Малыш и Буйвол - Кликин Михаил Геннадьевич - Страница 63

Чудище ломилось в дом.

– Они здесь, – сказала ведьма. – Я знала. Знала!

Малыш вскочил, подхватил с пола колчан и лук, выхватил стрелу, натянул тетиву, целя в окно. Круглые нечеловеческие глаза таращились на него, раззевался птичий клюв.

Филин!

– Кто? – Буйвол с мечом наготове уже стоял возле стены, прижавшись к ней спиной.

С треском и звоном вылетело окно. Огромная птица, разметав собранную Буйволом посуду, упала на стол, свалилась на пол, забилась среди осколков стекла, пачкая кровью соломенный коврик. Меж распластанных переломанных крыльев железной занозой торчала короткая стрела с кожаным оперением.

– Арбалет! – крикнул Малыш, предупреждая напарника.

И его услышали. На улице захохотали, завопили незнакомые голоса. Еще одна тяжелая стрела влетела в высаженное окно, ударилась в печь, выбив из кирпичей красную пыль, осыпав побелку.

– Воры! – надрывался кто-то на улице. – Я вас всех проучу! Проучу как следует!

– Дверь моя! – выкрикнул Буйвол.

Ведьма сидела на полу, и отрешенно гладила перья умирающей птицы.

Малыш быстро выглянул в окно, сразу отшатнулся.

Никого не видно. Прячутся в кустах, за деревьями. Судя по голосам, человека четыре. Немного. Но, быть может, остальные просто молчат.

– Никого не вижу! – крикнул он.

Буйвол был за перегородкой, в комнате; стоял возле чуть приоткрытой двери, слившись с висящей на гвоздях одеждой, готовый встретить врагов, и слушал, не скрипнут ли половицы.

– У меня тихо! – откликнулся он.

Вылетело еще одно стекло. Стрелу на этот раз пожалели, просто запустили в окно камнем.

– Что им надо? – Малыш обращался к ведьме, но она его не слышала. Она провожала птицу. И вбирала в себя боль и злобу.

– Тут они нас не возьмут, – донесся из-за перегородки спокойный голос Буйвола.

Малыш еще раз высунулся в окно, на этот раз задержался на виду у противника, подставляясь по выстрел, дразня врага. Заметил движение в кустах дикой малины, отскочил – и вовремя – арбалетная стрела ударила в потолок.

В малиннике, видимо, один стрелок. Оставили его сторожить окна. Чтобы никто не выскочил. И с другой стороны, где два других окна, тоже, должно быть, ждет арбалетчик.

Остальные, видимо, вот-вот пойдут на штурм.

Сколько их?

Вход сюда один – дверь. Через окна не залезть – слишком высоко. Хотя, кто знает. Если нападающие хорошо подготовлены, вломиться в эти окна для них – пустяк.

– У меня тихо, – вновь подал голос Буйвол.

– Видимо, по стрелку на южной и восточной стороне, под окнами, – скороговоркой выпалил Малыш.

– Дверь я держу.

– В окна забраться трудно.

– Тогда давай сюда.

Ведьма подняла голову. Малыш посмотрел на сгорбленную старуху и содрогнулся – он увидел, что глаза у нее сделались желтые. Птичьи. И нос – словно клюв.

– Извини, мать. – Он проскользнул мимо ведьмы, когда та выпустила из рук мятое крыло филина и стала тяжело подниматься, словно вырастая из пола.

В комнате и спрятаться-то было негде. Разве только за сундуками. Но они слишком низкие, голова и плечи будут торчать. А от арбалетной стрелы не уклониться, и руками ее не поймать.

Значит надо быть быстрее врагов.

Буйвол махнул рукой, привлекая внимание товарища, показал рукой на дверь, приложил палец к губам. Вытянувшись в струнку возле косяка, он взял меч обоими руками. Малыш кивнул, натягивая лук.

За дверью крались враги.

– Сколько их? – беззвучно спросил Малыш, обозначил слова выразительной мимикой. Буйвол чуть пожал плечами и отвернулся.

Вот опять – половица тихо скрипнула. И сразу – тишина. Замерли они там, затаили дыхание. Пробуют ногами пол, отыскивая место, куда ступить.

Уже совсем рядом. Прямо здесь – за бревенчатой стеной.

Можно представить, как они сейчас тянутся осторожно к дверной скобе, держа перед собой взведенные арбалеты.

Сколько их?

Буйвол вжался в стену.

Наверняка, они догадываются, что он стоит именно здесь, поджидает их возле двери. Рванут скобу, нырнут в проем, перекатятся, повернутся, выстрелят.

Арбалетную стрелу мечом не отобьешь. Значит нужно опередить врага.

Вот сейчас…

Дрогнула дверь.

Сейчас!

И вдруг, в тот самый миг, когда дверь распахнулась, воздух в комнате загудел от взмахов тысяч крыл. Заметались, забились тени, сея пух и перья, захохотали, заухали, завизжали. Лопнули стекла, вылетели оконные рамы. Туча невесть откуда взявшихся птиц закружилась живой вьюгой.

Ввалившиеся в комнату люди разом потерялись. Один схватился за лицо, упал на колени, выронив арбалет, закричал – совиные когти располосовали ему щеку, клюв выбил глаз. Другой бросился бежать, в дверь не попал, с маху ударился о косяк, опрокинулся, пополз куда-то на четвереньках.

Малыш ничего не видел, он укрылся за сундуками, забился в угол.

И Буйвол растерялся, прикрыл глаза рукой, заслонил лицо плечом, опустил меч.

Одна только ведьма видела всё своими желтыми глазами. Она шла прямо к двери и руками гнала обезумевших птиц на врагов, изливая ярость и боль, выплескивая злобу и страх.

А потом в грудь ей что-то ударило, так сильно, что она задохнулась. Ее отбросило назад, швырнуло на стену.

Кто-то из людей, оставшихся за дверью, вслепую разрядил арбалет. Выстрелил в птичью метель. И не промахнулся.

Потому что так было нужно богам.

Ведьма захрипела, ухватилась за торчащую из груди железяку, потянула. Она еще была сильна. У нее оставалась ярость. У нее была чужая боль.

Но своя боль пересиливала.

Своя кровь клокотала в горле…

Мертвые птицы падали на пол. Живые вырывались на улицу – словно струи густого дыма валили из окон.

Ведьма, сцепив зубы, ползла к своему убежищу, чтобы напитаться там силой тьмы. Чтобы залечить страшную рану, если это возможно.

Если это угодно богам…

Кружился пух. Бились о поток птицы. Падали со стуком, словно яблоки сыпались. Воробьи и синицы. Вороны и галки. Совы и ястребы…

Когда крылья перестали хлестать спину, а когти рвать одежду, Малыш выглянул из-за сундуков. Одновременно и Буйвол открыл лицо.

Кроме них и птиц в доме никого не было.

– Это всё ведьма, – с ненавистью сказал Теолот. Он смотрел на черные дыры окон, из которых еще вырывались птицы, и боролся с искушением пустить в дом стрелу. – Ведьма!

Ромистан стонал, пряча в ладонях изуродованное лицо.

– Теперь у тебя будет настоящее мужское прозвище, – холодно ухмыльнувшись, сказал парню Толстый Миатас. – С этого дня тебя будут звать Одноглазым.

– Он не слышит тебя, – сказал Крост Медвежатник. – Сейчас он видит только свое уродство.

– Но почему птицы? Почему? – недоумевал Виртис Безродный, приложив лезвие ножа к сизой шишке на лбу. – Почему не звери: волки, медведи, росомахи?

– Ты словно жалеешь об этом, – хмыкнул Крост.

– Просто пытаюсь понять.

– Видимо, потому, что ты подстрелил её филина, – предположил Миатас. – Наверняка поэтому.

– Счастье, что у нее не оказалось сторожевого волка, – усмехнулся Миатас.

Охотники отступили, но не думали отступаться. Оставив немого Туаеса с тремя взведенными арбалетами сторожить южные окна, они собрались, чтобы обсудить, что делать дальше. Они были немного растеряны, обескуражены, встретив отпор. Они были готовы к схватке. Но не к такой.

– А что если в следующий раз это будут звери? – Виртис ощупывал ушибленный лоб. – Или что-то еще более страшное…

Они не знали, не догадывались, что ведьма сейчас во тьме истекает кровью.

– Следующего раза не будет, – жестко сказал Теолот, и все посмотрели на него.

– Мы отходим? – недоверчиво спросил Виртис.

Теолот презрительно глянул на него:

– Нет… Конечно же нет!

– И что же ты предлагаешь? – спросил Крост.

– Огонь. Мы пустим на них огонь.

Еще бились под потолком несколько ослепших пичуг, кричали, словно стонали.