Несвоевременное усердие - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 2

Оазис был далеко не веселым местом и для постоянного жительства едва ли годился. Представьте себе небольшую, покрытую травой котловину. На самом дне ее находились три колодца, содержавшие темную и солоноватую воду. Пальмовая роща была очень красивая, но деревья давали очень мало тени. Это обстоятельство было предосадно, поскольку в Куркуре тенистое дерево прямо-таки необходимо.

Единственным утешением являлась широколиственная тенистая акация.

Когда было жарко, Иларий Джойс сидел под этой акацией и дремал, а в часы прохлады он тут же делал смотры своим широкоплечим, длинноногим суданцам.

У этих солдат были веселые черные лица. Они были очень забавны в своих маленьких, приплюснутых шапочках, вызывающих представление о пирожках с рубленой свининой.

Джойс сошелся во вкусах со своими подчиненными. Он любил муштровку, черные тоже очень любили, чтобы их муштровали. Юный офицер скоро стяжал популярность.

Но беда заключалась в том, что один день походил на другой, как две капли воды. Погода, виды, занятия, пища — все удручало однообразием. Прожив в Куркуре три недели, Джойс начал себя чувствовать так, точно он прожил здесь бесконечный ряд годов.

Наконец случилась история, нарушившая монотонность этой жизни.

Был вечер. Солнце садилось. Иларий Джойс медленно ехал по старой караванной дороге. Эта узенькая тропинка производила на него странное, сильное впечатление. Извиваясь между камней, она уходила куда-то далеко-далеко, в самое сердце неведомой Африки. Сколько столетий двигались по этой дороге караваны бесчисленных верблюдов? Их копыта утрамбовали, угладили эту тропинку до такой степени, что даже и теперь, заброшенная и пустынная, она оставалась самой собой. Что за странная дорога? Ширина в ней самое большее фут, а тянется она две тысячи миль, а может быть, и больше.

Двигаясь по дороге, Джойс думал:

«А что, сколько лет прошло с тех пор, как по этой дороге прошел последний путник, направляясь с юга на север?»

И, подняв глаза, он увидел, что прямо ему навстречу идет по дороге какой-то человек. Первую минуту Джойс думал, что это один из его солдат, но затем убедился, что это не так. Незнакомец был одет в национальный арабский костюм. Фигура его стягивалась тесным английским мундиром.

Человек этот был очень высок ростом, а в высокой чалме казался прямо гигантом. Шел он быстро, подняв высоко голову. Весь его вид показывал, что это человек, не знающий страха.

Кто же он, этот странный великан, так неожиданно вынырнувший из страны неведомого? Может быть, это предтеча орды диких копьеносцев? И откуда он вынырнул? Ведь ближайший колодезь отстоит отсюда, по крайней мере, на сто миль? Как бы то ни было, но Куркурский оазис не может разрешить себе удовольствия принимать случайных гостей.

Иларий Джойс повернул лошадь, примчался в оазис и поднял тревогу. Через пять минут он, во главе двадцати всадников снова выехал на дорогу.

Несмотря на эти неприязненные приготовления, незнакомец продолжал двигаться вперед.

Увидав всадников, он на секунду остановился в нерешительности, но затем снова пошел вперед. Бежать было некуда, и араб шел с видом человека, которому приходится «faire bonne mine a mauvais jeu».

Двое солдат приблизились к незнакомцу и схватили его за плечи. Он не сопротивлялся и молча пошел между двумя лошадьми в лагерь.

Разъезды отправились далее, но все это было спокойно. Очевидно, дервишей по соседству не было. Только невдалеке от дороги был найден труп великолепного рысистого верблюда. Тайна появления таинственного пешехода, таким образом, разъяснилась, но зачем, откуда и куда он ехал?

На все эти вопросы усердный английский офицер не находил ответа.

Иларий Джойс огорчился, убедившись в том, что дервиши не грозят набегом Куркуру. О, его карьера в египетской армии быстро бы двинулась вперед, если бы ему удалось дать неприятелю маленькое сражений! Впрочем, и теперь ему представлялся редкий случай выдвинуться. Теперь он покажет свои таланты начальнику военно-разведочного отдела и суровому генералу, который никогда не забывал способных и никогда не прощал виновных по службе.

Костюм арестованного и его манера держать себя свидетельствовали о том, что он — важная персона. Маленькие люди не ездят верхом на чистокровных рысистых верблюдах. Джойс обтер себе голову мокрой губкой, выпил чашку крепкого кофе и, надев вместо полотняного шлема нарядную фуражку, пошел под акацию — чинить следствие и суд над арабом.

Ах, как ему хотелось бы, чтобы его увидели теперь его родственники и знакомые! Около него стояли два черных ординарца, рядом сидел офицер — туземец. Сам он. Иларий Джойс, сидел за столом. Пленника, окруженного стражей, привели к столу. Араб был красивый собой мужчина. У него были смелые серые глаза и длинная черная борода.

— Эге! — закричал вдруг Джойс. — Негодяй делает мне гримасы. И действительно лицо арестованного вдруг точно судорога свела, но это произошло очень быстро. Лицо араба приняло снова важное, спокойное выражение.

— Спросите его, кто он такой, и что ему нужно? Офицер-туземец исполнил приказ, но незнакомец ничего не отвечал. Только по его лицу пробежала та же судорога.

— Каково это вам покажется? — воскликнул Иларий Джойс. — Вот бессовестный негодяй! Он продолжает мне подмигивать. Кто ты такой, плут? Говори мне все, слышишь ли?

Но высокий араб, не понимавший по-арабски, не говорил и по-английски. Напрасно заговаривал с ним египетский офицер. Арестованный продолжал глядеть на Джойса своими непроницаемыми глазами, по временам делать гримасы, но рта ни разу не открыл,

Иларий Джойс в недоумении почесал себе затылок.

— Послушайте, Магомет-Али, мы все-таки должны добиться от этого человека какого-нибудь толку, — сказал он. — Скажите, не найдено ли при нем чего-нибудь?

— Нет, сэр, при нем ничего не найдено.

— Неужели никаких указаний так-таки и нет?

— Прибыл он, сэр, конечно, издалека. Рысистого верблюда загнать не легко. Самое близкое место, откуда он мог прибыть, это — Донгола.

— Ну, так мы его заставим говорить.

— Но, может быть, он глухонемой?

— Ну нет. Я в первый раз в жизни встречаю такого плута. Он, ясное дело, плут.

— Так отправим его в Ассуан.

— Покорно благодарю, это чтобы другие воспользовались моей удачей! Нет, эту птицу изловил я. Вопрос только в том, как его заставить говорить?

Черные глаза офицера-туземца обежали все пространство кругом и остановились на огне топившейся кухни.

— Если, ваше благородие, позволите, то… — произнес он и поглядел сперва на арестованного араба, а потом на огонь.

— Ну, нет, это не годится. Это — чересчур, ей Богу, чересчур.

— Немножко-то можно, — продолжал настаивать египтянин.

— Ни за что. Если бы это можно было сделать по-семейному, тогда бы куда ни шло, а что мы станем делать, если это дойдет до Лондона? — прошептал Джойс, а потом прибавил: — Ну, а попугать-то его мы, во всяком случае, можем, тут беды никакой не будет.

— Конечно, не будет, сэр. Джойс крикнул:

— Снять с арестанта плащ! Возьмите подкову и накалите ее докрасна.

Суданцы принялись исполнять приказание. Араб следил за ними, но он не был испуган. Совершенно напротив, он точно улыбался.

Он и глазом не мигнул, когда к нему приблизился черный сержант, держа на двух штыках раскаленную докрасна подкову.

— Ну что? Заговоришь ли ты теперь? — свирепо закричал Джойс на пленника.

Араб любезно улыбнулся и отрицательно мотнул головой.

— Бросьте эту проклятую подкову! — воскликнул Джойс, вскакивая со стула. — Запугивать его бесполезно. Он знает, что мы его не будем пытать. Но что я могу сделать и непременно сделаю — так это вот что. Скажите ему, что если он не заговорит завтра, я его высеку. Я сдеру всю шкуру с его спины. Это так же верно, как и то, что меня зовут Джойсом. Передали вы ему это?

— Да, сэр.

— Отлично, а теперь вы можете идти спать, мой красавец. Желаю вам спокойной ночи.