Сквозь бездну - Коваль Ярослав - Страница 5

Потом я ощутил и тело — лёгкость, а не усталость наполняла его. Словно я не сидел уже добрых пару часов на песке, как идол Будды, а парил в облаках, пушистых, будто снег… С ума сойти, я ещё помню, что такое снег…

— Не надо ни о чём думать, — прозвучало мне в ответ. — Ты должен только ощущать, но не размышлять.

Голос Энии, с одной стороны, раздражал — он мешал слушать пение прибоя и музыку сфер, перезвон звёздного пространства. С другой — радовал. Как ниточка, связующая меня с реальным, привычным прошлым, он вибрировал в пустоте напоминанием о том, что всё идёт как должно. Я ещё не умер. И, наверное, не умру. Я просто отдыхаю таким вот своеобразным способом. Надеюсь, за одну ночь на заду не образуются такие пролежни, чтоб потом проблему пришлось решать с помощью местной медицины.

— Ещё раз повторяю — чувствовать, а не размышлять. Сосредоточься на пустоте. Чтоб было что наполнять, нужно освободить место.

Мне показалось, я её понял. Но когда сознание снова вмешалось в ход событий, звёзды уже исчезли, темнота сменилась многоцветьем, пронзительным, как холодок. Рассвет. Можно было лишь гадать, когда ночь успела претвориться в него. Наполненный до краёв ощущением красоты мира, я поискал Энию — не взглядом, а всем своим сознанием. Она была здесь, и её голос больше не раздражал.

— Теперь доверься, — велела она, и я сразу понял, что она имеет в виду. Удивительно.

— С любопытством, но без испуга или недоверия я следил за тем, как моё тело само, без моего участия поднялось с песка и пошло боком, ловко и быстро переставляя ноги, при этом совершенно не путаясь, повторяя все движения девушки. В руках откуда-то взялся меч, руки сами принялись работать им, отрабатывая положение за положением, выпад за выпадом, блок за блоком. Большую часть этих движений я никогда не исполнял, не видел и даже не представлял, зачем они нужны.

— Потом мы сблизились с моей наставницей, соприкоснулись клинки, и действия впервые наполнились не только смыслом, но и силой. Упоительно было ощущать себя в шкуре крутого мечника, безошибочно противостоящего мастеру. Лишь спустя несколько минут я осознал, что мы оба двигаемся очень и очень медленно. Куда уж там до мастерского уровня.

— Потом ритм ещё больше замедлился, и я заметил, что уже не являюсь гостем в своём собственном теле — теперь я реагировал на выпады и финты Энии как бы сам. Как бы — потому, что не могло это всё у меня получаться совершенно самостоятельно, я ведь не мечник. Однако все движения были логичны, каждое, казалось, проистекало из предыдущего, отвечало на действия противника и было здесь единственно возможным.

Потом мы остановились, оба одновременно опустили оружие. Я ощущал себя полным хозяином своего тела, и уже не мог себе представить, чтоб всё было иначе. Девушка улыбалась, она выглядела вполне удовлетворённой, хоть и подуставшей.

— Что скажешь?

— Что это было?

— Это был первый шаг. Пусть не без труда, но я убедилась в том, что мы с тобой сможем найти общий язык. Как ощущения?

— Странно…

— Тело не болит?

— Нет. — Я с изумлением осознал, что пребываю в великолепной форме, что я свеж и не испытываю никаких неприятных ощущений, словно проспал всю ночь на мягчайшем матрасе, где просто физически невозможно ничего отлежать.

— Ну и хорошо. Сейчас мой отец займётся с тобой разминкой. Тебе предстоит повторять все движения, любые, даже самые нелепые. Поверь — в этой разминке нет ни единого жеста или вздоха, лишённого смысла.

— Угу.

— А потом тебе предстоит баня и массаж.

— Э-э… Баня и массаж?

— Именно так, — Эния развела руками. — В какой-то момент может быть неприятно и даже больно. Придётся перетерпеть. Тебе необходимо подготовить мышцы, связки и суставы. Размягчить их, сделать податливыми, как у младенца. Сам же знаешь — младенец способен принять практически любую позу. Сейчас именно эта способность и требуется тебе. Нет, не волнуйся, вреда мы тебе не причиним. Если ты, конечно, будешь выполнять все наши указания.

— Буду, — пообещал я.

Перспектива показалась мне далеко не радужной — фиг их знает, что они способны натворить с моим телом. Однако разминка, которой отец Энии промучил меня часа три, не напугала и совершенно не напрягла — просто примитивные движения, сменявшие друг друга в причудливой последовательности. Странное дело, за эти три часа я совершенно не устал, казалось, наоборот — капитально так отдохнул, и на массаж отправился с таким душевным подъёмом, словно на романтическое свидание или дискотеку.

Массаж в парилке оказался чем-то таким, что я раньше никогда не испытывал. Несколько раз даже терял сознание, но когда возвращался к реальности, не видел беспокойства или опаски в глазах и жестах мастера, занимавшегося мной. То, что я чувствовал, не было болью, но и как-то иначе это трудно было назвать. Настойчивое, неодолимое, порождённое инстинктом стремление вырваться, которое возникает, если боль становится слишком сильной, не возникло ни разу и не мешало мне подчиняться усилиям массажиста. А значит, всё терпимо, пусть сознание и уплывает периодически в такие дали, что за себя становится неловко.

— Ты как? — спросили меня после того, как процедура закончилась. — Как себя чувствуешь?

— Странно… Сейчас улечу на хрен.

— Куда улетишь?

— Ну, улечу короче.

— Нет уж, — усмехнулся массажист, разминая волосатые огромные ручищи, вполне соответствующие образу кузнеца, например, или палача. Выразительно. — Улетать не надо. Поднимайся.

— Не могу… Кажется…

— А придётся. Вставай.

Меня водрузили вертикально. Те ещё ощущения, не вдруг привыкнешь. Через пару минут мне всё-таки удалось утвердиться на ногах. Действительно, чувствуешь себя как младенец, никогда не умевший ходить.

Болхат и его второй сын, Манджуд, помогли мне выйти на воздух, поставили на песок. Услышав имя второго сына главы семьи Одей, я снова напрягся. Трудно было привыкнуть, что имена уроженцев Империи точно так же повторяются, как и имена людей на моей родине. В первый момент я буквально впился взглядом в младшего Одея. Нет, ничего общего с охотником Манджудом, который погиб в схватке с «тритоном», разве что комплекция примерно та же. И, может быть, возраст.

Этот парень ещё больше, чем Равесмал, походил на своего отца. С Энией он разговаривал свысока, но не чванливо, а с позиции чуть более старшего в семье. Отношения представителей семейства, насколько вообще это можно было понять, были выверенными, намертво устоявшимися, не подразумевали каких-либо споров или дележей — и строго иерархичны.

Впрочем, иерархичны были отношения любых местных обитателей между собой. Положение человека определялось от рождения и в ходе жизненного пути мало изменялось. Такие, как я, сумевшие изменить своё положение в обществе на целую ступень, встречались редко. Даже среди чужаков.

Всё остальное из происходившего со мной осталось в памяти в качестве набора разрозненных образов. Многое я не воспринимал от боли, правда, ощущаемой отстранённо, скорее просто как наличествующий факт, а не непосредственно. Многое проходило мимо сознания в моменты наивысшего напряжения, когда тело полностью мобилизуется на выполнение одной, чисто физической задачи, теряя возможность тратить крупицы энергии на лишние чувства, в том числе и на работу органов восприятия.

Кое-что я смог запомнить, но вряд ли сумел бы позднее на основе этих скудных обрывков впечатлений восстановить хоть сколько-нибудь полное представление о загадочной магической методике. Болхат Одей и его дети могли не опасаться, что их тайны кто-нибудь из клиентов сможет подхватить и использовать. Это было невозможно. Что я сам усвоил, наблюдая за семейством Одей в работе, — их труд действительно требовал от них огромных усилий и полной отдачи.

Как и предупреждали, в процессе обучения я действительно чаще сталкивался с глубокими медитациями и какими-то пассивными положениями, либо же крайне малоактивными действиями с моей стороны, чем с настоящими тренировками или испытаниями на выносливость. Резкие и сильные утомляющие движения требовались скорее как исключение. Изнуряющими иной раз становились глубокие медитации, очнувшись от которых, я обнаруживал мокрого усталого Болхата, задыхающуюся Энию и себя — с мечом в руке и с гудящими запястьями. Странно я ощущал своё тело, оно словно бы размазывалось во внепространстве, от прошлого к будущему, оно не существовало сейчас или же существовало условно. Ошеломляло и то, что происходило с моим сознанием. Как-то иначе я начинал воспринимать окружающий мир и себя самого в нём.