Последний Магистр - Клименко Анна - Страница 40

«Сего дня иду в Черный город. Знаю, что мне уготована победа, Хаттар, в которого я уверовал наконец, послал мне настоящего мага дэйлор, который убежден в своих силах. Он знает, твердо знает, что может войти в кольцо древних стены – точно так же, как я знаю, что смогу распутать заклятия на магии вещей. Он встретился мне у дверей дома моей ученицы, Уломары. Странный парень. Странно, что он вообще забрался так далеко от земель своего народа. Но волосы выбелены, как это делают многие женщины, а потому не сразу можно увидеть в нем дэйлор. Не иначе, это подарок Хаттара, да! Ведь он ждал меня, и знал, что я хочу попасть в Черный город… С благословения Отца-Неба мы отправимся туда. В случае, если удача повернется ко мне спиной, все свое имущество оставляю моей лучшей ученице, магессе Уломаре, что живет в Купеческом тупике, в доме с тремя колоннами».

Она обессилено присела на стул. Вот, значит, куда пропал старенький учитель! В слепой погоне за мечтой, за проклятым миражом, он все-таки отправился к черному кольцу стен… Да и сгинул там навеки.

Уломара перечла запись Альхейма еще раз.

«Странный парень. Странно, что он вообще забрался так далеко от земель своего народа. Но волосы выбелены, как это делают многие женщины, а потому не сразу можно увидеть в нем дэйлор».

По спине забегали колкие иголочки. Конечно, она догадывалась, о ком идет речь… Но кто бы мог предположить, что дэйлор, просивший ее раскрыть тайны магии вещей, тоже хотел попасть в Черный город?

Уломара вздохнула. Аккуратно закрыла книжечку и невольно прижала ее к груди.

– Отдыхай с миром, учитель.

С порога, разинув рот, на нее испуганно таращился долговязый Кролл.

Глазастый Лин стоял, прислонившись спиной к вычурной колонне и почти невидимый в густой, чернильной тени. Судя по расположению Малой луны, давно перевалило за полночь; но Лину все еще не везло – ни одного прохожего, даже самого захудалого, не появилось на улице. Словно все они, эти жирненькие, сытые горожане, разом сговорились остаться ночью в мягких постелях, а до этого весь день никуда не выезжать, чтобы потом не задержаться до темна и не попасться кому-нибудь из ночных братьев Алларена. Вот и стоял Глазастый, тоскливо рассматривая пустую улицу, ежась на пронизывающем ветру и моля все силы небесные послать ему хотя бы спившегося сапожника. По крайней мере, с него можно было снять башмаки.

Но никто не появлялся в просвете между добротными домами. Лин замерз окончательно; чтобы отогреться, начал прыгать на месте, похлопывая себя по плечам. В лицо дохнуло холодным ветром, пропитанным какой-то вонью…

Глазастый принюхался – не то, чтобы воняло, но все равно – неприятный запах гнили, плесени и… болота.

– К чему бы? – пробурчал он и метко сплюнул себе под ноги.

Затем, совершенно случайно, бросил еще один взгляд на дорогу… И едва не завопил от радости.

Ибо по гладенькой булыжной мостовой неторопливо шествовал хорошо одетый господин. Лина даже не смутило то, что запоздалый путник шел, никуда не торопясь, да еще и спиной к стоящему в тени колонны вору; это значило, что он должен был пройти мимо– но Глазастый его отчего-то не заметил…

Лин прикинул, что господин одет в дорогой кафтан из блестящего черного бархата и весьма недурственные башмаки; так казалось на расстоянии десятка шагов.

«Купец, не иначе», – подумал Глазастый и осторожно вышел из своего укрытия.

Судя по тому, как хватался купчишка за стены домов, он был мертвецки пьян. Его белые, тонкие пальцы со странной нежностью гладили камни, голова тряслась. Казалось, еще чуть-чуть, и он свалится, и заснет до самого утра…

Лин устремился за добычей.

Купец шел очень медленно, едва волоча ноги.

Но Глазастый даже быстрым шагом отчего-то не мог его нагнать.

В лицо снова потянуло болотом. И промозглым, неприятным холодом.

«Раздери меня упырь!» – подумал вор, – «это еще что такое?»

И припустил вдогонку за пьяным, уже изо всех сил, и даже не опасаясь того, что будет замечен.

Глазастого прошиб пот; дыхание сбилось. Он бежал изо всех сил, но казалось, что топчется на месте. Ноги словно вязли в трясине. А странный купец в черном кафтане, покачиваясь, касаясь руками стен и ажурного литья оград, уходил все дальше, дальше…

Лину стало страшно. Он остановился, с трудом переводя дыхание, бросил опасливый взгляд на плетущегося впереди человека. И осторожность все-таки возобладала над желанием обрести дорогой кафтан и кошелек, набитый золотом.

– А, ну тебя, к упырям. Другой кто попадется.

Метко сплюнув как раз между носками собственных сапог, Глазастый повернулся.

А в другую сторону, по той же улице, ранее совершенно пустой, неторопливо шла прочь какая-то женщина. Шла довольно быстро, легко, и в манящем свете Малой луны казалось, будто точеные ее ножи и вовсе не касались земли.

Глазастый едва не облизнулся. Вот это была хорошая добыча, ничуть не хуже, чем пьяный – но отчего-то не дающийся в руки купчишка. И, бросив последний взгляд на медленно удалявшегося господина в черном, Лин со всех ног устремился за девкой.

Она беззаботно шла впереди, словно и не слыша за спиной топота тяжелых сапог. Светлое платьице, короткое, так что было видно изящные лодыжки, серебрилось в обманчивом ночном свете; недлинные волосы тяжелой волной легли на узкие плечи, едва прикрытые яркой шалью. В руке женщина несла маленькую корзиночку; простолюдинки не носят таких, они вынуждены таскать на себе огромные, неуклюжие корзины. А здесь – так, ажурная безделушка…

Лин догнал ее на углу и, замедлив шаг, пошел следом. В душе росло неясное, смутное удивление – отчего, слыша тяжелые шаги и сопение за спиной, эта краля даже не обернется и не посмотрит, кто за ней бежал? И снова, снова этот промозглый, пропахший гнилью ветер в лицо.

У Лина затряслись руки. Все-таки женщина – куда как лучше, чем мужчина… И он уже сладко представил себе, как с хрустом раздерет корсет, обнажая великолепные, изнеженные, а оттого и ненавистные плечи, как увидит испуг и отчаяние в ее широко распахнутых глазах, и как она будет кричать и вырываться…

Но сперва… Надо бы обратить на себя внимание. А, может, она просто глухая?

И Лин, рванувшись вперед и выхватывая нож, свободной рукой схватил женщину за локоть.

– Эй, красавица, а ну-ка…

Он не договорил. Так и не сказанное слово застряло в горле, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Волшебство лунного света схлынуло, и Глазастый вдруг увидел свою жертву… Такой, какой она была на самом деле.

Платьице, серебристое и изысканное, обернулось грязными, полуистлевшими лохмотьями. К тому же, покрытыми кое-где бурыми пятнами. Красивая шаль оказалась изодранным куском рогожи, повязанным на плече большим узлом. Маленькая корзинка в руке… Да, когда-то это была корзинка, но теперь от нее остались лишь бестолково переплетенные и связанные шнурком прутья, уцелела только ручка.

Но мертвенно-бледное лицо незнакомки все еще оставалось красивым, не по-людски; в свете луны оно казалось вылепленным из самого дорогого фарфора, который только довелось видеть Лину. Темные волосы гладко обрамляли совершенные черты – высокий лоб, небольшой, изящный носик, пухлые губы… Огромные глаза насмешливо щурились, но, как ни глядел в них Лин, он не смог различить ничего, кроме влажной, бесконечной тьмы.

Он отшатнулся. Тело одеревенело, ноги не слушались. А в мозгу дико визжала, билась в агонии мысль – бежать! Бежать отсюда, как только можно скорее, иначе – смерть, быстрая и неминуемая. Ибо только дурак мог не распознать в этом нечто старое зло Кайэрских топей. Да и многих болот вообще.

– Не торопись, человек, – прошептала ночница.

Она шагнула навстречу и нежно положила руки на плечи Лину. Улыбнулась, глядя ему в глаза.

– Я знаю все, о чем ты думал, – медленно сказала нелюдь.

Ее маленький ротик вдруг превратился в страшный черный провал, усаженный иглами-зубами. Лин, в последнее мгновение обретя способность двигаться, судорожно дернулся назад, поскользнулся… Он падал на спину, увлекая за собой тварь, но уже не почувствовал удара.