Ловушка горше смерти - Климова Светлана - Страница 31

В самом начале девятого она позвонила, и Марк пошел открывать. Он не поверил глазам — на пороге стояла почти юная женщина — тонкая, с длинными стройными ногами, с блестящими, цвета благородного красного дерева волосами, почти надменным изгибом узкой, как у форели, спины. Поразительная женщина — полная невысказанного презрения и тайны. Разумеется, как и прежде, этому виртуозно сделанному лицу не хватало движения, жизни, зато все остальное было миллиметр в миллиметр — со вкусом, сдержанно и дорого. Духи могли показаться тяжеловатыми, но как они гармонировали с темной шерстью жакета и бархатом сумочки, с тусклым золотом украшений и горьковатой складкой чуть тронутых помадой губ!

Марк отступил, взявшись за ручку раздвижной двери прихожей, Рита же, слегка кивнув, на миг отвернулась к зеркалу, а затем, словно перестав замечать хозяина дома, прошла на высоких прямых каблуках прямо на середину комнаты и остановилась, скользя равнодушным и слегка брезгливым взглядом по стенам.

— Недурно, — наконец проговорила она, поворачиваясь всем телом к Марку. — Недурно ты тут устроился. У меня, собственно, к тебе один вопрос.

Точнее — предложение. Ты мог бы угостить меня чашкой кофе, если, конечно, не намерен сразу же выставить за дверь? Марк Кричевский кое-кому известен своими крутыми повадками, разве не так?

— Не стоит с ходу растрачивать себя, Рита, — усмехнулся Марк. — Присядь, кофе и коньяк я сейчас принесу. Сигареты на столике.

Когда он вернулся, Рита курила, пощелкивая карминным ногтем по китайской, фарфоровой с серебром, пепельнице. Теперь на ней была другая маска — высокая шея женственно изогнулась, плечи опустились, став разом нервными и хрупкими, бледные запястья, освободившись от рукавов жакета, воплощали женственность и беззащитность. Непроницаемая холодность исчезла совершенно — перед ним была особа романтичная и почти беспомощная, и если бы Марк не знал достоверно, что Рита старше его едва ли не на десяток лет и много искушеннее, то непременно был бы обманут. Однако он был толковым учеником.

— Итак? — Марк опустился в кресло и разлил коньяк. — Я почти заинтригован. Говори же, Рита.

Женщина выпрямила спину, сделала осторожный глоток, не глядя на Марка, и своим прекрасным, низким и теплым голосом, которому все же немного недоставало точности интонаций, произнесла:

— Я хочу, чтобы ты, Марк, женился на мне. Или, если угодно, стал моим мужем.

Марк почесал краем бокала переносицу и улыбнулся углом рта. Рита подняла на него глаза и, выдержав паузу, спросила:

— Почему ты молчишь?

Марк кивнул, как бы обращаясь к третьему собеседнику, и раздельно сказал:

— Потому что этого никогда не будет.

— Вот как? — Рита вскинула тщательно разглаженные, отливающие шелком брови. — Ты уже догадался. Я потому и выбрала тебя, что ты был очень неглуп для своих лет. Очень. И все-таки продолжаешь казнить меня за то, что я наговорила в тот раз… Жаль. Я врала тогда, сама не зная почему. Наверное, из зависти. Ты был слишком хорош для меня. Но не забывай и о том, что ты кое-чем обязан мне.

Если бы я не свела тебя с серьезными людьми, весь твой бизнес лопнул бы через неделю. Как мелкий перекупщик ты бы сел ненадолго, но после этого ходу бы тебе не было никуда. Вот так-то, милый.

— Я понимаю, чего ты добиваешься, Рита. Но помочь не могу.

— Да, да! — Женщина ударила ладонью по крышке стола, расплескав кофе. — Ты прав! Я хочу уехать отсюда. У меня нет, кроме тебя, никакого другого варианта. Это понятно? Ведь ты едешь, почему же тогда…

— Я остаюсь. Я уже остался.

— Ты сошел с ума! Ведь это такой шанс! Еще полгода — и щель закроется.

Ты здесь никто, и зовут тебя никак. И ничего уже нельзя будет изменить…

— Оставим это, — сказал Марк. — Что сделано, то сделано. Не о чем говорить.

— Но я не понимаю — почему?

— Потому что я никогда не ходил в стаде.

— А сейчас ты где?

— Сейчас я сам по себе. У меня своя игра. Я свободен выбирать, а когда у меня есть эта свобода, я чувствую себя почти аристократом.

— Чепуха! — фыркнула Рита, глотком допивая коньяк и протягивая бокал Марку. — Еще… У евреев нет и не было аристократов. Только богатые и бедные.

По моим сведениям, теперь ты почти богат, а значит, тебе здесь нечего делать. К тому же деньги помогли бы тебе избавиться от унизительных процедур и волокиты.

Там совсем другой мир, где мы смогли бы…

— Что? Что смогли бы? Здесь все, что я люблю, — живопись, которую я собрал за эти годы и с которой не намерен расставаться. Я не поддерживаю отношений с людьми из посольств, потому что тогда у власти был бы совсем другой подход ко мне и мне не удалось бы многое из задуманного. Именно поэтому у меня нет канала, чтобы без помех вывезти то, без чего я не представляю свою жизнь.

Если же я попытаюсь действовать сам и меня поймают — десять лет мне гарантированы. Риск слишком велик. Я говорю все как есть, независимо от того, сама ли ты пришла или тебя кто-то прислал ко мне. Пусть знают. И пусть попробуют взять мой фонд, если невтерпеж!

Все. Надменная уверенность, загадочная женственность, высокомерие и печаль исчезли. Крылья тонкого носа Риты дрогнули, лицо свела гримаса, и она некрасиво, по-бабьи заплакала, вздрагивая плечами и шумно сморкаясь. Марк молчал, ожидая, пока она справится с собой.

— Где у тебя ванная? — наконец спросила Рита. — Мне нужно умыться и привести себя в порядок.

Марк указал, и пока шумела вода и из-за двери доносились приглушенные звуки, медленно пил, раскручивая после каждого глотка маслянистую жидкость в бокале и нюхая незажженную сигарету. Курить он перестал сразу же после инцидента с милицией, словно в нем сработал какой-то переключатель, но инстинктивная тяга к сухому и чистому аромату хорошего табака осталась.

Рита вернулась. Теперь она дышала ровно, бледные губы были подобраны, а лицо выражало как бы даже некое торжество.

— Я хочу еще коньяку, — сказала она, опускаясь в кресло. — И еще хочу сказать тебе, что мне пришла в голову презабавная мысль. Если ты согласен, я в четверть часа докажу тебе, что все, за что ты держишься, ничего не стоит. Нуль.

Весь твой фонд, вся твоя обожаемая живопись, эти пейзажики-портретики — шелуха, годная только на то, чтобы быть обращенной в деньги, если кто-то еще согласен платить за эти допотопные забавы. Вот здесь, — она щелкнула сумочкой, выбросив на стол крохотный пластиковый пакетик с пухлым белым порошком, кристаллы которого поблескивали, как бертолетова соль, — доказательство. Советую попробовать. Я сделаю это вместе с тобой, чтобы ты не заподозрил, что я намерена отравить тебя или повлиять с тайным умыслом на твою драгоценную психику. Это действует не больше четверти часа, зато ты кое-что узнаешь.

— О чем? — Марк засмеялся, блестя зубами и откидывая голову. — Ты всегда любила всяческую экзотику, но наркотики… — Он пожал плечами.

— Нет, ты должен понять, — требовательно проговорила Рита. — Это вовсе не то, что ты думаешь. Эта штука… Называется довольно длинно, кое-кто наверху очень увлекается сейчас ею… Диметилтриптамин — так, кажется. Синтетика. Уже через минуту ты сможешь заглянуть… нет, не скажу. Ну неужели ты стал совсем нелюбопытен? Это так не похоже на тебя. Марк отсмеялся и сказал:

— Твой кофе совсем остыл. Сварить новый? Рита тряхнула головой, глаза ее сухо заблестели, напоминая сейчас надкрылья жуков.

— Не хочу. Тогда помоги мне, если сможешь. У тебя есть листок тонкой бумаги?

— Разумеется.

— Дай.

Марк пошарил на полке и протянул. Точными, словно у сомнамбулы, движениями Рита свернула листок в трубочку, отмерив в нее ровно половину порошка. Тот оказался чрезвычайно легким, и все это время она отворачивала лицо, стараясь дышать в сторону. Закончив, сказала:

— Ну вот. Теперь главное. Ты должен взять трубочку и вдуть порошок мне в ноздри, чтобы он попал глубоко в бронхи. Только так достигается мгновенное действие. Это совершенно безвредно и много раз проверено. И не пугайся, если это напомнит тебе такой странноватый секс. В этом порошочке много всякого, и не случайно его нельзя принять как следует в одиночку. Ну, давай же, чего ты ждешь?