Государственные игры - Клэнси Том - Страница 40

Когда пришло время идти на службу, Роджерс пошел в армию, а Огаст – в ВВС, но оба, в конце концов, очутились во Вьетнаме. Пока Роджерс участвовал в боевых действиях на земле, Огаст совершал разведывательные полеты на север. При выполнении одного из заданий Огаст был сбит северо-западнее и попал в плен. Он провел больше года в лагере для военнопленных, но в 1970 году все-таки сбежал вместе с еще одним товарищем. Три месяца они пробирались на юг, пока их, наконец, не обнаружил патруль морской пехоты.

От своих испытаний Огаст не ожесточился, а наоборот, был воодушевлен мужеством американских военнопленных, которому сам стал свидетелем. Он вернулся в Штаты, набрался сил и снова отправился во Вьетнам. Там он организовал разведывательную сеть для поиска попавших в плен американцев. После ухода армии США он еще целый год оставался в подполье, а затем в течение трех лет помогал президенту Филиппин Фердинанду Mapкосу бороться с последователями Моро. После этого он служил офицером связи между ВВС и НАСА, помогая обеспечивать безопасность при запуске спутников-шпионов, и, наконец оказался в Центре космических операций как специалист по антитеррористической деятельности.

Несмотря на то что после Вьетнама Роджерс и Огаст встречались очень нерегулярно, каждый раз, когда они виделись или беседовали, создавалось впечатление, как если бы с их детских лет и не прошло столько времени. Один из них приносил с собой модель самолета, другой прихватывал краски и клей, и вместе они проводили время за самым любимым своим занятием в жизни.

Поэтому, когда полковник Огаст сказал, что искренне благодарен за предложение, Роджерс ему поверил. Но с чем он никак не желал смириться, так это со словом “нет”.

– Бретт, взгляни на это с иной точки зрения, – предложил Роджерс. – За последние более чем четверть века ты провел в стране меньше времени, чем за ее пределами. Вьетнам, Филиппины, мыс Канаверал…

– Про мыс – это забавно, генерал.

– ., теперь вот Италия. На какой-то там Богом забытой совсем несовременной базе НАТО.

– Сейчас я отправляюсь на роскошный авианосец “Эйзенхауэр”, чтобы в шестнадцать ноль-ноль переговорить кое с кем из французских и итальянских спецов. Вам повезло, что вы меня поймали.

– Разве я тебя уже поймал? – спросил Роджерс.

– Вы знаете, что я имею в виду, – ответил Огаст. – Генерал…

– Майк, Бретт.

– Майк, мне здесь нравится, – признался полковник. – Итальянцы милые люди.

– Нет, ты только представь себе, как мы здорово могли бы проводить время, если бы ты вернулся в Штаты, – продолжал давить Роджерс. – Черт, я даже расскажу тебе о том, что заготовил как сюрприз при встрече.

– Если это не та модель “Мессершмитта-109ВГ”, которую нам так и не удалось раздобыть, ты вряд ли можешь предложить мне что-то такое, что…

– Как насчет Барби Матиас?

На другом конце линии наступила тишина глубиною с океан.

– Ты по-прежнему не разучился передергивать карты, генерал.

– Черт возьми, Бретт, по крайней мере приехал бы сюда, посидели бы, поговорили бы с глазу на глаз. Или я должен позвонить кому-то из твоего начальства, чтобы тебе приказали это сделать?

– Генерал, это было бы честью, командовать таким отрядом, как “Страйкер”, – признался Огаст. – Но я же буду большую часть времени заперт в Куантико, а от этого я сойду с ума. Сейчас я мотаюсь хотя бы вокруг Европы и вношу свои скромные пару центов в самые разные проекты.

– Пару центов? – переспросил Роджерс. – Бретт, да в твоей чертовой башке хранится идей на целый миллион баксов, и мне хотелось бы, чтобы она работала на меня. Как часто кто-то там у вас хотя бы прислушивается к тому, что ты говоришь?

– Редко, – согласился Огаст.

– Полагаю, чертовски редко. Ведь ты разбираешься в тактике и стратегии лучше, чем девяносто процентов из тех, кто таскает на себе мундиры. Да тебя просто обязаны слушать.

– Может, и так, – вздохнул Огаст, – но в этом все ВВС. Кроме того, мне уже сорок лет. И я не знаю, смогу ли носиться по горам в Корее, расстреливая ракеты “Нодонг”, или гоняться за поездами через всю Сибирь.

– Не мели ерунду, – возразил Роджерс. – Готов поспорить, что ты по-прежнему способен на все эти штучки вроде отжимания на одной руке, которые ты вытворял на летном поле в Брэдли, пока мы выжидали самолеты. Эта твоя личная программа подготовки в астронавты…

– Да, я по-прежнему все это могу сделать, – подтвердил Огаст, – хотя и не столько раз подряд.

– Может, и не столько, но это гораздо больше, чем смог бы я. И вполне вероятно, что больше, чем смогли бы ребята из “Страйкера”, – продолжал убеждать Роджерс. Он подался вперед и оперся о крышку стола. – Бретт, прилетай сюда, и давай поговорим. Ты очень нужен мне здесь. Господи, ведь мы с тобой не работали вместе с самого призыва в армию.

– Два года назад мы с тобой сделали модель “томкэта” F-14А.

– Ты знаешь, о чем я говорю. Я не стал бы просить, если бы не считал, что мы сработаемся. Послушай, ты же жаловался, что у тебя нет времени написать книгу о Вьетнаме. Я тебе дам на нее время. Ты хотел научиться играть на рояле. Когда ты собираешься этим заняться?

– В конце концов, мне только сорок. Роджерс нахмурился.

– Интересно, как здорово ты манипулируешь своим возрастом.

– Разве я не прав?

Роджерс побарабанил пальцами по столу. У него оставался в запасе последний козырь, и ему хотелось, чтобы тот сработал.

– А еще ты хотел иметь свой дом, – сказал он. – Ты же сам говорил мне, когда приезжал сюда последний раз. А что, если я пообещаю тебя не запирать? Я собираюсь послать “Страйкер” на совместные учения с отрядами спецназа других стран. Давай это сделаем. Мы также работаем над созданием регионального оперативного центра. Когда его запустят и он станет действовать, мы будем посылать тебя и “страйкеров” на его поддержку. Ты сможешь провести по месяцу со своими друзьями в Италии, потом в Германии, в Норвегии…

– Я могу это делать и сейчас.

– Но не с той командой, – поправил Роджерс. – Просто прилетай на несколько дней. Поговоришь со мной. Приглядишься к команде. Захвати с собой клей, а я принесу самолет.

Огаст молчал.

– Хорошо, – наконец согласился он после продолжительной паузы. – Я сам договорюсь с генералом Ди Фейтом. Но я приеду только поговорить и собрать модель. Никаких обещаний.

– Никаких, – подтвердил Роджерс.

– И устрой ужин с Барб. Как доставить ее в Вашингтон – твоя забота.

– Считай, что уже сделано, – пообещал Роджерс.

Огаст поблагодарил и повесил трубку.

Роджерс опять откинулся на спинку кресла. Его лицо растянулось в широкой удовлетворенной улыбке. После стычки с сенатором Фокс и Мартой у него возникло острое желание самому возглавить “Страйкер”. Что угодно, лишь бы выбраться из этого здания, оказаться подальше от политических дрязг и заниматься чем угодно, только бы не просиживать задницу. Перспектива совместной работы с Огастом улучшила его состояние. Роджерс не знал, то ли ему должно быть стыдно, то ли стоит радоваться тому, насколько просто оказалось зацепить в самом себе маленького мальчика.

Послышался сигнал телефона.

Он решил, что до тех пор, пока он счастлив и делает дело, неважно – ощущает ли он себя пятилетним или сорокапятилетним. Потому что, протягивая руку к телефону, Роджерс знал, что ощущение счастья продлится недолго.

Глава 26

Боб Херберт слегка запыхался, отъехав уже на достаточное расстояние от своей машины.

У него не было в кресле моторчика, да он бы никогда его и не поставил. Будь он девяностолетним и совсем немощным и неспособным передвигаться на большие расстояния, он бы просто не ездил слишком далеко. Боб считал, что невозможность ходить вовсе не означает беспомощность. И хотя он был уже не в том возрасте, чтобы пытаться выделывать на кресле коленца, которые вытворяла молодежь, лежавшая вместе с ним в реабилитационном центре, мысль о какой-либо праздности, пока он сам способен крутить колеса, его не прельщала. Лиз Гордон как-то сказала, что Херберт занимается самоистязанием из-за того, что продолжает жить, в то время как жена его, которая была рядом, погибла. Но Херберт был несогласен с Лиз. Ему просто нравилось двигаться с помощью “собственного пара” и очень нравилось ощущать то наслаждение, которое его пронизывало, когда он самостоятельно проворачивал жернова колес. До взрыва в 1983 году он не испытывал ничего подобного, и уж, конечно же, это было получше бифетаминов, которые они обычно принимали в Ливане во время кризисной ситуации, чтобы не засыпать от усталости. А в Бейруте ситуация была кризисной постоянно.