Штык - Куликов Роман Владимирович - Страница 40

Все решилось в считаные дни. Люди бежали от кромешного ужаса, в одночасье обрушившего всю их жизнь. Бежали, бросив свое хозяйство, покидали в спешке поселок, спасая себя и своих детей. Много лет в осиротевших домах жил лишь случайно заглянувший в распахнутые окна ветер. Но эхо прежней жизни еще пряталось где-то здесь, бродило в серых сумерках, заламывало сухие руки и кричало печально на разные голоса. В этих пронзительных звуках еще можно было угадать шум работающих тракторов и комбайнов, жизнерадостный визг детей и сонное бормотание стариков на завалинках, беззаботные вопли подвыпивших работяг, идущих домой после смены, и тягучий завораживающий напев колыбельной песни. А может, и не колыбельной вовсе — просто через несколько секунд уже хотелось лечь на землю, крепко закрыть глаза и провалиться в бездумную сонную черноту. Женщина пела сильным грудным голосом, и хотя слов было не разобрать, сердце болезненно сжалось в дурном предчувствии неминуемой смерти, разрушения и печального забвения.

По щеке медленно катилась слеза, оставляя на коже прохладную дорожку. Штык вздрогнул и широко раскрыл глаза. Колыбельная все еще звучала в ушах и, казалось, пронизывала все окружающее пространство одной бесконечной печальной нотой.

— Мой генерал, — хрипло сказал Буль, и Штык отстраненно посмотрел на своего «бойца». — Вы, извиняюсь… выть начали, мой генерал. Вы бы не спали на окне, мой генерал. Так и вниз свалиться недолго. Идите на мою постель, а я посторожу. Получше мне уже. Посторожу — как есть не засну.

Со второй лежанки на Штыка испуганно смотрел Хомяк, и в его глазах читалось, что Буль не соврал, и «генерал Штык» действительно только что выл во сне совершенно нехарактерным для себя образом. «Ефрейтор» в это время поднялся с травяной постели и сделал приглашающий жест рукой:

— Мой генерал, вы нас всю ночь охраняли. Если вы не восстановите силы, всем нам только хуже будет. Вам кошмары снились потому, что вы сидя спали. Ложитесь. Ложитесь же!

Не говоря ни слова, Штык слез с подоконника и завалился на лежанку Буля. Повернулся на бок, втягивая полной грудью запах свежесрезанной травы, и почти сразу же заснул.

21

Проснувшись, Штык обнаружил, что его «солдаты» куда-то исчезли. Голова была ясной, руки и ноги, хоть и продолжали побаливать, уже не казались такими тяжелыми и уставшими, как раньше. С удовольствием потянувшись, Штык посмотрел на часы. Судя по всему, проспал он около четырех часов. Услышав тихие голоса из коридора, поднялся и подошел к дверному проему.

Буль и Хомяк о чем-то говорили вполголоса у небольшого костра. Рядом с огнем стояла банка тушенки и кружка с водой. При появлении Штыка оба замолкли и вопросительно уставились на своего командира.

— Как спалось, мой генерал? — заискивающе спросил Буль. — Если выспались — прошу к столу!

— Спасибо, не ожидал, — одобрительно ответил Штык, сделал несколько шагов вперед и подсел поближе к огню. — Ну-ка, покажи, как там твоя шея.

Буль послушно повернулся спиной, и Штык внимательно осмотрел красное вздутие под бинтом. Особых изменений не наблюдалось, но Буль был бодр, и это внушало определенные надежды.

— Ну что, о чем беседу держим? — весело спросил Штык, берясь за тушенку и галеты.

— Мы пытались вспомнить хоть что-то из своей прошлой жизни, товарищ генерал, — серьезным голосом ответил Хомяк. — Расскажите нам что-нибудь. Как мы служили, где мы живем, что случилось с нашими товарищами по службе… Секретное не раскрывайте. Расскажите только самое несекретное. А то у нас уже такое ощущение, что мы всю жизнь тут прожили, в этой вот… Зоне.

Штык чуть не подавился тушенкой, но вида не подал: сидел себе спокойно и продолжал ковырять ножом в банке. За последние сутки он уже как-то успел подзабыть, кто все это время идет рядом с ним, причиняя одни неприятности за другими не менее успешно, чем обыкновенные молодые солдаты. По большому счету, со времени вечеринки у Олега Павловича мало что изменилось, и генералы-заговорщики не стали лучше только потому, что о них ему приходится заботиться вот уже… месяц? Неделю? Нет, всего двое суток!

— Ты, Хомяк, — сказал наконец, откашлявшись, Штык, — разводишь у себя в тумбочке сусликов. И продаешь их братьям по разуму в пехоту. А ты, Буль, держишь плантацию кактусов на подоконнике в каптерке. Больше ничего рассказать не могу до самого нашего возвращения в Родные казармы. Тема закрыта.

С этими словами он поднялся, забрал кружку с горячим чаем и ушел в комнату, оставив у костра ошарашенного Хомяка и задумчивого Буля.

Сытная еда, горячее питье и облегчение от мысли, что «ефрейтор» пошел на поправку, сыграли со Штыком злую шутку: собираясь лишь немного полежать, прежде чем занять чем-нибудь слишком расслабившихся «бойцов», он незаметно для себя заснул. А когда проснулся, небо за окном показалось ему уже чуть темнее, чем утром.

Мысленно чертыхнувшись, Штык посмотрел на часы. Судя по всему, проспал он еще добрых пару часов, и день потихоньку двигался к своему закономерному финалу. В коридоре царила тишина, и Штык поморщился, сообразив, что забыл дать внятные указания по очередности сна, и оба его «бойца» скорее всего опять дрыхнут.

В коридоре, однако, никого не оказалось, а от костра остались только едва тлеющие угли. Еще не до конца понимая, что происходит, Штык спустился по лестнице и вышел на крыльцо.

Улица встретила его влажным воздухом и запахом разогретого металла. Начало смеркаться, и Штыку показалось, что границы видимого мира сжались вокруг заброшенного поселка. И даже сам воздух, казалось, стал плотнее. Следов дождя, что поливал прошлой ночью как из ведра, уже почти не осталось. По контрасту с темнеющим небом кости, разбросанные вокруг крыльца, казались гораздо белее, чем утром, словно собирались начать светиться с наступлением темноты.

«Бойцов» нигде не было видно. Штык замер на месте, медленно погружаясь в легкий ступор. Такого поворота событий он никак не ожидал. Правда, перебрать в голове все возможные варианты он не успел: из-за угла, застегивая штаны, появился Буль. И замер, оценив выражение лица непосредственного начальства.

— Я что-то не пойму, Буль, что здесь происходит? — нарочито строго спросил Штык, ощущая, как спадает внутреннее напряжение.

— Да и я что-то не совсем понимаю, — осторожно сказал Буль, заглядывая командиру в глаза. — Тут что-то происходит?

— А ты сам как думаешь? — вкрадчиво вопросил Штык. — Твой генерал крепко спит, лежит практически беззащитный перед злыми порождениями Зоны, а ты со своим дружком в это время по окрестностям шастаешь? Где, кстати, дружок твой?

— Да он эта… Придет сейчас, — невнятно ответил Буль, пытаясь проскользнуть мимо Штыка на крыльцо.

— Где рядовой Хомяк, ефрейтор Буль? — мгновенно меняя тон, рявкнул Штык.

— Да он эта… Я ему говорю, ты что, гад, автомат утопил? Двадцать тебе, говорю, нарядов вне очереди. Давай сюда, говорю, магазины, они тебе все равно больше не нужны. А он заныл, заныл…

— Ефрейтор Буль!

— Ну и пошел он свой автомат доставать из колодца. Я ему говорил: «не надо», а он…

— Что?! — заорал Штык, хватая «ефрейтора» за ворот. — Да ты в своем уме?

— А чего такого случилось-то, мой генерал? — успокаивающе заговорил Буль. — Вы не волнуйтесь, сейчас походит кругом колодца да придет. Как он вниз-то полезет? Его ж обратно никто не вытянет уже. Постоит, остынет, да вернется.

— Когда он ушел? — быстро успокаиваясь, сказал Штык. — Сколько времени прошло? Ну? Быстрее соображай, жаба мордатая!

— Да как вы заснули, так, считай, через четверть часа где-то и ушел. Сказал еще, что не простит генерал Штык все равно потерю оружия. Факт, что выберет время и пристрелит. Даже уже хотел один раз пристрелить.

— Стой здесь, — сказал Штык и метнулся по лестнице наверх.

Меньше чем через минуту он вернулся, буквально впихнул Булю его автомат и толкнул в плечо:

— Быстро туда! Может, еще успеем!