловить этих ублюдков.

— И как, если не секрет, господин учитель истории намерен это сделать?

— А вот этого, — сказал Джек, улыбаясь самым лучезарным образом, — я вам не могу сказать.

Мюллер выругался и зашагал прочь.

«Помирились, называется», — сказал себе Джек. Он был бы не против, чтобы всё было иначе, поскольку Кэти порой очень переживала все эти стычки.

Джек вернулся к Кэти и пробыл у неё минут двадцать, но её начало клонить ко сну, и он распрощался с ней и пошёл в Институт «Шока и травмы».

Здесь его прежде всего заставили тщательно вымыть руки, затем сестра отвела его в палату. То, что он увидел, ужаснуло его. Если бы ему уже не сообщили, что Салли выздоровеет, он бы этого зрелища не перенёс. Она была без сознания от всех этих лекарств. Джек стоял и все прислушивался к ритмическим вздохам респиратора, дышавшего вместо неё. Салли кормили при помощи каких-то трубок, воткнутых в вены. Врач объяснил Джеку, что ей на самом деле куда лучше, чем можно судить по её внешнему виду. Её печень функционирует нормально относительно, разумеется. А через два-три дня приведут в порядок и её ноги.

— Она будет хромать? — тихим голосом спросил Джек.

— Нет. Никаких оснований беспокоиться об этом нет. Кости у детей срастаются… как мы говорим, они срастутся, если только все обломки костей находятся в одной комнате. Ещё как срастутся. Все выглядит чуточку страшней, чем обстоит на самом деле. С детьми ведь знаете как? Главное — это чтобы миновал кризис, а там все идёт как по маслу. Через месяц, другой она будет прыгать, словно ничего и не было. Это звучит не правдоподобно, но это так. Никто не выздоравливает быстрее ребёнка. Сейчас она, конечно, в тяжёлом состоянии, но это совсем не то, что было вначале. Кому, как не мне, судить? Я ведь был тут, когда её привезли.

— Как вас зовут?

— Рич Кинтер. Мы всегда работаем на пару с Барри Шапиро. Ваша девочка… она была на волоске… На самом краешке! Но мы её вытащили. Вот так-то. Вытащили! И скоро вы заберёте её домой.

— Спасибо, доктор. Тут любые слова, любая благодарность ничего не отражают. — Джек поперхнулся, не зная, что ещё сказать.

— А вы, — сказал Кинтер, — привезите её сюда, когда она совсем поправится. У нас каждые несколько месяцев бывает встреча бывших наших пациентов. Для нас нет большего удовольствия, чем видеть, как вчерашние больные детишки резвятся и прыгают.

— Договорились, — сказал Джек.

«Имей этот хирург частную практику, он бы давно уже разбогател», — думал Джек. Он понимал его, понимал, почему тот работал здесь, а вот тестю его это было недоступно. Джек поцеловал Салли в лоб и ушёл. Ему теперь стало намного легче, во всех смыслах. Кроме одного. Оставались те, кто так изувечил его дочь.

— У них был номер для инвалидов, — сказала продавщица магазина «7-11», но тот хлыщ за рулём совсем не был калекой.

— Вы помните, как он выглядел? — спросил специальный агент Ник Напитано, который вместе с майором полиции вёл опрос свидетелей.

— Ну, такой же чёрный, как и я. Высокий такой пижон. В тёмных очках, зеркальные такие. С бородкой. В фургоне всегда ещё кто-то был, но я его не видела. Знаю только, что тоже чёрный.

— А что на нём было?

— Джинсы и коричневая кожаная куртка, вроде бы. Знаете, как рабочий на стройке.

— Туфли или сапоги? — спросил майор.

— Вот этого я не заметила, — сказала продавщица, подумав секунду.

— Как насчёт украшений — рубашка с узорами, что-нибудь такое необычное?

— Ничего такого, вроде бы.

— Что он тут покупал?

— Он всегда покупал упаковку кока-колы — шесть банок. Иногда ещё какое-нибудь питьё, но уж кока-колу всегда.

— Как он говорил? Что-нибудь приметное?

— Не-е, — покачала головой продавщица. — Просто пижон, знаете?

— Думаете, смогли бы узнать его? — спросил Напитано.

— Может быть… У нас тут полно народу бывает. Всегдашние и проезжие…

— Что скажете, если мы вам предложим посмотреть кое-какие фотографии?

— Надо спросить у хозяина. Я в смысле — мне нужна эта работа, но, вы говорите, этот тип пытался убить девочку… Да, конечно, я помогу вам.

— С хозяином мы договоримся, — заверил её майор. — На вашей работе это не скажется.

— Перчатки, — вдруг сказала она. — Забыла сказать: у него были перчатки.

Кожаные, думаю.

«Перчатки» — записали оба в свои блокноты.

— Спасибо, мэм. Мы позвоним вам вечером. Завтра машина заедет за вами, чтобы вы глянули на кое-какие фотографии, — сказал агент ФБР.