Малыш и Буйвол - Кликин Михаил Геннадьевич - Страница 59

Вскоре впереди за голыми стволами показалась живая зелень. На ней местами золотые прожилки – березовая седина – скоро осень. Алые вкрапления – отмирающие листья кленов и осин.

– Как пёстро, – сказал Малыш.

– Это с непривычки.

– Глаз теряется.

– Да, бойцы мы с тобой сейчас никудышные.

Они шли, волоча немеющие ноги, чувствуя, как поднимается откуда-то изнутри усталость, так долго сдерживаемая, как она растекается по всему телу, и ватная истома охватывает каждый мускул, и гудят кости.

– Хоть голыми руками бери, – усмехнулся Малыш.

– Ничего. Нам бы попить, поесть. Да еще поспать немножко. И будем в порядке.

Уж и разговаривать становилось невмоготу. Распухший обложенный язык не ворочался, слова вязли в пересохшем горле.

– Все, выбрались, – выдохнул Буйвол, шагнув в траву, и обернулся, думая, что увидит окраину жуткого леса. И не увидел ничего ожидаемого – ни одного мертвого дерева, ни пятачка голой, словно бы гниющей, земли – кругом самый обычный лес.

– Морок, – пробормотал он, словно выругался и сердито потер переносицу.

Ведьма знала, что за ней следят. Не знала только кто и почему.

Она чувствовала, что зло собирается вокруг ее дома. Опять. В который уже раз.

Она видела багровую луну и кровавый восход, она слышала как ворон кричал петухом – плохие знаки.

А магический шар словно умер. Последние несколько дней в нем виделось лишь одно – мгла и серая тень с горящими глазами.

Локайох.

Или кто-то на него похожий…

Ведьма знала, что сейчас вокруг ее дома сплетается узел судеб. Не знала лишь одного – что станет с ней.

Впрочем, это никогда ей не открывалось. С помощью шара она могла читать судьбы людей, насколько было ей позволено богами, но одна судьба оставалась для нее вечной загадкой – ее собственная.

Она жила очень долго. Так долго, что успела забыть свое прошлое. Ей казалось, что она всегда была такая – сгорбленная беззубая старуха, косматая и уродливая. Она жила очень долго, и она понимала, что это неспроста – богам нужна была эта жизнь. Также она понимала, что рано или поздно им потребуется ее смерть.

Зачем?

Впрочем, она не мучилась этим вопросом. Она понимала, что есть вещи, которые непозволительно знать людям.

Она всё понимала.

Просто ей хотелось знать, что жизнь её прожита не зря.

Она никогда ни о чем не жалела. Она знала, что сделала много хорошего людям, ищущим у нее помощи. Но она также понимала, что это не она помогала им, а боги. Она же – лишь посредник. Это было несколько обидно, в этом чувствовалась какая-то несправедливость. Чего-то большего хотелось от жизни.

Хотелось помочь не людям. А богам.

Но боги никогда ни о чем не просят. Они редко говорят с людьми. В этом нет необходимости – для человека все решено задолго до его рождения.

Кому придет в голову разговаривать с муравьем, ползущим по натянутой нитке?

За муравьем можно лишь следить и ждать, когда он доползет до края.

Ведьма чувствовала, что за ней следят…

Глава 23

Дом ведьмы ничем не отличался от обычных рубленных деревенских изб, ну разве только тем, что на коньке крыши висел пучок перьев, а над дверьми и возле окон были начертаны углем замысловатые оберегающие знаки. На высоком – в пять крутых ступенек – просторном крыльце стояла плаха, раскинув обрубки рук-сучьев. На плахе восседал огромный желтоглазый филин и спокойно разглядывал пожаловавших гостей.

– Готов поспорить, что это и есть твоя ведьма, – пробормотал Малыш, борясь с искушением пустить в птицу стрелу, и понимая, что у него не хватит сил как следует натянуть тетиву.

Интересно, съедобен ли филин?

Друзья стояли в десяти шагах от ведьминого жилища. Сил не осталось. Пять ступеней крыльца выглядели неприступными. Буйвол от усталости покачивался. Малыш, спиной привалившись к пружинящей осинке, плотоядно разглядывал птицу.

Филин, словно разгадав мысли лучника, сорвался с места, будто нырнул, распластал крылья и бесшумно взмыл вверх, к макушкам елей. Малыш проводил его голодным взглядом.

– Сов едят? – спросил он.

Буйвол глянул на друга – казалось, ему мучительно трудно фокусировать взгляд. Прохрипел:

– Сов нельзя убивать.

– Почему?

– Просто нельзя. Плохой знак…

Солнце уже давно опустилось в лес, но ночь не торопилась. В прогалинах крон виделись навалы кучевых облаков, оконтуренные золотом по темной небесной синеве.

Изможденные путники подступили к крыльцу.

– Встречать, видимо, нас не будут, – сказал Малыш.

Ноги не гнулись. Ноги дрожали. Последний переход окончательно вымотал друзей. Но Малыш еще мог над собой подшучивать.

– Старая ведьма взбирается по этой лестнице много раз на дню… – Он перевел дыхание. – А мы карабкаемся словно…

– Заткнись, – коротко сказал Буйвол, чувствуя, что у него нет сил слушать пустую болтовню друга.

– …словно дряхлый дед на молодуху, – закончил Малыш, кривя запекшиеся губы.

Держась друг за друга, они встали возле двери. Буйвол занес руку и застыл, не решаясь постучать. Подумалось, что сейчас еще можно всё изменить, пока еще можно развернуться и уйти от этой двери, сделать то, что не хочется делать, что делать не должен, а потом думать, что так и должно было случится, мучаться этим. Подумалось, что будет страшно знать свою судьбу и не иметь возможности ее изменить, ведь, возможно, судьба его в том, чтобы знать свою судьбу, и знание это поведет его дальше, по той дороге, что приготовил для него бог. Подумалось еще, что мысли эти не его, мысли эти принадлежат безвольной кукле, безвольные мысли…

В дверь постучал Малыш.

Им никто не ответил, только где-то за деревьями хохотнул филин, и друзья невольно вспомнили жуткий детский смех в мертвом лесу.

Дверь была не заперта. Она даже не была прикрыта как следует.

– Эй! – крикнул Малыш в темную щель. Из дома тянуло аппетитными ароматами, и Малыш захлебнулся слюной. Толкнув дверь, он перешагнул порог.

– Стой! – потянулся к напарнику опомнившийся Буйвол. Но Малыш уже был на мосту – в маленькой длинной комнатушке, соединяющей неотапливаемую летнюю часть избы с теплыми жилыми комнатами. Все двери здесь были распахнуты. И плавал в воздухе головокружительный аромат свежеприготовленной пищи.

– Есть кто?.. – крикнул Малыш, пытаясь не обращать внимания на режущую боль в пробудившемся желудке. – Никого нет… – Он, заглянув в комнату, повернулся к товарищу, застрявшему возле входной двери. – Ты чего?

Буйвол пребывал в нерешительности. По лицу его было заметно, что его обуревают противоречивые чувства.

– Где она? – спросил он.

Малыш ухмыльнулся:

– А мне-то откуда знать?

– Нельзя сюда.

– Почему же? Дверь открыта.

– Просто нельзя.

– Плохой знак?

– Это дом ведьмы.

– А мы ничего трогать не будем. Просто ее подождем.

Буйвол покачал головой. Малыш, махнув рукой на товарища, вошел в комнату. Здесь не было ничего примечательного – все как в обычной крестьянской избе. Четыре окна на две стороны. Большая печь, лежанка рядом с ней. Напротив застеленная деревянная кровать. Два сундука, запертые на висячие замки. Соломенная циновка на полу. На стене возле входа развешана одежда. В потолочной балке вбит крюк для колыбели – неужели у ведьмы были дети? Или это крюк для чего-то другого?.. За дощатой перегородкой кухонка – кадка с водой на лавке, брошенный веник, стол.

Стол!

– Иди сюда! – истошно крикнул Малыш, чувствуя необыкновенный прилив сил. – Скорей!

На столе – горшок с чем-то наваристым, ароматным. Блюдо рассыпчатой гречневой каши. Каравай хлеба. Мед в берестяном туеске. Горка яблок…

Буйвол, заслышав крик Малыша, подумал, что случилось что-то плохое, и, забыв об усталости, отринув нерешительность, ворвался в дом с мечом наперевес, грохоча своими тяжелыми сапогами, едва не свалившись на пороге. Он остановился посреди комнаты, готовый ко всему, но понимающий, что замахнуться мечом попросту не сможет.