Кофе со льдом - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 35

Неужели приглашение Крысолова — фикция?

«Что ж, стоит, по крайней мере, прогуляться до калитки. А потом уже возвращаться, если никого не увижу», — решила я и уже сделала было первый шаг по узкой дорожке, когда на плечо мне вдруг легла рука.

На раздумья хватило всего секунды.

Я резко ткнула тростью назад, метя незнакомцу в живот.

— Т-с-с, прекраснейшая леди Метель, — он отступил, уклоняясь от удара. Знакомое металлическое эхо, сопровождающее негромкую речь, окутало мое сердце странным теплом. — Я всего лишь хотел убедиться, что это вы.

У меня сердце ёкнуло.

Крысолов! Он все же появился…

— Я сейчас, скорее, похожа на служанку, чем на леди, полагаю, — вырвалось у меня иронически-холодное.

Он тихо рассмеялся, все еще невидимый.

— О, нет. Эту осанку, этот боевой дух не спрятать за старыми платьями. Леди Метель — имя вашей души, а не облика. Впрочем, мы непозволительно тянем время, а слуга Врачевателя Чумы вот-вот завершит обход вашего сада и вернется к своему посту у калитки. Посему прошу следовать за мной — если вы еще не передумали.

«Врачевателя Чумы? Он имеет в виду костюм дяди Рэйвена с маскарада в ночь на Сошествие?»

Крысолов наконец поравнялся со мною и протянул руку для опоры. Простая вежливость, но несколько мгновений я сомневалась, принять ли ее. В памяти некстати всплыл тот факт, что мне не хватило ума подстраховаться и оставить записку с рассказом о своих планах на эту ночь, а приглашение Крысолова обратилось в пепел на медном подносе не далее чем полчаса назад. И если кому-то придет в голову похитить или даже убить меня — ни Эллис, ни дядя Рэйвен не будут знать, где меня искать.

Я осторожно коснулась пальцами руки Крысолова, формально принимая помощь, но на самом деле не опираясь на чужую руку. Если он хоть немного разбирается в знаках, то должен понять, что это означает.

Недоверие и осторожность.

— Наши планы претерпели некоторые изменения, — тот же отрывистый алманский акцент, размеренная речь — манеры Крысолова остались прежними. Не волнуется? Или просто не уловил намек? — Из-за соглядатаев подъезжать на экипаже к дому было бы неразумно. Поэтому мы пройдем немного вдоль Солт-сквер, а уже на углу Истривер нас будут ждать.

— Разумно. Пробираться домой обратно мне также придется тайком?

— Я вас провожу и обеспечу безопасное возвращение. Это слишком прекрасная ночь, чтобы портить ее какими бы то ни было неприятностями, — кажется, он улыбнулся. — Смотрите, какое чистое небо!

Не останавливаясь, я повернула голову и посмотрела на особняк. Над ним повисла болезненно-желтая луна — несимметричная, как будто обкромсанная; до полнолуния оставалось еще несколько дней. Вокруг луны смыкалось бледное, рассеянное кольцо.

— Гало.

— Что? — удивленно обернулся Крысолов. Металлическая маска льдисто блеснула в тусклом голубоватом свете фонаря.

— Гал о, — немного смущенно повторила я чуть громче. — Такой оптический эффект. В старину кольца вокруг светил считали знаком грядущего несчастья, а сейчас все объясняется наукой.

— О, — Крысолов усмехнулся. — Так вы увлекаетесь астрономией?

— Нет, — честно признала я. — Но один из завсегдатаев «Старого гнезда» сэр Миннарт — астроном. И он очень любит рассказывать о своем увлечении небесными телами. Кое-что из его историй я запомнила… А вы знаете что-нибудь об астрономии, сэр Крысолов?

— Вы ставите меня в неловкое положение, леди Метель, — он потянул меня в сомнительную темную улочку между двумя домами — такую узкую, что два человека вряд ли бы на ней разошлись. Лунный свет сюда не проникал, и некоторое время мы шли в абсолютной темноте. — Я должен ответить, что звезды — это драгоценные светоносные фиалы, что подвешивает к небесному куполу Ночной Возничий… С другой стороны, нехорошо было бы лукавить, утверждая, что астрономия меня совсем не интересует.

— Значит, немного интересует? — продолжала допытываться я. Грязная мостовая скользила под ногами, как маслом намазанная. Однако Крысолов шел уверенно и легко, умудряясь поддерживать и меня — как и полагается мистическому созданию. — А что еще?

— Многое, — уклончиво ответил он.

А меня охватило странное чувство.

Тогда, на балу, Крысолов казался волшебным духом, в ночь на Сошествие ненароком заглянувшим из мрачной сказки в наш скучный Бромли. Он говорил загадочно и туманно, оказывался рядом именно тогда, когда был нужен… Он спас мою жизнь, без малейших колебаний убив преступника.

А сейчас колдовской флер потихоньку рассеивался. За мистическим образом проступало нечто… человеческое?

— О чем вы задумались, леди?

Вопрос его застал меня врасплох, и я ответила невпопад, тоже вопросом:

— Кто вы на самом деле, сэр Крысолов?

Он замедлил шаг. Впереди, между домами, забрезжил свет — кто-то ждал нас с небольшим переносным фонарем на одну свечу.

— Тот, кто вас никогда не предаст. Больше вам пока знать не стоит. — Пальцы Крысолова стиснули мою ладонь, по-человечески горячие и сильные. — Но однажды я расскажу вам все, что пожелаете. Клянусь.

Больше до самой площади мы не проронили ни слова.

У выхода с узкой улочки нас действительно ждали — высокий широкоплечий мужчина в измятом плаще и в шляпе, надвинутой на самое лицо. Едва увидев Крысолова, он погасил фонарь и взобрался на козлы самого обычного бромлинского кэба. Видимо, это и был обещанный «экипаж»… Не слишком роскошный, надо сказать.

Впрочем, внутри нашлось и теплое одеяло — весьма кстати, так как я сильно недооценила ночные холода в Бромли, — и фонарь — куда более яркий, чем у возницы… и огромный букет белых роз. Конечно, ничего удивительного по нашим временам; нынче цветы выращивают в оранжереях, и достать красивый букет зимою можно, пусть и за большие деньги…

Но пахли розы просто волшебно.

За полгода пользования автомобилем, я отвыкла от кэбов, запряженных лошадьми. Наверно, поэтому сейчас обыденная на первый взгляд поездка показалась мне романтичной. Поскрипывание рессор вместо ворчания двигателя; перезвон вплетенных в лошадиную гриву колокольчиков; запах цветов, окутывающий невесомым флером…

Не знаю, по наитию ли, с умыслом ли, но Крысолов выбрал самую долгую дорогу к площади Клоктауэр — по кромке Вест-хилл с его роскошными особняками, вдоль Парк-лейн, мимо Эйвонского Горба и старинного чернокаменного особняка — никконского посольства. Внизу, в бедных кварталах у реки, неровно, как остывающие угли, горели костры; со слов Лайзо я знала, что так греются бродяги, воры, гипси и попрошайки — обитатели бромлинского дна. Однако издалека эти огоньки казались волшебными бусинами, нанизанными на тонкую нить кромки реки. Иногда ветер приносил дымный запах и слабое эхо протяжных, надрывных песен, чей отзвук пробуждал в моей груди странное щемящее чувство. Надо мною словно довлел смутный образ — то ли воспоминание о горе столь долгом и неизбывном, что оно уже не причиняло боли, то ли прозрачная осенняя ночь без рассвета и надежды.

После всех волнений этого бесконечного дня я ощущала себя все более отстраненной от реальности, будто бы издали наблюдая за собственной жизнью. Такое ощущение порою возникало во сне… Чем дальше мы отъезжали от особняка, тем чаще возвращалась мысль о том, что я поступаю неразумно, но она меня ничуть не беспокоила — как дань былой рассудительности, не задевающая ни чувств, ни сознания. В одно мгновение я даже подумала: «Наверное, так и выглядит опьянение».

Только причиной было не вино, а усталость и отчаянное желание хоть ненадолго ускользнуть от условностей высшего света.

Наверное, если бы Крысолов позволил по отношению ко мне не то что неподобающее действие — да хоть одно слово, то я бы мигом стряхнула с себя пелену бездумного наслаждения бегством от себя же. Но он держался с редким тактом — так, словно читал мои мысли и желания, как открытую книгу. Мы почти все время молчали. Лицо Крысолова целиком закрывала блестящая металлическая маска, на которой была вытравлена едва заметная «улыбка» — дань шутовской традиции карнавала; казалось бы, через такую преграду не может просочиться ни одна эмоция, но я всей кожей ощущала взгляд, полный волнующего интереса, постоянно направленный на меня, и это еще больше будоражило душу.