Государственные игры - Клэнси Том - Страница 45

Маккаски посмотрел на Лиз и добавил:

– И все же для меня это звучит бредом.

Лиз забросила ногу на ногу и принялась ею покачивать.

– Не знаю, – призналась она. – Но что-то тут не так.

– Что вы имеете в виду? – спросил Роджерс.

– Ненависть по самой своей природе уже является крайностью, – сказала Лиз. – Это нетерпимость в ее крайнем проявлении. Она не стремится к сосуществованию с объектом, на который направлена. Ненависть стремится его уничтожить. Этот пресс-релиз какой-то слишком…, справедливый.

– Вы называете ссылку целой расы людей справедливостью? – удивился Маккаски.

– Нет, не называю, – успокоила она. – Но по понятиям “Чистой нации” это прямое унижение. Вот почему я в это не верю.

– Но Лиз, – возразил Маккаски, – группировки могут изменяться И меняются. Меняется руководство, меняются цели. Она несогласно покачала головой.

– Меняется только общественное лицо, а это косметические перемены. Именно те, кто правильно рассуждают на Людях, подсовывают им обрывки веревки, чтобы те смогли повесить объекты своей ненависти.

– Лиз, я согласен. Но некоторые из членов “Чистой нации” хотят, чтобы негры вымерли, некоторые же просто не хотят жить с ними рядом.

– Считается, что именно эта группировка повинна в изнасиловании и линчевании черной девушки в 1994 году. Я бы сказала, что они не просто не хотят жить с ними рядом.

– Но даже в расистских группировках политика должна изменяться, – настаивал Маккаски. – А может быть, это какой-нибудь “изм”. Подобные группировки всегда страдают от оппозиции и уклонистских фракций. Мы имеем дело не с самыми устойчивыми людьми на планете.

– Тут вы не правы, – заявила ему Лиз. – Некоторые из таких людей устойчивы до непробиваемости.

– Объясните, – попросил Роджерс.

– Они способны месяцами удерживать человека или группу людей с такой целеустремленностью, которая просто повергла бы вас в шок. Когда я училась в государственной школе в Коннектикуте, у нас был случай с попечителем, который оказался неонацистом. Он опутал проводами стены всех коридоров, причем по обе стороны. Он прятал провода за панелями, делая вид, что выковыривает оттуда приклеенную жвачку. Его разоблачили за два дня до взрыва, а позже он признался, что закладывал провода по одному футу в день.

– И сколько же футов он уложил? – поинтересовался Роджерс.

– Восемьсот семьдесят два.

Роджерс не принимал чьей-либо стороны во время споров, но он всегда был уверен, что лучше переоценить силу противника. Права ли Гордон или нет, но ему нравилась ее жесткая позиция по отношению к этим чудовищам.

– Предположим, вы правы, Лиз, – согласился генерал. – Что за этим стоит? Зачем “Чистой нации” писать такой пресс-релиз?

– Чтобы обвести нас вокруг пальца. По крайней мере, я так чувствую нутром.

– Следуйте фактам, – потребовал Роджерс.

– Хорошо. Они устроили склад на Кристофер-стрит, густо населенной представителями сексуальных меньшинств. Они избрали для захвата заложников чернокожее население. ФБР их громит, идет открытое разбирательство, и геи и чернокожие начинают открыто возмущаться.

– И внимание сосредоточивается на расистских группировках, – дополнил Маккаски. – Чего ради это кому-то понадобилось?

– Внимание привлекается именно к этой группировке, – уточнила Лиз.

Маккаски покачал головой.

– Вы же знаете средства массовой информации. Вы вытаскиваете из-под колоды одну змею, а они хотят репортаж о целом гнезде. Вы находите гнездо, а им подавай десяток.

– О'кей, тут вы правы, – согласилась Лиз. – И поэтому средства массовой информации начинают нам показывать другие гнезда: “Чистую нацию”, ассоциацию “Только для белых”, “Американское братство арийцев”. Что происходит дальше?

– А дальше, – ответил Маккаски, – средний американец начнет возмущаться, а правительство – громить расистские группировки. Конец истории.

– Нет, не конец. – Лиз несогласно покачала головой. – Понимаете, разгромом с группировками не покончишь. Они выживают, снова уходят в подполье. Более того, запускается “белый бумеранг” – реакция расистов в ответ на борьбу за права черных. Исторически складывается, что притеснение порождает силы сопротивления. Результатом этой несостоявшейся акции “Чистой нации” – если они конечно и впрямь собирались ее совершить, в чем у нас нет никакой уверенности, – стало бы усиление воинственности и среди чернокожих, и среди сексуальных меньшинств, и среди евреев. Помните лозунг Лиги защиты евреев в шестидесятые годы: “Больше никогда!”? Каждая группа примет для себя что-то в этом духе. И когда эта широко распространившаяся поляризация станет угрозой для инфраструктуры, угрозой для окружающего сообщества, средний белый американец будет напуган. И по иронии судьбы правительство окажется неспособным ему помочь, потому что оно не может наезжать на меньшинства. Если оно займется черными – крики поднимут черные. Займется геями или евреями – крик поднимут они. Займется ими всеми, вместе взятыми, – вот вам, черт возьми, уже и война.

– Поэтому средний американец, хороший и справедливый в нормальной жизни, станет все больше тяготеть к радикалам, – вставил Роджерс. – А “Чистая нация”, АТБ и им подобные станут выглядеть, как спасители общества.

– Совершенно верно, – подтвердила Лиз. – Помните, что сказал начальник мичиганской милиции несколько лет назад? Что-то вроде: “Естественная динамика реванша и возмездия пойдет своим путем”. Как только люди прослышат о “Чистой нации” и о том, что она собиралась сделать, именно так у нас все и будет происходить.

– Значит, “Чистая нация” заведомо шла на провал, – подытожил Роджерс. – За ними охотятся, арестовывают, разоблачают и объявляют вне закона. И они приносят себя в жертву ради белого движения.

– И им это нравится, – подчеркнула Лиз.

– Получается какой-то нереальный “дом, который построил Джек”. – Маккаски поморщился, а потом произнес нараспев:

– А это белые расисты, которые послали своих же людей, чтобы сдать их и принести в жертву, чтобы вызвать ответную реакцию меньшинств, которая напугает белых, которые станут источником поддержки для других участников белого расистского движения.

Он с сомнением покачал головой.

– Мне думается, вы оба приписываете этим дегенератам излишнюю дальновидность. У них был план, но их карта бита. Конец истории.

На столе генерала подал звук телефон.

– Я тоже не уверен, что согласен со всеми предположениями, высказанными Лиз, – признался Роджерс, – но они заслуживают рассмотрения.

– Подумайте об уроне, который могла бы причинить “Чистая нация”, будь она приманкой или ловушкой.

Роджерс ощутил внутренний холодок. На самом деле гордое и победоносное ФБР можно было бы увести куда угодно, только не в правильном направлении. Более того, когда средства массовой информации отслеживают каждый его шаг, оно так и не смогло бы признать, что его ввели в заблуждение.

Генерал поднял трубку.

– Да?

Это оказался Боб Херберт.

– Боб, минут десять назад Альберто ввел меня в курс дела, – сообщил ему Роджерс. – Где вы находитесь?

С другого конца линии послышался спокойный голос Херберта:

– Я еду по шоссе через какую-то немецкую глушь, и мне кое-что необходимо.

– Что именно?

– Либо солидная помощь – и побыстрее, либо по-настоящему короткая молитва, – ответил Херберт.

Глава 29

Ранним вечером в Гамбурге при хорошей погоде появляется какое-то особенное чарующее свечение.

Отблеск лучей заходящего солнца, отражаясь от поверхности двух озер, порождал вокруг призрачное мерцание. Полу Худу почудилось, будто под городом кто-то включил яркую лампу. Деревья в парке и здания по краям как бы светились сами по себе на фоне синего темнеющего неба.

Воздух Гамбурга был тоже иным, чем в других городах. В нем ощущался привкус соли, который ветер приносил вдоль Эльбы с Северного моря, запах солярки и дыма от бесчисленных судов, снующих по реке, и свежее дыхание деревьев и обширных зеленых насаждений, разбросанных по всему городу. Не грязный, как в некоторых городах, отметил про себя Худ, но вполне отличимый.