Личный враг Бога - Кликин Михаил Геннадьевич - Страница 65

– Почему ты так в этом уверен?

– Потому что я человек. Я Двуживущий.

– И что?

– Я не часть этого мира.

– Но ты здесь. И, значит, ты принадлежишь Миру.

– Но не подчиняюсь ему.

– А я? – спросил Уот. Лина вновь спрятала лицо в коленях. – Я тоже свободен, как и ты?

– Ты… – Глеб замялся.

…кусок программы…

– …ты подчиняешься правилам, что в тебе заложены. Они ведут тебя.

– Но… Нет, я не согласен. Меня ничто не ведет. Я могу сейчас встать и уйти, а могу остаться.

– Все дело в наборе этих правил, в их сложности. Камень будет лежать до тех пор, пока его не отшвырнут ногой. А ты… Ты волен принимать решения, но только те, которые не меняют ничего в твоей судьбе: уйдешь ли ты сейчас, или уйдешь позже – все равно завтра проснешься и будешь учить меня драться… Это иллюзия свободы выбора.

– А если я не буду учить тебя? Не буду учить Двуживущего? Ведь так я повлияю на тебя? На того, кто не принадлежит Миру… И это будет означать, что Мир, все-таки, влияет на тебя с моей помощью. Ты зависим от меня. От Мира.

Глеб хмыкнул, не зная, что возразить на это.

– Я могу тебя учить, – размышлял гоблин дальше, – а могу не учить. Я волен сделать выбор. И ничто не управляет мной в принятии этого решения. Только я сам…

Глеб встал, подошел поближе к костру, присел перед огнем на корточки. Кривым сучком стал шевелить прогорающие угли, сгребая их в кучу, мешая пепел, пробуждая рои багровых искр. Стрельнуло еще не сгоревшее полено, выбросив далеко на траву пламенеющий угольный кубик. Маленькая звездочка, отторженная костром, какое-то время светилась, постепенно затухая, и вскоре умерла окончательно, потерявшись во тьме.

– Вот так и мы иногда, – задумчиво сказал Уот. – Живем, подпитываясь друг от друга теплом, а потом что-то нас вышвыривает, и мы медленно гаснем.

– А ты сегодня не весел. – Глеб вернулся на свое место, сел, спиной опершись на неудобный ствол дерева. – И склонен к философствованию.

Уот промолчал, даже не стал уточнять, что означает это длинное незнакомое слово. Затем спросил, совершенно не в тему:

– Почему мы прячемся, Глеб?

– Мы? Прячемся?

– Мы – гоблины. От кого мы скрываемся в лесу? Неужели от вас, от Двуживущих?

– Да.

– Разве ваши воины сильней наших?

– Да.

– Но ты…

– Я Новорожденный. Я еще слаб.

– Ты не слаб. – Уот покачал головой. – Ты сильней меня, может быть даже сильнее Мудрейшего. Но ты слишком неуклюж и потому безопасен… Ваши воины все такие неловкие? Я редко встречался с людьми.

– Ты прав, гоблины двигаются быстрее. Но обычно побеждает не быстрейший.

– А кто?

– Двуживущий.

Уот удивленно посмотрел на Глеба, спросил осторожно:

– Почему?

– Не знаю, – честно ответил человек.

И гоблин надолго погрузился в радумья.

– Вы разобщены, – наконец сказал Уот. – Вы живете порознь, каждый существует только ради себя, но вы всегда следуете друг за другом. Держитесь вместе. Это странно. Ведь если вам нравится жить по-одиночке, то зачем же преследовать друг друга?.. Объясни, Глеб.

– Не знаю. Все зависит от обстоятельств.

– Мудрейший говорит, – подала голос Лина, – что Двуживущие боятся не одиночества, а себя.

– Разве может что-то напугать бессмертного?

Вопрос повис в воздухе.

Глеб уже спал.

Лина встала, отряхнулась:

– Надо идти.

– Подожди, я провожу тебя… – Уот поворошил костер, сунул в огонь короткое бревно. На мгновение остановился возле Глеба, заглянул в безмятежное лицо спящего человека – странное лицо, уродливое, плоское: высокий лоб, длинный тонкий нос, выдающийся вперед подбородок, крохотный рот… И эта бледная кожа. А волосы! Бр-р! Догадывается ли Двуживущий о своем уродстве?

– Ты идешь, Уот?

– Да-да.

Гоблин подхватил с земли копье и бросился догонять девушку.

11

Изнуряющую жару сменили дожди.

Лес пропитался влагой. Чавкал под ногами сырой мох, по листьям стекали жидкие бисеринки, утром по низинам стелился густой туман. Было промозгло и зябко.

Глеб ежился возле плохо горящего костра, когда из леса вышла толпа незнакомых гоблинов. Изможденные и промокшие, они встали на дальнем краю селения и стали озираться, тихо переговариваясь. Их было много. И морщинистые старики с побуревшей кожей, и покрытые шрамами воины, и уставшие до изнеможения женщины, и тихие испуганные дети. Глеб затаился за кустами, прикрывающими его шалаш, и стал наблюдать.

Гоблины долго топтались в нерешительности, затем один из них, по-видимому предводитель, вышел в центр поляны и что-то громко гортанно прокричал. Тотчас приоткрылся люк одной из землянок, оттуда выглянул кто-то знакомый – вуаль дождя не дала увидеть, кто именно, – он тоже закричал что-то, и захлопали крышками лазы, и на улицу под моросящий дождь полезли из-под земли гоблины, и крики заглушили шепот дождя, и непонятно было, чего в этих криках больше – горя или радости. Гоблины обнимались, плакали, взрыкивали, галдели и наперебой говорили. Глеб ничего не понимал.

Выкарабкался из землянки гигант-шаман. Он подошел к предводителю пришельцев и протянул руку. Гомон стих, все смотрели на негромко разговаривающих вождей.

Шаман и предводитель закончили короткую беседу, обнюхали друг-друга и склонили головы. Сразу все радостно загалдели и стали кучками разбредаться по деревне.

Глеб выпрямился и вышел из-за кустов.

Его заметили не сразу. Вскрикнула женщина, несущая за спиной спеленатого младенца, и мгновенно незнакомые гоблины напряглись, выставили перед собой оружие, оскалились на человека, и в их глазах Глеб увидел страх. Страх загнанного в угол зверя.

Он растерянно остановился, не зная, как вести себя дальше.

Недовольно зыркнул на него шаман, махнул рукой – мол, уйди пока, и заговорил с новоприбывшими. До Глеба доносились лишь обрывки фраз:

– …наш… он один… уйдет… нет, не надо… без злобы… нет… не надо… я сказал…

Гоблины настороженно косились на человека, но копья опустили. Шаман еще что-то говорил, обращаясь больше к предводителю, но Глеб уже ничего не слышал. Он пошел к своему шалашу. Костер погас, дрова промокли, настроение испортилось окончательно, и Глеб принялся старательно затачивать плоским шершавым камнем наконечник своего копья. Поглощенный этим занятием, он не заметил, как к нему, бесшумно ступая, приблизился шаман.

– Надо поговорить, – сказал он, и Глеб вздрогнул от неожиданности.

– Садись, – Глеб отложил копье и подвинулся, освобождая место под навесом. Нечасто шаман удостаивал человека своим визитом, а тем более общением.

Гоблин сел, помолчал, потом вздохнул и заговорил:

– Ты много прожил с нами. Мы не дали тебе погибнуть, мы кормили тебя, мы дали тебе оружие, мы сделали из тебя воина… – Шаман выдержал паузу. – Но теперь ты должен уйти… Те, кто пришел… Это наши сородичи из племени, где был вождем мой троюродный брат. Люди уничтожили их деревню на равнинах, и они пришли к нам в Лес. Они мои братья, и я говорю, что ты должен уйти. Иначе я не ручаюсь за твою жизнь. И я не хочу раскола племени… Ты уйдешь завтра. Уот выведет тебя из леса… Ты человек, Двуживущий, и твое место там. Но помни свое обещание! – Шаман замолчал, тяжело дыша и клокоча горлом. – Я стар, но я вижу – и в этом моя сила. Бездеятельная сила. Я вижу пути этого мира, но не могу с ними ничего поделать. Выбрав путь, уже нельзя его изменить… – Он невесело усмехнулся. Глеб внимательно слушал сбивчивые слова шамана. – Я помогу тебе еще раз. – Гоблин поднял копье и стал гладить древко рукой. – Я сделаю дерево крепче камня, и железо будет ломаться о него, но обещай, что копье это никогда не пронзит гоблина.

– Хорошо, шаман, я обещаю.

– Я верю тебе… Странно, но я верю тебе, Двуживущий. Возможно потому, что у тебя есть цель… Завтра ты уйдешь… Прощай…

Старый гоблин поднялся, опираясь на копье, и беззвучно растворился во влажном лесу. Глеб долго смотрел в темноту кустов, туда, где скрылся шаман, и почему-то ему было жаль этого сгорбленного гиганта.