Кофе со льдом - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 33

— Да? — живо заинтересовалась леди Вайтберри. — А какое было первым?

— Я подарил своей драгоценной невестенебольшой дом в Серениссиме, надводном городе на севере Романии, — невозмутимо ответил дядя Рэйвен вместо меня.

Эмбер так и застыла со смешно приоткрытым ртом.

— Но это не самый удивительный подарок! — поспешила вмешаться я. — Мне подарили кошку. Черную, как уголь, от усов и до хвоста! И такой длинной, красивой, пушистой шерстью. И глаза у этой кошки — ярко-желтые.

Сэр Вайтберри удивленно покачал головой, а моя подруга только рассмеялась:

— Желтые, говорите? Тогда вы просто обязаны назвать ее «Эмбер» в мою честь, Виржиния! И не думайте отказываться, я ужасно обижусь.

На том мы и порешили.

После, разумеется, появился дядя — роднойдядя. Невысокий, светловолосый, с мягкими чертами лица, он удивительно был похож на мою мать, однако это сходство не вызывало никаких теплых чувств — напротив, только раздражение.

— Дорогая племянница! Какое счастье — видеть вас в добром здравии! — пропел он, едва завидев меня. Угрюмый лакей возвышался за его плечом, как гора.

— Дядя Клэр, — прохладно откликнулась я, глядя в светло-синие глаза — такие же были у матери. — Признаться, я не ожидала, что вы примете мое приглашение.

— Как я мог упустить возможность увидеть любимую племянницу, плоть от плоти моей сестры, — сладко улыбнулся Клэр.

Светлые его волосы завивались безупречными локонами, контрастируя с темно-синей тканью костюма, слишком молодое для сорока лет лицо было, кажется, слегка припудрено для придания аристократической бледности, а обоняние щекотал сладкий запах определенно женских духов.

Не могу сказать, что дядя одевался безвкусно… нет, образ его был выдержан филигранно, балансируя на той самой грани за которой экстравагантность переходит в безвкусицу. Но сами бесконечные попытки выглядеть светскидабы просочиться в самое высокое общество вызывали у меня отторжение.

…И я никогда, ни за что не простила бы своим родственничкам попытку выдать мою мать за старика виконта — попытку, к счастию, окончившуюся безумной влюбленностью лорда Эверсана и его скоропостижной женитьбой. Возможно, мой отец и был человеком авторитарным и причинившим немало зла «бедняжке Ноэми», пытаясь сделать из нее великосветскую даму, но, по крайней мере, он любил ее.

А не видел в ней всего лишь средство выбиться из нищеты — как родной брат.

— Между тем, дорогая племянница, я приготовил для вас подарок, — пропел Клэр, подходя ко мне вплотную. Я с трудом удержалась от того, чтоб рефлекторно не отступить и не закрыться веером. Это было бы позорнейшим проявлением слабости. — Вот, позвольте… То, что нужно именно вам.

И, повинуясь его элегантному жесту, лакей с поклоном вручил мне книгу.

— О, как мило.

— Я же знаю, что вы любите полезные подарки, любезная моя племянница, — сладко улыбнулся дядя.

На обложке книги значилось:

«Как удачно выйти замуж. Рецепты леди Сесилль».

— Вижу, вы уже поговорили… по-родственному, — послышалось у меня за плечом прохладное, и я выдохнула с облегчением: в присутствии маркиза Клэр не стал бы мне докучать. Так и случилось — он откланялся достаточно быстро.

— Никак не пойму этого человека, — задумчиво произнес дядя Рэйвен, когда Клэр удалился в комнаты, подготовленные для гостей. — Его поведение — следствие зловредности или всего лишь глупости?

— Не выношу его, — искренне призналась я. — Но мама говорила, что Клэр всего лишь желает ей счастья — по-своему.

— Будем надеяться, что так…

Взгляд маркиза был отнюдь не добрым.

Затем, почти одновременно, прибыли герцогиня Дагвортская и чета Клэймор, затем — Луи ла Рон, который преподнес мне еще не поступивший в продажу утренний номер газеты «Бромлинские сплетни» с небольшой, но очень лестной статьей, посвященной моей особе и кофейне «Старое гнездо». А потом гости начали прибывать так быстро, что мы с дядей Рэйвеном едва успевали встречать их. Впрочем, к половине девятого поток иссяк. Лишь когда все расселись за столом и начали светские беседы, а я смогла перевести дух. Благо с развлечением гостей неплохо справлялись мои друзья — Глэдис отвечала за многомудрые беседы о высоком искусстве, Эрвин Калле — за пикантно-богемные разговоры, ла Рон — за сплетни и политику, а Эмбер одной улыбкой могла смягчить любую неловкость.

Время словно бы не пролетало — а пролетало мимо; неосязаемое, шумное, веселое, быстрое, неостановимое…

После второй перемены блюд я наконец-то почувствовала себя спокойной и уверенной. Леди Абигейл, поначалу с неприязнью посматривавшая на старого маркиза Истрей, который зачастую позволял себе неприятные высказывания о ее муже, когда тот был жив, позабыла о великосветских дрязгах и даже соизволила завести беседу со старым врагом. Эрвин Калле, сидевший ближе к середине стола, уже откровенно зазывал гостей на свою новую выставку; многие, впрочем, только радовались такому повороту событий, так как слава художника год от года только росла.

Словом, воцарилось относительное равновесие… и именно в ту минуту, как я подумала, что самое трудное позади, Магда доложила, что принесли еще одну коробку.

— Пусть ее поставят к остальным подаркам, — тихонько указала я на стол, где были сложены многочисленные коробки, свертки и конверты. — И скажи Георгу, что горячего шоколада придется делать больше.

Магда послушно исполнила поручение. Через некоторое время служанка внесла небольшую черную коробку и поставила ее на стол. Пора было уже устраивать небольшой перерыв, а после него — кофейную перемену, но тут случилась странная вещь.

Кошка в золоченой клетке вдруг вздыбила шерсть и страшно зашипела, а затем рявкнула.

— Святые небеса! — охнула Абигейл и заморгала. Гости постепенно замолкали, один за другим. А кошка все шипела и шипела, выгибая спину и яростно топорща черную шерсть. Служанка потянулась было к клетке, чтобы убрать ее, но маркиз взмахнул рукой:

— Нет, погодите. Леди Виржиния, не подходите к коробке. А всех собравшихся попрошу оставаться пока на местах.

Подозвав служанку, маркиз что-то коротко приказал ей, а затем подошел к столу с подарками и осторожно приподнял загадочную черную коробку. Я с опозданием заметила, что она была перевязана траурными лентами и сглотнула.

«Странная форма для подарка на совершеннолетие», — пронеслось у меня в голове.

Дядя Рэйвен взвесил коробку на руке, тщательно придерживая крышку, а затем поднес к уху. Прислушался, закрыв глаза… и отвел коробку в сторону, как можно дальше от себя. Пожалуй, только я, знавшая маркиза очень хорошо, понимала сейчас, что он в шаге от того, чтобы швырнуть ее в сторону. Губы у него побелели, и, хотя на лице оставалось то же спокойное и уверенное выражение, бьющаяся на виске жилка выдавала всю степень волнения.

— Господа, прошу не беспокоиться, — улыбнулся он словно бы смущенно и доброжелательно; но это было ложью, ложью настолько невероятной, что я удивлялась, как на нее можно купиться. — Кажется, в этом году в моду вошли живые подарки. Вот кто-то и прислал нам, по-видимому, живого хорька или, возможно, горностая. Сложно определить только по звукам. Так как кошка в золотой клетке у нас леди, то удалиться придется джентльмену, то есть хорьку. Сейчас слуга унесет его, и праздник продолжится.

Он еще не договорил, когда в зал вошел мужчина, одетый слугой. Правда, я не могла припомнить, чтобы у меня в доме работал человек с такой неприметной, серой, внешностью и в то же время цепким и неприятным взглядом. Маркиз передал «слуге» коробку, шепнув напоследок пару слов, и вернулся за стол.

Несмотря на все улыбки и уверения в том, что эта ситуация — исключительно забавное недоразумение, мне стало не по себе. Кошка в клетке застыла ониксовой статуэткой, тревожно щуря желтые глаза.

К счастью, это происшествие оказалось единственным за весь вечер. Зато я услышала много комплиментов и уверений в самом глубоком уважении к моей особе. «Кофейная» перемена имела необыкновенный успех, а герцогиня Дагвортская, расчувствовавшаяся к концу вечера, уверяла меня, что такой способ оформления десерта непременно войдет в моду до конца сезона.