Новый мальчик - Тови Дорин - Страница 25

— А, он где-нибудь на склоне, — сказал Чарльз. — Я видел, как он бежал в ту сторону.

И вот, внимательно поглядывая на склон, где трава теперь была такой высокой, что отыскать его можно было, только если он этого хотел, мы — хотя и с беспокойством — вернулись к нашим занятиям в саду.

Чуть позже я услышала покаркивание и, подняв глаза, увидела, что по траве бойко прыгает сорока. Одна из пары, состоявшей в приятельских отношениях с Аннабелью и часто что-нибудь клевавшей возле нее, когда она паслась. «Чего-нибудь высмотрела», — подумала я и продолжала полоть. Но через несколько секунд я увидела, что вторая сорока прыгает по траве навстречу первой, и, бросив вилку, я закричала и припустила бегом.

Я не ошиблась. Они подбирались к Сили. Он был в траве чуть дальше. Играли они с ним, или, что было куда вероятнее, он их выслеживал, и они решили проучить его — в любом случае, оказалось очень удачно, что его выслеживала я. Мне доводилось слышать, что сороки нападают на кошек. Одна отвлекает ее внимание, а другая подкрадывается сзади.

Когда я пошла с ним домой, он очень притих и сжимался у меня на руках в незаметный комочек: глаза круглые, как у совы, а уши до того прижаты, что голова выглядела совсем обтекаемой. Больше Гулять Не Пойду, сообщил он… и благодаря этому открыл для себя мальков.

Мы сами их вывели в предыдущем году. После селя, когда мы поместили их в свежую воду, наши золотые рыбки принялись метать икру как безумные. Обычно они тут же ее сами и съедали, но на этот раз ради эксперимента я выловила несколько икринок чайной ложкой и поместила их в чайные чашки для дальнейшего развития. В чайные чашки с отбитыми ручками, которых у нас хватало, а им требовалось мелководье.

Выглядели они как прозрачные булавочные головки, но через день-два внутри появлялась черная точечка, показывая, что они оплодотворены. Согласно справочнику, до появления мальков в зависимости от погоды могло пройти от четырех до четырнадцати дней, но лето выдалось холодное, и, когда прошло почти две недели, а мальки не появились, я добавила воды потеплее.

В результате произошло чудо. Мальки вылупились буквально за секунды. Только сейчас я видела крохотный шарик уже не с точкой, а чем-то вроде реснички внутри, а в следующий момент икринка, опустев, перекатывалась на дне чашки, а ресничка уже снаружи прицеплялась к боку. Несколько дней у нас на подоконнике в кухне стояли в ряд чашки с неподвижными черными ресничками в них, а затем реснички принялись плавать, обзавелись парой крохотных глазок и постепенно волшебным образом превратились в малюсеньких прозрачных рыбок.

Вывели мы их больше пятидесяти, но смертность среди мальков золотых рыбок очень высока: если сохранить десять процентов, это уже большая удача, так что мы могли радоваться, когда сохранили пятерых. Зимой мы держали их в глубокой пластмассовой чаше на верху кухонного буфета. Для прудика они были еще слишком малы: их родственники там мгновенно ими закусили бы, а держать их снаружи в аквариуме не позволял холод.

Чарльз просто влюбился в этих рыбок. Регулярно снимал чашу с буфета, чтобы сменить воду, покормить их, полюбоваться ими. Ну, просто замечательная ребятня, заверял он их, и он выкопает новый прудик специально для них. Но прудик им чуть было вовсе не понадобился. В тот же вечер, когда сороки выслеживали Сили, он в свою очередь выследил рыбок. На кухонном столе, где Чарльз оставил их, отправившись в столовую поужинать, и где, когда мы вернулись на кухню, Сили радостно занимался рыболовством. Одной передней лапой он стоял внутри чаши, а другая была занесена для молниеносного удара, еще ни одной рыбки он не поймал, хотя занесенная лапа была мокрой насквозь и явно погружалась в воду не единожды, и он не мог понять, с какой стати мы завопили и ухватили его. Не дают поразвлечься, негодовал он, когда я уносила его из кухни. Не позволяют делать Ничего Интересного! И конечно, стакнулись с этими дурацкими Сороками!

С этих пор мы накрывали чашу проволочной корзинкой для кексов, никогда не оставляли ее на столе и бдительно проверяли, не нашел ли Сили способа забраться на буфет. Так было в доме. А поскольку одновременно нам приходилось следить, чтобы он не гонял Шебу, и, если дело происходило снаружи, не удирал и не охотился на пчел, то наша жизнь, подобно погоде, становилась все более жаркой.

Страхи, которые внушали мне наши собственные пчелы, к счастью, рассеялись сами собой. В начале года Чарльз поднялся к ним проверить, не нуждаются ли они в подкормке, — и не нашел их на месте. Поскольку в улье не валялось ни единой мертвой пчелы, а весь мед исчез, этому могло быть только одно объяснение: пчелы из какого-то улья выше по Долине устроили налет, как водится у пчел, если поблизости есть ослабевший улей, и — как тоже иногда случается — наши пчелы не стали обороняться, а дружески улетели с ними, прихватив оставшиеся запасы меда.

При данных обстоятельствах ничего лучше и придумать было бы нельзя. В Долине хватало пчел, чтобы опылять деревья Чарльза. Чарльзу больше не угрожали пчелиные укусы, поскольку поблизости ульев не было. У Сили, вздохнула я с облегчением, практически не осталось шансов натолкнуться на улей. То есть на улей с пчелами, поскольку наш пустой так и стоял в плодовом саду.

— Убрали бы вы его, да поскорее, — посоветовал старик Адамс— А то, глядишь, пчелы там подальше зароятся да и снова в нем поселятся.

Однако этого вряд ли стоило опасаться: хозяин тех ульев был специалист.

Но нам приходилось следить за Сили, так как к нам залетали посторонние пчелы, но их бывало куда меньше, чем в прежние дни пчеловодства. Сили, никогда прежде пчел не видевший, естественно, возликовал, обзаведясь столькими товарищами для веселых игр. Он подползал к ним на животе, он взвивался за ними в воздух, он поломал все крокусы, приземляясь после очередного безнадежного прыжка.

Главное было помешать ему, когда он пытался поймать пчелу ртом. Укус в лапу научил бы его оставлять пчел в покое, но укус в нёбо был опасен для жизни. Я читала, что лучшее средство от этого в первые минуты было оливковое масло — наносить перышком, если пчела ужалила в глотку. А потому я уже приготовила пузырек с маслом и перо, хотя надеялась, что воспользоваться ими мне так и не доведется. А тем временем бегала и бегала. За калитку, чтобы забрать его с дороги. Вверх по склону, забрать его оттуда. И снова — потому что он опять погнался за пчелой… вернее, за шмелем, а шмели такие медлительные, что он его чуть было не поймал.

Не даю ему Нисколечко Поиграть, вопил Сили, когда я уносила его туда, где пропалывала бордюр. И был не прав. Я просто хотела знать, что ему ничего не угрожает. Но в конце концов все наши предосторожности оказались тщетными. Сили укусила гадюка.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Повстречался он с ней на пастбище Аннабели за коттеджем. Именно там, где, по нашему убеждению, гадюк никак быть не могло — ведь Аннабель так систематически и часто его обходила, а траву ощипывала до высоты ворса на бильярдном столе. Произошло это прямо на глазах у Чарльза, хотя гадюка осталась невидимой. Он цементировал столб калитки, а я подстригала траву на лужайке, и мы оба посматривали на склон, зная, что Сили где-то там.

Потом Чарльз увидел, как он вышел из-за деревьев у верхней границы пастбища, неторопливо спустился по тропинке и вдруг припал к земле, прижал уши, прыгнул… Пчелу увидел, подумал Чарльз, но теперь мы перестали пугаться пчел, — так как Сили еще ни разу ни одной не поймал.

И почти сразу же он услышал кошачий плач. Где Шеба? В доме, ответила я. Сама я плача не услышала за стрекотом газонокосилки. И вдруг Чарльз крикнул:

— Быстрей! Это Сили!

И он уже бежал туда.

Сили попытался пойти ему навстречу, но только беспомощно спотыкался. И все это время мы слышали его мучительный плач. И он все еще плакал на каждом вздохе с жуткой монотонностью, когда Чарльз добежал с ним ко мне у калитки. Лапа у него уже страшно распухла, и из нее сочилась какая-то жидкость. Мы внесли его в дом и положили на стол в тщетной надежде, что все сведется к пчелиному укусу. Сили уже не мог стоять и плакал, плакал, плакал… У меня чуть сердце не остановилось. Я сказала: