Хлопот полон рот - Тови Дорин - Страница 4

И она начала сидеть на дороге у ворот лесной тропы, чего тоже не делала уже многие годы. Взобраться на столб ей было не по силам, и она устраивалась у его основания, так что нам приходилось постоянно забирать ее оттуда — ведь на нее могла напасть собака. Тем не менее мы были ошеломлены такой переменой. Но изумились даже еще больше, когда, завтракая, поглядели в окно и увидели, что там, где секунду назад Сили подбрасывал на лужайке мышку, теперь ее с интересом обнюхивала Шеба.

И прямо у нас на глазах взяла в рот. Должна с сожалением добавить, что тут же мы стали свидетелями того, как Сили примчался назад и, забыв о своем обычном рыцарском отношении к старым дамам, тут же забрал у нее мышку. Впрочем, без мышки она не осталась. Дня через два он притащил в дом еще одну, и я ее конфисковала, пока он не смотрел. Недоуменно поискав там и сям, он вновь отправился в свои охотничьи угодья, а я тайком отдала мышку Шебе.

Вдруг помолодев, она схватила мышку, осторожно огляделась и с торжеством унесла ее в оранжерею. И там она, давным-давно питавшаяся только жидкой пищей, причем почти всегда мы кормили ее с ложечки, съела мышку в один присест, точно умирала с голоду.

Но вопреки нашим надеждам, силы и здоровье не вернулись к Шебе. Каким-то образом она знала, что ее конец близок. И словно прощалась с тем, что особенно любила — охотиться на мышей, сидеть летними вечерами на пастбище Аннабели, смотреть на Долину со столба калитки.

Неделю спустя после эпизода с мышкой она вышла на свою обычную прогулку с Чарльзом и попросила, чтобы он посадил ее на капот машины. И вдруг начала отчаянно ласкаться к Чарльзу, которого всегда особенно любила, — терлась об него, мурлыкала, совала голову ему в рукав. Вела себя как сущий котенок, сказал он, принеся ее домой.

Это была ее последняя прогулка. Когда утром мы спустились вниз, она зашаталась, стараясь встать нам навстречу. Мы ничем не могли ей помочь. Она уже несколько лет страдала почками. Весь день она мирно пролежала, свернувшись на своем пледе. Вечером мы по очереди ухаживали за ней. Странно, сказал Чарльз, ведь только вчера вечером… Наверное, она знала и прощалась с ним…

На следующий день она умерла так же мирно, как жила с нами. Прошло шестнадцать лет с того дня, когда они с Соломоном родились наверху в нашей спальне. Теперь, когда не стало обоих, словно кончилась целая эпоха.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мы уже давно решили, что, потеряв Шебу, возьмем еще одного котенка блюпойнт, и как можно скорее. Нет, это не было черствостью. Наоборот, объяснение было в том, что мы ее очень любили. Дом утратил бы что-то без кошечки блюпойнт. Когда умер Соломон, лучшим лекарством от нашего горя оказался Сили. Да и Сили истоскуется, оставшись один, когда некому будет мурлыкать о своих подвигах и не с кем спать рядышком… Так мы рассуждали, и если иногда мне в голову закрадывалась мысль, что, материализовавшись, наша новая кошечка может оказаться совсем непохожей на нашу спокойную домоседку Шебу, я тут же решительно ее отгоняла.

Так не бывает, твердо сказала я себе. Сколько я ни знала людей с двумя кошками, одна непременно была тихонькой. Черныш и Синька дальше по дороге. Харди и Уиллис, когда-то жившие у священника. Даже Конфетка и Помадка, две сиамские близняшки, принадлежавшие двум сестрам-учительницам… Если Помадка была неисправимой хулиганкой с мефистофельским складом характера, то Конфетка не доставляла им ни малейших тревог.

И раз Сили не успевал выпутаться из одной тяжелой ситуации, как его с неизбежностью, присущей сериалам, посвященным Джеймсу Бонду, уже подстерегала новая, следовательно, кошечка обязательно будет похожа на Шебу. Да, обязательно, не то мы с Чарльзом не выживем.

Сили недавно чуть не свел нас с ума, скушав резинового паука. Кто-то прислал ему паука в подарок на Рождество, и много месяцев паук этот свисал с ручки двери, вгоняя в дрожь наших впечатлительных гостей, и оставался любимой игрушкой Сили. Он часами играл с ним. Взлетал к нему пружинистыми сиамскими прыжками, отгоняя нас от него зловещим сиамским ворчанием, стремительно бежал с ним по комнате, насколько растягивалась резинка, а затем выпускал его, и паук, точно им выстрелили из рогатки, с громким хлопком ударялся о дверь.

Затем как-то вечером я отменила его обычное угощение на сон грядущий, так как он обжирался весь день. Он совсем разжирел, сообщила я ему с упреком. Не хочет же он, чтобы его прозвали Пузаном, правда? По-видимому, именно этого он и хотел, потому что, спустившись утром вниз, я обнаружила, что он восполнил урезанную порцию пауком. На каминном коврике остался жалкий кусок его туловища. Остальное — ножки, жуткая голова, половина дряблого черного туловища и около ярда резинки с колечком на конце — явно покоилось в желудке Сили.

При этой мысли я чуть не хлопнулась в обморок. Я уже видела, как его оперируют… Я же знала, что даже небольшой кусок этой резины может вызвать непроходимость с самыми роковыми последствиями. Далее мне представилось, как ветеринару не удается обнаружить один из обрывков — ножки у паука были такими длинными и мохнатыми, а он, конечно, разжевал их в фарш. Меня терзало горькое раскаяние: не лиши я его этих кошачьих галет, его желудочек теперь не был бы набит резиной.

Дрожа как осиновый лист, я бросилась к двери позвать Чарльза. И все еще дрожала, когда заметила у косяка какую-то странную кучку и нагнулась, чтобы разглядеть ее получше. Тут у меня подкосились ноги от облегчения: все недостающие части паука, аккуратно извергнутые. Сверху покоились колечко и резинка, предположительно извлекшие все прочее. И глядя на них, я возблагодарила судьбу за это. Проскочи колечко в глотку Сили, извлечь его удалось бы только хирургическим путем.

После того как Чарльз проверил куски — все ли они тут (чего только ему не приходится делать в этом доме, сказал он. Хорошо еще, что он не слишком брезглив!), — мы добавили еще один пункт к нашим правилам сиамской безопасности. Никогда не оставлять Сили наедине с резиновым предметом, который поддается разжеванию, и обязательно убирать все его игрушки на ночь в ящик.

Тем не менее у него оставалось еще много способов старить нас раньше положенного нам времени. На следующий же день он свалился в цистерну для дождевой воды. Утро было солнечное, и мы завтракали с открытыми окнами, а потому услышали какой-то рокот, словно дальние погромыхивания грома.

— Мисс Уэллингтон с садовым катком, — сказала я Чарльзу.

А затем, пока мы дебатировали, зачем бы ей волочить свой каток по дороге… Конечно, за ней водятся чудачества, но с какой бы стати?.. И тут я снова услышала тот же звук.

— Сили в цистерне! — вскрикнула я с внезапным озарением. И мы рванулись с места, как два грейхаунда. Пусть мы неспособны долго поддерживать скорость, но после стольких лет жизни с сиамами далеко не все олимпийские бегуны сумели бы опередить нас на старте. И вот мы во дворе, и на бегу я прикидываю в лихорадочной спешке, как нам вытащить его оттуда. Я нашла только один способ: Чарльз держит меня за щиколотки и спускает в цистерну головой вниз… Ведь цистерна наглухо прикреплена к стене, высота ее восемь футов, уровень воды в летнее время очень низок, и Сили на самом дне, словно в львином рву, бедняжка, никакими силами выпрыгнуть из нее не сумеет.

Вот что мы думали, а обогнув угол, увидели, что он шагает по лужайке.

— Значит, в цистерне был не он, — сказала я и тут же увидела, что он весь в мокрой грязи и выражение у него самое несчастное.

Вероятно, он выслеживал птиц на крыше гаража. Мы несколько раз замечали его там в засаде за веткой сливы. Предположительно, он прыгнул на добычу и шлепнулся на металлическую сетку, закрывающую цистерну для безопасности. Под его весом сетка прогнулась и макнула его в застойную воду на дне глубиной около фута. Затем, карабкаясь по сетке, он использовал ее как трамплин, чтобы выпрыгнуть наружу. Ему еще очень повезло, что сетка спружинила. Что произошло бы, будь цистерна полна хотя бы наполовину и не было бы сетки… Мы похолодели при этой мысли.