Последний Магистр - Клименко Анна - Страница 51

– Наверняка есть какой-то выход, – раздался над ухом шелестящий голос n’tahe, – и я полагаю, что старый магистр знал, как облегчить себе жизнь.

– Но у меня больше нет желания читать книги, – сонно откликнулся Ильверс, – я уже почерпнул из них достаточно, чтобы понять, что я такое. Этого хватит…

…Уломара отвела Золию небольшую комнатку на первом этаже, рядом со странным помещением, которое она называла лабораторией.

В новых апартаментах племянника булочницы прочно обосновались пыль и беспорядок кладовки, но в тот же день два молоденьких служанки вынесли все лишнее, выскребли полы, стены, широкое окно, да так, что все засверкало. Затем, задвинув в угол тяжелый шкаф, конюх магессы, кряхтя и отдуваясь, притащил кровать – большую и добротную, куда с легкостью поместилось бы пять таких мальчишек, как Золий. А простыни были такими, что он вообще усомнился – а можно ли спать на такой роскоши. Происходящее все больше и больше походило на сказочно-красивый сон.

Учеба началась на следующее утро, сразу после завтрака. И тут Золий выяснил одну очень неприятную для себя вещь: оказывается, он не знал и десятой доли того, что должен знать мальчик его возраста, собирающийся стать магом. Уломара повздыхала-повздыхала, и начала втолковывать Золию правила чтения и письма. Засим последовала странная наука под названием «арифметика».

– Без этого – никуда, – строго изрекла магесса, – ты не сможешь организовать ни одного приличного взаимодействия, если останешься неграмотным деревенщиной.

Золюшка поначалу скуксился, но потом ему стало интересно; к тому же, его подогревала мысль о том, что, пройдя путь от обычно мальчика до могущественного мага, он обязательно вызволит Ильверса из той переделки, в которую тот угодил.

Уломара оказалась мудрой наставницей: по прошествии нескольких дней она начала умело подогревать интерес Золия к магии вещей, и получалось это у нее весьма недурственно. Забывая о времени, Золюшка часами мог раскладывать перед собой компоненты заклятий, сравнивая порождаемые силы и порой недоумевая, почему сложенные вместе две лягушачьих лапки и кусочек лазурита начинали светиться голубым, а те же самые две лягушачьи лапки и два кусочка лазурита – уже лиловым.

– Читай больше – и я дам тебе книги, в которых все это написано, – только мурлыкала женщина, – настоящий маг должен уметь самостоятельно добывать знания. Иначе это не маг – а деревенский неуч!

И он опять забывал обо всем, с головой погружаясь в неведомые доселе глубины новых образов и ощущений. Так прошел целый круг большой луны, двадцать дней.

… Беда нагрянула среди бела дня, когда ее меньше всего ждали.

В тот день Уломара и Золий отправились в портняжную лавку, чтобы заказать новое платье для магессы и пару сорочек для него самого. Стоял чудесный весенний денек; от нагретой солнцем земли на клумбах поднимался пар, и каждый булыжник мостовой с удовольствием подставлял округлую спинку горячим лучам. Почки деревьев полопались, выпуская на волю маленькие клейкие листочки, которым стало вдруг тесно; кое-где уже вспухли бутоны.

Пока хозяин лавки и Уломара были заняты снятием мерок, Золий сидел на лавочке и в окно глазел на прохожих. Вот прошагал тощий господин в сопровождении слуги (про себя мальчик обозвал его цаплей). А вот маленькая, аккуратная старушка в белоснежном накрахмаленном чепце. Пронеслась стайка мальчишек-оборванцев.

Золий обернулся на скрип двери; в лавку медленно вошел невысокий мужчина. Одет он был бедно, и Золию показалось это странным – такие не ходят в портняжную лавку. Лицо посетителя мальчишке тоже не очень-то понравилось: вытянутое, похожее на крысиную морду, с глубоко посаженными глазками. Еще более странным показалось поведение незнакомца: вместо того, чтобы позвать кого-нибудь, или ходить, разглядывая и щупая образцы тканей, он остановился посреди лавки и стал шумно нюхать воздух. Длинные костлявые руки беспорядочно то сгибались, то разгибались, словно и не живой это был человек, а кукла, которую кто-то дергает за веревочки.

Под грудиной зашевелился страх. Золий уже и не помнил, когда же ему было в последний раз так страшно. Даже в ту ночь, когда погибла матушка, он чувствовал все по-иному. Тогда была горячая, рвущая душу на части боль – а сейчас… Он понял, что уже давно пора позвать кого-нибудь на помощь, но не мог даже набрать в грудь побольше воздуха.

В этот миг подрагивающая, вся в проплешинах голова мужчины повернулась; он уставился на Золия. По тонким губам скользнул черный язык, и…

– Мама! – завопил в ужасе Золюшка, но из горла выполз сдавленный шепот.

Потому что тело мужчины оплывало, вытягивалось, меняя форму. Удлинилось лицо, вылезли белоснежные зубы-кинжалы; искривился бугром позвоночник, с треском разрывая ветхую одежду. Руки, до сего момента судорожно подергивающиеся, стремительно теряли очертания, присущие рукам человека; теперь уже вместо пальцев прямо из кости лезли огромные когти. И все это время чудовище, не мигая, смотрело на Золия.

«Хаттар, спаси меня!» – взмолился он. Помогло.

По крайней мере, столбняк, овладевший им поначалу, ушел.

И Золий метнулся к проходу, куда незадолго до этого удалился портной и Уломара, вопя во все горло и зовя на помощь. Рыкнув, чудовище метнулось следом.

– Госпожа!!! Госпожа Уломара! – голос срывался на постыдный девчачий визг, но Золию было все равно. Не видя ничего перед собой, он налетел на нее, едва не сбил с ног.

– Там… там…

Но магесса довольно быстро и сама разобралась в происходящем. Рявкнула:

– Вниз!

И тут же дотронулась рукой до своего радужного ожерелья, с которым никогда не расставалась. Золий упал, вжался в холодный пол; в тот же миг над ним мелькнуло что-то большое и серое. Раздался треск, глухой удар падающего тела, исполненный боли рев… Затем последовала ослепительная вспышка – и все стихло.

Мальчишка поднял голову.

Зверь все-таки успел добраться до женщины, наверное, как раз в тот миг, когда она пустила в него молнию. А на полу расползалась громадная черная лужа, и было непонятно, чья это кровь.

В первый миг Золию показалось, что Уломара не дышит. Ее белая, худая рука со скрюченными хищно пальцами безжизненно замерла на дощатом полу; глаза были закрыты. Казалось, неподвижная туша чудовища передавила ее пополам.

Потом магесса шевельнулась, открыла глаза – и судорожно попыталась освободиться.

– Госпожа Уломара!

Золий бросился к телу нелюди, ухватился за мохнатую ногу и потянул на себя, изо всех сил стараясь помочь. Но оборотень оказался на диво тяжелым, и, не вынырни откуда-то из потемков портной, они бы провозились еще долго.

Магесса наконец села на полу, Золий услышал, как с ее губ сорвался болезненный стон – и только теперь заметил, что она зажимает рукой правый бок, а на белоснежной сорочке, в которой Уломара выскочила из примерочной комнаты, стремительно расплывается ярко-красное пятно.

– Великий Хаттар! Да что ж это такое? – хозяин заведения горестно воздел руки к небу, – да вы тяжело ранены, моя госпожа!

Уломара, тяжело и хрипло дыша, окинула его раздраженным взглядом.

– Ничего… Бывало и хуже. Когтями-таки достал…

Она кивком подозвала Золия.

– Знаешь, кто это был, малыш?

И, не дожидаясь ответа, сказала – зло, впечатывая каждое слово в память.

– Оборотень. Темная нелюдь.

Затем, повернув голову к портному, приказала:

– Принеси мне чистое полотно! Или ты будешь ждать, пока я истеку кровью?

Пробормотав что-то невнятное, портной скрылся из виду. Золий стоял, и не знал, что делать: по-хорошему, он должен был помочь Уломаре подняться, как-то унять эти сочащиеся алые капли, вместе с которыми уходит жизнь из тела – но в то же время понимал, что пока что магесса прекрасно управляется и сама, и что тот же самый старик портной – куда лучше сможет ей помочь.

Уломара вдруг усмехнулась.

– Что, напугался?

Золий молча кивнул.