Я и мой летучий мышь - Ковальская Дарья Александровна - Страница 36

— Они в меня влюблены до одури. Но боятся признаться.

— Не язви. Да, боятся. А тебе легко бы было подойти к василиску и, глядя в его странные глаза, признаться в глубоком и искреннем чувстве?

Тихо ржу.

— Во-о-от! А ему каково?

— Да ладно тебе, Пых. Такое ощущение, что ты и сам уже начинаешь верить в этот бред.

— Бред? Бред?! Он тебя за картину не убил?

— Нет.

— После побега искал? Хотя мог бы просто найти другого исполнителя, и оторвало б тебе тогда голову.

— Ну и че…

— Погоди! А их стычка с Кэртом?

— Я ее не помню.

— Я помню. И шея Васи помнит. Поверь, там такие следы, которые не заметить просто невозможно.

— Хм.

— Да он тебя после всего, что ты сделала, удрав со мной и не выполнив обещание, — не убил. А позволил шляться где-то до утра, отдал все деньги и ни разу ни в чем не упрекнул! Золотой мужчина! Все, что ему осталось — встать на колени перед тобой и поцеловать твой сапог. Ибо сильнее унизиться такой гордый человек уже просто не сможет.

Мне дурно.

— Так он что… действительно?

— Да!!!

— Не ори. И Кэрт?

— Да он, когда бежал по болоту, удирая от василиска и сжимая тебя в объятиях, плакал! От счастья! Вдыхал твой запах, улыбался, как идиот, и…

— Кэрт плакал?!

— А ты думала! Вот что с мужиками делает любовь. Плачут.

Нервно улыбаюсь, не понимая, как все это теперь разместить у себя в голове.

— А поцелуй помнишь?

— Ну… э-э-э… мы не целовались, кажется.

— Но он был согласен! Там, в подвале, в темноте, он нашел тебя и был согласен тебе отдаться!

— Пых, тормози на поворотах. Я тебе кто? Брутальный насильник?

— Неважно. Он просто был согласен поцеловаться. Это что-то да значит.

— Но не поцеловал же.

— А вдруг ты бы испугалась? Что тогда? Надежды, чувства, любовь, мечты. Все рухнуло б в единый миг, и… он бы умер от разрыва сердца.

— Какого из? У него их три, кажется.

— Всех трех, — безапелляционно.

— Ясно. Ладно. Уговорил. Проверим твою дикую теорию.

— Как? — заинтересовался пушистик, получая в лапы бутерброд с сыром, маслом и вишенкой, обнаруженный в суме василиска. Вот уж не знала, что василиски едят бутерброды с вишенками.

— Что-нибудь придумаю.

— Спроси в лоб и не мудри. Хотя… застесняются.

— С трудом представляю себе стеснительного василиска. Скорее он в лоб даст, чем стесняться будет.

— Или в челюсть.

— Или посмеется. Ну может еще улыбнуться надменно и послать меня в далекие дали одним только взглядом.

— Это да… Тогда что?

Чешу затылок, задумавшись. Хороший вопрос.

— Я принес дрова, — раздался неожиданно для меня голос Кэрта.

Подпрыгиваю, едва не улетая в воду и нервно улыбаясь. Меня хватают за руку и усаживают обратно. Рывком. Я бы даже сказала, что обратно меня бросили. Хм. Может, это тоже проявление любви? Схватил, так как заботился, а швырнул, чтоб не догадалась.

— Э-э-э… Кэрт.

— Мм? — глубокомысленно, раскладывая ветки и извлекая огонь из пальца.

Глаза мыша жадно вспыхнули. Любил он такие вот фокусы. Чтобы р-раз — и из пальца.

— У мыша тут родилась безумная идея. И он просит ее… проверить.

— Хм. Что за идея?

Огонь вспыхнул ярко и радостно, тут же набросившись на ветки. Кэрт сел рядом со мной, положил кисть на согнутую в колене правую ногу и посмотрел на меня. Красиво… когда огонь отражается в черных глазах. Пожалуй, черный — мой любимый цвет глаз. Еще бы не был он таким серьезным и вечно спокойным… чтобы хоть немного представлять, что творится у него внутри.

— Ну короче… он сказал, что ты в меня влюбился.

— Да.

— Что да?

— Да, влюбился.

Молчу. В голове — пустота. И все? И вот это так и бывает? Ты спрашиваешь у парня: а ты случаем не того? Он говорит, что того, и вы живете долго и счастливо… или недолго, но бурно. Или они сговорились?!

Подозрительно смотрю на мыша. У того из лап выпала вишенка, сам он смотрит вытаращенными глазами на Кэрта, пытаясь сообразить, что конкретно он только что услышал.

Так. Надо собраться и довести разговор до конца… может, поцеловать его. Смотрю на тонкие линии губ, зачем-то облизываю свои. Мышь медленно, едва ли не со скрипом, перевел взгляд на меня. Вишенка покачивалась у его лап.

— Так… Ты, наверное, меня не понял. Я… я по-любому тебя освобожу. Так что… не надо притворяться. Просто… А что значит, что ты в меня влюблен? Выглядишь так, словно признался в убийстве мухи, а не в любви ко мне, ты уж прости за сравнение.

Мышь что-то пискляво протянул, но я его не слушала.

— Что значит? А разве ты не знаешь?

— Представь себе, нет.

— Значит, ты меня не любишь?

И снова это убийственное спокойствие. А меня — то в жар, то в холод швыряет.

— Понятия не имею. Я как-то об этом не задумывалась.

— А как узнать?

— Я знаю, — чуть более отчетливо пискнул мышь.

Кэрт перевел на него взгляд и выгнул дугой бровь. Нет, не так. Он умопомрачительно выгнул дугой бровь, чуть сощурив сногсшибательные глаза и запуская в волосы тонкие длинные пальцы, от которых хотелось сбежать… Перебор. Но так уже лучше.

— Поцелуйтесь. Если она растает, значит, влюблена. А если будет долго вырываться, значит — нет.

— Как долго?

— Эй, я вообще-то здесь сижу… — мрачно.

— У всех по-разному. Секунд десять, думаю, хватит.

— Я могу и дольше, — подумав, сообщила я.

Круто. Меня что-то тянет на пошлости.

— Я не сомневаюсь. Короче, пока василиска нет — целуй.

— Не могу.

— Что так? — Я, язвительно.

— Я не могу поцеловать ту, что выбрал, пока действует контракт. Только если ты начнешь первая.

— А, поэтому тогда ты ее и не поцеловал. Ну когда мы графа грабили, — резюмировал мышь.

— Да.

К тому времени, как на поляне появился василиск, напряжение достигло критической точки. Причем нервничала там, кажется, только я. С момента разговора с Кэртом прошло уже часа два, и за все это время… он вел себя как обычно! Разделал добычу, пожарил мясо, накормил мыша. И все это время был спокоен, как удав после линьки.

Василиск же, не обращая ни на кого внимания, подошел ко мне.

— Ты… — прошипел он в бешенстве, — если еще раз отойдешь от меня хотя бы на сто метров… я активирую заклинание, поняла? А ты… — В сторону Кэрта бросили в буквальном смысле убийственный взгляд. Трава и корни, что были на его пути, окаменели мгновенно. — Не успеешь ничего сделать, уж поверь. Потом можешь делать что хочешь, но раз я тебя предупредил, виноват в ее смерти будешь ты. Понял?

Кэрт склонил голову чуть набок и сунул руки в карманы штанов. Он молчал. Но василиску, доведенному до белого каления пятичасовыми поисковыми работами и пришедшему сюда только благодаря свету костра, и этого было пока достаточно.

— Мясо будешь? — Мышь кивнул на костер и протянул ему маленький кусочек шашлыка.

Граф сел и сам взял с огня свою порцию. Я немного расслабилась. Если монстр ест, значит, не укусит — зубы заняты.

Охранники подошли позже. Мокрые, грязные, уставшие, они молча взяли оставшееся мясо, сами его дожарили и съели. После — развесили мокрые вещи вокруг огня и легли спать. А так как островок был не очень большим, я оказалась втиснута между василиском и Кэртом. Пых забрался на мой живот и довольно на нем улегся, зевая и сладко причмокивая.

Я же горела, как в лихорадке. Все, что мышь говорил мне недавно, снова встало перед моими глазами. Неважно. И вот я лежу, прижатая к графу, и думаю — а вдруг он сейчас страшно мучается от чувств и изгибов моего тела? Нет, я так точно не усну.

— Граф.

Тишина.

— Дре-ейк, ты спишь? — натужным шепотом.

— Да, — металлическим голосом, не предвещающим ничего хорошего.

— Ага. Прости.

Молчание.

— А можно я вопрос задам? Просто… я боюсь, не усну… очень надо.

— В туалет?

А? Ошарашенно смотрю на затылок. Блин, даже затылок у него страшно высокомерный.