Личный враг Бога - Кликин Михаил Геннадьевич - Страница 71

Он не думал о мести, он уже ни о чем не думал. Он торопился выйти из этих диких земель, но не осознавал и этого. Подсознание гнало его вперед, и он шел по заброшенной пыльной дороге. Шел вслед за тенью. Шел, обогнав ее. Шел, когда она исчезла совсем, слившись с ночной темнотой.

3

Постоялый двор Горбуна Сира стоял в стороне от больших дорог. Лишь узкая пыльная грунтовка бежала мимо его заведения, но в это время года по ней мало кто проходил.

Горбун был хорошим человеком, и мог бы быть еще лучше, если б не его старая жена и не убыточное хозяйство. Впрочем, сегодня даже ссора с женой не испортила ему настроения. Слава создателю, четверо богатых постояльцев заглянули к ним в этот мертвый сезон…

– Дура! – ругал он на кухне жену, размахивая руками. – Кто же так жарит цыпленка! Тебя что, этому мать научила?! По миру нас пустить хочешь?!

– Иди-ка отсюда, старый хрыч! – вторила ему супруга. – Учить меня вздумал! Выметайся, пока сковородкой не огрела!

Угроза возымела действие, и Горбун спешно ретировался, бормоча ругательства и возмущенно дергая головой.

– Карга старая, – бубнил он себе под нос. – Вся в мать свою пошла. От той жизни не было, а теперь и эта с ума сводит…

По скрипящим ступеням рассохшейся лестницы он поднялся на второй этаж и осторожно поскребся пальцем в дверь номера, снятого постояльцами.

– Да! – сказал хриплый голос из-за двери.

Горбун выдержал секундную паузу, приоткрыл дверь и улыбнулся, обнажив черные головешки зубов.

– Не угодно ли господам холодного эля?

– Пива, горбатый, пива. Называй вещи по-человечески, – сказал смуглый бородач, точивший гигантский боевой топор.

Горбун уважительно посмотрел на его широкие плечи, на мускулистые руки, на массивное лезвие топора и сказал:

– Хорошо, господин Черный, – кое-кого Сир уже знал по именам. – А вам, господа?

– Неси сразу бочонок, – ответил за всех Черный, отставляя в сторону топор и опрокидываясь на широкую дубовую кровать. Дерево хрустнуло под его массой, и Горбун испугался за свою мебель. Но не подал вида.

– Одну минуту, – сказал он и аккуратно прикрыл дверь…

В подвале было темно, прохладно и сыро. Горбун долго стоял, разглядывая ряды всевозможных емкостей, и размышлял, какое пиво подать – то, что получше, или обычное. Решив не скупиться – гости заплатили авансом – он, крякнув, приподнял опутанный паутиной бочонок и потащил его наверх. На последней ступеньке он запнулся, чуть не упал и громко – так, чтобы слышала жена – закричал:

– Ну, что ты там возишься, дура! Господа ждут!

– Подождут! – крикнула в ответ жена.

– Дура, – только и сказал Горбун.

Он запер лаз в погреб, засунул ключ поглубже в карман и потащил пиво в комнату к постояльцам. Те встретили его суровым молчанием, и только Черный одобрительно хмыкнул и принял бочонок, легко подхватив его одной рукой. Горбун потоптался немного, но, чувствуя свою обидную ненужность, удалился на кухню к жене.

Когда дверь за ним закрылась, четверо в комнате переглянулись.

– Если будем двигаться такими темпами, то через пять дней будем в Городе, – сказал высокий блондин. Его товарищи согласно кивнули, а Черный, оторвавшись от пивного бочонка, громко рыгнул.

– Питекантроп, – негромко прокомментировал арбалетчик, но Черный его услышал.

– Потише, козявка, – беззлобно сказал он.

– Черный! Стрелок! Вы слишком часто стали ругаться, – прервал перепалку блондин.

– Никаких проблем, Медведь, – развел руками арбалетчик. – Мы же так, в шутку.

– Берите пример с Клода. Молчит, словно язык проглотил.

Все громко рассмеялись. Не смеялся только сам обезображенный Клод. Известный вор и жулик лишился языка полтора года назад.

На кухне, услышав раскаты хохота, вздрогнул Горбун.

– Давай быстрей, – поторопил он жену. – Они же мне весь дом разнесут. Будешь тогда в свинарнике жить. Самое тебе там место… Давай-давай, поспешай!

– Не говори под руку, – огрызнулась женщина, заканчивая сервировать широкий поднос, перекованный из медного щита.

Они подхватили еду и понесли ее наверх.

Лестница была жутко неудобна. Ступеньки были разной высоты, некоторые предательски подавались под ногами, грозя проломиться. Перилам лучше было не доверяться. Старый дом давно требовал капитального ремонта.

– Можно? – улыбнулась хозяйка, приоткрыв дверь. Не дожидаясь ответа, она прошла к столу, чуть не задев подолом пирамиду, составленную из кирас и мечей. Мужчины молча смотрели на ее виляющие бедра. «Вот стерва!», – подумал со злостью Горбун.

Женщина наклонилась так, что в разрезе платья стали видны ее дряблые бледные груди, подвинула горящую свечу на угол стола и принялась переставлять снедь с подноса на искромсанную ножами столешницу.

– Приятного аппетита, – сладким голоском пожелала она и, покачивая тазом, опять прошла в опасной близости от кучи доспехов и оружия.

– Идем! – прошипел Горбун, хватая жену за локоть.

– Эй, хозяин! – окликнул его блондинистый Медведь.

У Горбуна екнуло сердце. Он остановился и медленно развернулся к чавкающим гостям.

– Да?

– Разбуди нас завтра с восходом солнца.

– Хорошо, господин, – сказал Горбун и плотно закрыл за собой дверь. Стукнул задвигаемый изнутри засов. Горбун тихо постоял возле двери, прислушиваясь, но больше ничего не услышал и, разочарованный, пошел ругаться с супругой.

Жены на кухне не было. Не было ее и в кладовке, и в большой гостиной, и в их спальне. С огарком в руке Сир долго бродил по внезапно опустевшему затихшему дому, задумчиво почесывая щетинистый подбородок и заглядывая во все углы, за мебель, под столы и даже зачем-то в крысиные лазы. Наконец, ему надоело играть в прятки. Обеспокоенно крутя головой, он встал посреди комнаты, зло пробормотал:

– Куда запропастилась, дура?

И жена незамедлительно откликнулась:

– Эй, старый пень! Иди сюда.

– Где ты шлялась…

– Там еще один. – Жена стояла на пороге дома, поглядывала назад. – Помоги затащить.

– Чего… – хотел было спросить Горбун, но женщина уже скрылась в вечернем сумраке, оставив дверь открытой. С улицы тянуло сквозняком, и у Сира тотчас разболелась спина.

Ругаясь вполголоса, чтоб не помешать постояльцам, Горбун вышел из дома. Над темными холмами проявлялись первые звезды, и растущая луна своей изъеденной нижней кромкой касалась линии горизонта. Горбун плюнул в ее сторону и испугано шарахнулся – кто-то коснулся его руки.

– Это я, дурак. Помоги.

Жена волокла по земле нечто темное, бесформенное, похожее на мешок картошки.

– Чего там у тебя? – Горбун нагнулся посмотреть. Мешок пошевелился и слабо застонал.

– К цыплятам заполз. Полумертвый, а пику свою не выпускает. Я уж отнять хотела – не дает. Ворчит что-то…

– Ну давай его на свет, что ли. Думаешь он с этими?

Они втащили бесчувственного человека в дом, проволокли его на кухню, положили возле очага и долго разглядывали.

– Нет, он не из этих, – произнес, наконец, Горбун. Он расстегнул, расшнуровал потрепанную кожаную куртку, что была на чужаке, залез во внутренний карман, долго там что-то щупал, затем вздохнул и резюмировал:

– Оборванец какой-то. Ни единой монетки. Может, ну его? На улицу?

– Тебя надо на улицу! Придумает тоже!

– Ну, давай его в кладовку, что ли. Пусть отоспится, а завтра разберемся.

Человек вдруг приоткрыл глаза и хрипло спросил, с трудом шевеля растрескавшимися губами:

– Вы кто? Где я?

– Живой! – восхитился Горбун и ответил:

– Я – Сир, а это моя жена Соба. Ты у нас дома.

– Пожалуйста… – Незваный гость закашлялся, словно зарыдал. Не сразу, с трудом подавил кашель. Приподнялся на локте. – Дайте мне поспать. Я не спал три дня…

– Ты Двуживущий? – спросил Горбун.

– Да, – слабым голосом ответил незнакомец. – Меня зовут Глеб.

– Ты слышала?! Двуживущий не спал три дня! – восхищенный Горбун повернулся к жене.