Кофейная горечь - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 23

Меня чуть не подбросило на сиденье. Щеки, кажется, горели, как маков цвет.

— Что вы имеете в виду? Мистер Маноле, ведите себя подобающе — прекратите это представление!

Эллис осторожно коснулся моего плеча.

— Не сердитесь, Виржиния. Подумайте хорошенько, зачем мы все это делаем, — я отвернулась, а детектив продолжил говорить все так же мягко и успокоительно. — Ну же, Виржиния. Вы же умны, как никто другой. Вот вам бы я точно доверил право голоса, не то, что этой Урсуле или ее Маргарет, — я невольно улыбнулась, и Эллис, кажется, тоже. — Смотрите, я завел этот разговор с Лайзо сейчас, в вашем присутствии, не скрываясь, и рассчитываю на ваше содействие. Именно потому, что уверен — вы руководствуетесь в своих поступках рассудком и не станете устраивать сцен. Водитель вам сейчас не так уж нужен, но вот мне помощь Лайзо необходима. Больше никто не сумеет раскрыть секрет Урсулы О'Бёрн… быстро и бескровно.

Мне стало зябко, несмотря на жару и полное безветрие — выгоревшие луговые травы были недвижны под безжалостными лучами солнца. Как и все вокруг… Только цикады стрекотали — хриплый, трескучий хор.

— Поступайте, как знаете, — пожала я плечами, вновь поворачиваясь к детективу. Он так не отводил от меня внимательного взгляда — серые глаза, спокойные, как застывшие омуты. — Вы ошиблись, Эллис. Вряд ли я смогу оказать какое-либо содействие. Видите ли, мне совершенно не интересны детали задания, которое будет выполнять мистер Маноле.

— Не интересны? — детектив скорчил торжественную физиономию и произнес с расстановкой: — Что ж, Виржиния. Это уже не ум. Это мудрость.

И, хотя Эллис, кажется, сделал мне комплимент, я чувствовала себя одураченной. Интересно, почему?

Следующая неделя прошла в относительном спокойствии. Жара спала, а потом северо-западный ветер пригнал издалека вереницы тяжелых туч. Они потолкались мягкими густо-серыми боками, будто овцы в загоне — и пролились на сухую землю чередой ливней, дождей и мороси, переходящей в густой туман. Погода в Аксонии переменчива — и, пожалуй, за городом это заметней, чем в Бромли. Ах, если бы и в следствии перемены наступали так же быстро! Но нет, дело застоялось, как вода в болоте.

Я все никак не могла устроить встречу Эллиса с мистером Уоткинсом и с семейством Хэмблов. Сам же детектив со дня на день ожидал прибытия обученных поисковых собак из столичного Управления, а до тех пор продолжал собирать сплетни, слухи и прочее в том же духе, называя это «показаниями свидетелей». Пожалуй, из значительных его открытий можно было отметить только два. Эллис выяснил, что Уоткинс был владельцем нескольких солидных банков, а значит человеком весьма и весьма состоятельным. Вдовый мельник, за которого собиралась выйти Бесси, брал у него ссуду на свадьбу, но истратил деньги задолго до торжества — внезапно пали все лошади в хозяйстве, а куда без них? Пришлось покупать заново. Но отчего-то теперь, после похорон, мельник сразу же расплатился с Уоткинсом, хотя уверял ранее, что у него нет ни рейна лишнего.

— Вот я так рассуждаю, Виржиния — откуда взялись деньги? — рассуждал Эллис, полулежа в плетеном кресле на веранде. Доктор Брэдфорд, неизменный участник наших бесед, наслаждался кофе в полутени от навеса. — Он купил трех лошадей и кое-какие детали на замену в мельничном механизме, это совершенно точно, я узнавал. Но деньги Уоткинсу вернул все до рейна. Значит, мельник либо взял их взаймы у кого-то еще, либо продал какую-либо ценность. Может, у Бесси было что-то? Тогда, возможно, мельник просто присвоил это…

— Уж скорее он присвоил часть денег, которые леди Виржиния оставила на похороны, — заметила Эвани, не отрываясь от романа.

Мадлен, сидевшая справа от нее, энергично тряхнула кудряшками в знак согласия, потерла большим пальцем об указательный и приложила руку к сердцу, вдохновенно закатив глаза. Видимо, эта пантомима должна была означать, что деньги всякий любит.

— А что, возможно и такое! — оживился Эллис. Глаза у него азартно заблестели. — Вы умница, мисс Тайлер. Ваш будущий муж будет счастливейшим человеком… или несчастнейшим. Зависит от того, насколько он окажется умен.

Эвани бросила на него взгляд, как бросают нож, захлопнула книгу, поднялась и ушла. Мэдди растеряно смотрела то на меня, то на опустевшее место рядом с собою. Эллис же, кажется, ничего не понял — или сделал вид.

— Что это с вашей компаньонкой? — растерянно потер он переносицу. — Я и впрямь сказал нечто грубое? А хотел похвалить…

Доктор Брэдфорд странно усмехнулся. Сейчас, одетый в светло-серые брюки, ослепительно белую рубашку и элегантный жилет, он вовсе не был похож на патологоанатома из Управления — скорее, на небогатого аристократа или, скажем, на модного психолога. Из тех, что за очень большие деньги лечат пустыми разговорами мнительных пациентов по методикам алманца Брейда.

— Думаю, мисс Тайлер недавно осознала свои чувства к юноше, имя которого мы не будем называть, — произнес Брэдфорд словно между прочим. — И, похожа, она отнюдь не уверена, что способна всерьез его заинтересовать.

— Зря, — уверенно ответил Эллис. — Чудесная девушка. Красива, умна и уже неплохо знакома с жизнью, в отличие от семнадцатилетних кокеток. Честное слово, если этот Оуэн проглядит такое сокровище, я сам на ней женюсь.

От неожиданности рассмеялись все — и я, и Брэдфорд — неожиданно звонким мальчишеским смехом, и Мэдди — беззвучно, но ужасно заразительно. Эллис обиженно нахмурил брови:

— Что? Я серьезен, между прочим, — он взъерошил свои волосы так, что они легли седыми прядями вверх, и сразу постарел на добрый десяток лет. Только что казался двадцатипятилетним юношей — и вот уже стал мужчиной лишь немногим младше маркиза Рокпорта. — Может, я просто устал возвращаться в пустой дом… Да не смотрите так на меня! — окончательно рассердился детектив. — Всё, довольно. Давайте лучше продолжим разговор о мельнике и Уоткинсе. Так вот, о ссуде…

Но ни к чему дельному мы в итоге не пришли. Зато мне запомнилось хорошо выражение глаз Эллиса в тот момент, когда он говорил об Эвани. А еще — его обвинения в адрес Оуэна совсем недавно.

Я улыбнулась в сторону.

Похоже, и нашему гениальному детективу не чуждо ничто человеческое…

А второе открытие совершил, как ни странно, отец Марк.

Когда мистер Джонс доложил мне, что священник просит аудиенции у меня — и у Эллиса, я, признаться, удивилась. Но все же спустилась в холл, залитый теплым солнечным светом. Первый ясный день за целую неделю! Впрочем, радости это не добавило. На стенах по-прежнему проступали пятна от сырости, а воздух был влажным и холодным — чтобы прогреться, ему требовалось куда больше нескольких часов.

Отец Марк поджидал меня у окна, рядом с невысоким столиком, на котором стояла ваза с сухим букетом. Хрупкие цветы источали слабый пряный аромат — я сама любила украдкой склониться ними и вдохнуть его всей грудью, но никак не ожидала застать за тем же занятием своего гостя.

— День добрый! Рада видеть вас в своем скромном доме, — дружелюбно. улыбнулась я священнику. Тот отскочил от цветов, словно его застигли за неподобающим занятием.

— Простите за вторжение, — он смущенно переступил с ноги на ногу, теребя свободной рукой зеленый шарф. В другой была зажата свернутая в трубку газета. — Просто я наводил порядок в своей комнате… Понимаете, я редко бываю в Бромли, но газеты мне приносят. Добрые прихожане, которые ездят в столицу за покупками… Скажите, а Эллис у себя? — взгляд у священника стал беспомощным.

Я пригляделась к гостю. Под ярким солнцем отец Марк казался измученным тяжкой болезнью. Светлые глаза сделались совсем блеклыми, как мутная вода. Лицо осунулось и потемнело. Сухие губы были все в трещинках, некоторые из которых кровили даже сейчас.

— Проходите, — поздно спохватилась я и кивнула дворецкому. Тот мгновенно понял намек и гостеприимно распахнул двери. — Нет, Эллиса нет, но вы можете подождать его в комнате. Я прикажу подать кофе.