Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Дьявол из бондарной мастерской - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

Скучная, бесконечная ночь! Там, за стенами, журчала река и стонал ветер. Внутри слышалось только наше дыхание, шелест перелистываемой доктором страницы да пронзительный писк случайного комара. Вдруг Северол опустил книгу и стремительно поднялся, пристально глядя на окно. У меня замерло сердце.

— Вы ничего не заметили, Мельдрем?

— Нет, а вы?

— Мне показалось, что подле окна что-то движется.

Он взял ружье и подошел к окну.

— Ничего не видно, но я готов поклясться, что слышал, как что-то медленно двигалось вдоль стены.

— Может быть, это был пальмовый лист? — предположил я, поскольку ветер с каждой минутой становился все неистовей.

— Вполне возможно, — ответил доктор и снова сел, взявшись за книгу, но его глаза постоянно поднимались и подозрительно поглядывали на окно. Я тоже прислушивался. Но снаружи все было спокойно.

Внезапно наступила гнетущая тишина, и вслед за тем мгновенно разразилась тропическая буря, что совершенно изменило ход наших мыслей. Сверкнула молния, осветившая нас магическим светом, и тотчас же загрохотал гром, от которого задрожала мастерская. Снова и снова вспыхивала молния, и ей вновь и вновь вторил гром, до основания сотрясавший наше пристанище. Вспышки призрачного света и чудовищный грохот напоминали канонаду адской артиллерии. И, наконец, хлынул тропический ливень, яростно стуча по гофрированной железной крыше. Огромная пустая комната грохотала и гудела, как барабан. Из наружной тьмы возникла непостижимая смесь звуков — капанье, бульканье, лопанье, звяканье, всплески, хлюпанье, журчанье, — хор звуков, которые способна произвести вода, резвящаяся на просторе, от шелеста и стука дождевых капель до низкого и ровного гудения реки. С каждым часом рев стихии становился громче и сокрушительней.

— Честное слово, — пробормотал Северол, — это наводнение, наверное, не имеет равных. Но, слава Богу, вот и заря. По крайней мере нам удастся опровергнуть нелепую сказку о третьей ночи.

Сероватый свет украдкой проник в мастерскую, и почти сразу рассвело. Дождь ослабел, но темные воды реки неслись, точно водопад. Я забеспокоился о корабле: не лопнул бы якорный канат.

— Мне нужно отправиться на борт, — сказал я, — если яхта сорвется с якоря, ей ни за что не удастся пойти вверх по течению.

— Этот остров все равно что плотина, — ответил доктор. — Если вам угодно пройти в дом, я угощу вас чашкой кофе.

Продрогший и жалкий, я с благодарностью принял его предложение. Так ничего и не выяснив, мы вышли из злополучной мастерской и под проливным дождем направились к дому.

— Вот спиртовая лампочка, — сказал Северол. — Пожалуйста, зажгите ее, а я пойду взглянуть на бедного Уокера.

Не успел он выйти, как тут же вернулся с лицом, искаженным от ужаса:

— Он мертв! — хрипло крикнул доктор.

Меня как громом поразило: я замер с лампой в руках и широко раскрытыми глазами смотрел на Северола.

— Да, он мертв, — повторил он, — убедитесь сами.

Ни слова не говоря, я последовал за ним. Войдя в комнату, я прежде всего увидел Уокера. Он лежал поперек кровати в том же самом фланелевом костюме, в который я помог Северолу переодеть его. Ноги и руки несчастного были раскинуты.

— Да нет же, он жив! — прошептал я.

Доктор был страшно возбужден, руки его дрожали, как листья на ветру.

— Смерть наступила несколько часов назад.

— От лихорадки?

— От лихорадки?! Посмотрите на его ноги!

Я посмотрел и вскрикнул. Одна из ног несчастного не только выскочила из сустава, но и совершенно вывернулась самым неестественным образом.

— Боже праведный! — вскричал я. — Кто мог совершить такое злодеяние?!

Северол положил руку на грудь трупа.

— Пощупайте, — прошептал он.

Я дотронулся до груди: она не представляла никакого сопротивления. Все тело было какое-то рыхлое, мягкое, уминалось от малейшего нажатия, как кукла, набитая отрубями.

— Грудная клетка раздавлена, размолота, — продолжал Северол тем же глухим, полным ужаса шепотом. — Слава Богу, что несчастный спал под влиянием опия. По его лицу видно, что смерть застигла его во сне.

— Но кто же, кто совершил это ужасное преступление?

— Все! Не могу больше! — сказал доктор, вытирая лоб. — Не считаю себя особенным трусом, но это выше моих сил. И если вы возвращаетесь на «Гейм-кок», я иду с вами.

— Идемте же, — сказал я, и мы вышли из дома. Если мы и не побежали сломя голову, то лишь потому, что каждый хотел сохранить перед другим хотя бы тень достоинства.

Нелегко было плыть по бешеной реке в легкой байдарке, но это нас ничуть не беспокоило. Доктор вычерпывал воду, я же греб, — так мы продвигались вперед и ухитрялись удерживать наше утлое суденышко на плаву. Вот мы, наконец, стоим на палубе яхты. Только теперь, когда двести ярдов легли между нами и проклятым островом, мы смогли перевести дух.

— Через пару часов нам придется вернуться, — сказал Северол, — и для этого нужно немного прийти в себя. Готов отдать свое годовое жалованье, лишь бы мои чернокожие не увидели, каков я был несколько минут назад.

— Скажу стюарду, чтобы приготовил нам завтрак. А после мы можем вернуться, — ответил я. — Но, ради Бога, доктор, как объясните вы случившееся?

— Ничего не понимаю… Я кое-что слышал о колдовской практике среди чернокожих — всю эту чертовщину они называют «вуду» — и смеялся над нею вместе с остальными. Но то, что бедняга Уокер — пристойный, богобоязненный англичанин — умрет в девятнадцатом веке столь чудовищной смертью и что в нем не останется ни единой целой кости — это

жестокий удар для меня… Однако, что такое с вашим матросом, Мельдрем? Пьян он, что ли? Сошел с ума или что-то там еще?

Петерсон, самый старый матрос на моей яхте, человек, способный волноваться не больше египетских пирамид, давно стоял на носу и багром отпихивал обломки бревен, плывшие по течению. Теперь же, согнув колени, с расширенными от ужаса глазами, он яростно бороздил воздух указательным пальцем и вопил:

— Смотрите! Смотрите!

И мы увидели.

Исполинский ствол плыл по реке, волны лизали гребень его черной коры. И спереди, выставляясь над водой фута на три, как носовое украшение на корабле, из стороны в сторону раскачивалась страшная голова. Плоская, свирепая, огромная как пивная бочка, она цветом напоминала поблекший гриб, а на ее шее виднелись черные и светло-желтые пятна. В тот момент, когда среди водоворота ствол прошел перед яхтой, я увидел, как в дупле старого дерева развернулись два громадных кольца. Отвратительная голова внезапно поднялась на восемь или девять футов, глядя на «Геймкок» немигающими, туманными глазами. Еще миг — и дерево, пронесясь со своим ужасным обитателем мимо нас, исчезло в Атлантическом океане.

— Что это? — спросил я.

— Злой дух нашей мастерской, — ответил Северол, вновь становясь вчерашним болтуном. — Это и есть дьявол, посещавший наш остров, — большой габонский питон!

Я вспомнил, что слыхал на побережье рассказы о чудовищных змеях — боа, живших в глубине страны, о голоде, периодически просыпавшемся в них, и о силе их смертоносных объятий. И тут я все понял. Неделю назад было наводнение, оно и принесло на остров дуплистое дерево и его страшного обитателя. Ствол остался в маленькой бухте, а мастерская была ближе всего к жилищу змеи. И когда в питоне просыпался голод, он уносил сторожей. Конечно, он вернулся и в последнюю ночь, когда Северолу показалось, будто что-то двигалось за окном. Это чудовище вползло в дом и раздавило несчастного Уокера, когда он спал.

— Почему питон не унес его? — спросил я.

— Должно быть, молния и гром испугали гадину. Но вот и наш завтрак, Мельдрем! Чем скорее мы позавтракаем и вернемся на остров, тем будет лучше, не то эти негры подумают, будто мы испугались.

1908 г.