Кости волхвов - Роллинс Джеймс - Страница 4

– Грабители… – пробормотал Джейсон.

Это было всего лишь тщательно спланированное ограбление.

Увидев, что прозрачный сейф не поддается атакам налетчиков, архиепископ, похоже, обрел силу духа и немного приободрился. Предводитель протянул по направлению к нему руку и что-то сказал по-латыни. Священнослужитель отрицательно покачал головой.

– Lassen Sie dann das Blut Ihrer Schafe Ihre Hande beflecke, – сказал мужчина, на сей раз по-немецки.

«Тогда пусть кровь твоих овец падет на твои руки».

Предводитель сделал знак, и к алтарю подошли двое других монахов. Они встали по разные стороны стеклянного куба и прижали к его металлическому основанию два больших металлических диска. Эффект последовал незамедлительно. Уже ослабленное пулями стекло лопнуло, словно от порыва ураганного ветра. В отблесках огней саркофаг засиял еще ярче. Джейсон вдруг ощутил непонятное давление, у него заложило уши, как если бы стены собора резко сошлись, пытаясь раздавить собравшихся. Перед глазами поплыли круги.

Джейсон повернулся к Мэнди. Она все еще сжимала его руку, но теперь ее голова была запрокинута назад, а рот широко открыт в беззвучном крике.

– Мэнди…

Боковым зрением он увидел, что остальные прихожане застыли в такой же неестественной позе. Рука Мэнди, которую сжимал Джейсон, стала дрожать, вибрировать, словно динамик аудиосистемы, работающей на пределе громкости. Из ее глаз потекли слезы, сначала обычные, а потом кровавые. Девушка перестала дышать, дернулась и напряглась, ее свободная рука колотила по скамейке. Джейсон почувствовал, что из кончиков ее пальцев вырвалось что-то вроде электрического разряда, отдернул руку и, дрожа от ужаса, вскочил. Из широко открытого рта Мэнди поднялась тонкая струйка дыма. Ее глаза закатились – до такой степени, что остались видны только белки, а уголки глаз обуглились. Она была мертва.

Охваченный паническим ужасом, Джейсон обвел взглядом собор. То же самое творилось повсюду. Лишь несколько человек оставались невредимы – те, которые, как и Джейсон, не подходили к причастию. Двое маленьких детей, оказавшись зажаты между мертвыми родителями, отчаянно плакали от страха.

Джейсон метнулся в густую тень у стены, и, к счастью, это быстрое движение осталось незамеченным. Он пошарил руками у себя за спиной, нащупал дверь и открыл ее. Только вот дверь была не настоящая. Приоткрыв ее и проскользнув внутрь, Джейсон оказался в исповедальне.

Он упал на колени, пригнулся к полу, обхватив голову руками, и забормотал молитвы.

А потом, так же внезапно, все закончилось. Он почувствовал это всем своим существом. Давление исчезло, круги перед глазами – тоже, а стены собора раздвинулись. Джейсон плакал, и слезы, стекавшие по лицу, были холодными как лед.

Через какое-то время он набрался смелости, приподнялся и, найдя щель в двери исповедальни, прильнул к ней глазом. Отсюда был хорошо виден неф и алтарь. В воздухе пахло палеными волосами. Крики и стоны все еще были слышны, но теперь они исходили от тех немногих, которые остались в живых. Мужчина в грязной заношенной одежде, по-видимому бездомный, поднялся со скамьи и, шатаясь, побежал по проходу. Но не успел он сделать и десяти шагов, как получил пулю в затылок и неуклюже растянулся на полу.

«О боже… О боже…»

Изо всех сил сдерживая всхлипы, Джейсон посмотрел в сторону алтаря. Тело убитого священника уже сбросили с помоста и поставили на это место саркофаг. Предводитель вытащил из-под плаща большой полотняный мешок, его подчиненные открыли раку и высыпали в мешок ее содержимое. После того как драгоценный саркофаг из массивного золота оказался пуст, его швырнули на пол, словно никчемную картонную коробку.

Предводитель взвалил мешок на плечо и направился к выходу, унося с собой похищенную святыню. Архиепископ крикнул ему вслед что-то по-латыни, и это прозвучало как проклятие. Вместо ответа мужчина, не оборачиваясь, только махнул рукой. Один из монахов приблизился к архиепископу и приставил автомат к его затылку.

Джейсон снова пригнулся и закрыл глаза. Он не мог больше смотреть на все это. Опять застрекотали выстрелы, а затем наступила тишина. Убийцы добили всех, кто еще дышал, и под сводами собора воцарилась смерть.

Не открывая глаз, Джейсон беззвучно молился. Чуть раньше, когда предводитель поднял руку и его черный плащ на секунду распахнулся, Джейсон увидел под ним необычный символ: свернувшийся кольцами дракон, обвивающий хвостом собственную шею. Этот знак был незнаком Джейсону, но выглядел весьма экзотически и имел, по всей видимости, восточное происхождение.

В свинцовой тишине, повисшей в соборе, вдруг прозвучали шаги ног, обутых в тяжелые ботинки. Они приближались к исповедальне, где нашел убежище Джейсон. Молодой человек зажмурился еще крепче, подобно ребенку пытаясь спрятаться от страха. Перед его внутренним взором вновь возник ужас и святотатство, свершившееся здесь. И все это – ради мешка с древними костями.

Пусть этот собор был возведен исключительно ради них, пусть на протяжении веков им поклонялись многие монархи и даже сегодняшняя месса была посвящена празднику Трех царей. Пусть так… Но лишь один вопрос терзал душу Джейсона: зачем, ради чего сделано все это?

Образы трех святых царей были запечатлены в соборе многократно: в камне, в витражах, в золоте. На одном панно был изображен волхв, ведущий верблюдов через пустыню в направлении, указанном ему Вифлеемской звездой. На другом – преклонение перед младенцем Иисусом и подношение даров: коленопреклоненные фигуры протягивали золото, ладан и мирру.

Но сознание Джейсона было закрыто для этих образов. Он видел лишь последнюю улыбку Мэнди, ощущал ее теплое прикосновение.

Теперь ничего этого не осталось.

Ботинки протопали мимо исповедальни.

Джейсон безмолвно оплакивал пролитую кровь и искал ответ на единственный вопрос: зачем?

Зачем они похитили кости волхвов?

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

1

В ОПАСНОМ ПОЛОЖЕНИИ

24 июля, 4 часа 34 минуты

Фредерик, штат Мэриленд

Наконец-то он добрался до места назначения.

Грейсон Пирс медленно двигался между темных зданий, представлявших собой самое сердце Форт-Детрика. Электрический двигатель мотоцикла мурлыкал не громче, чем мотор холодильника. Перчатки на водителе были черные, мотоцикл – тоже, только вот краска эта была не совсем обычной и представляла собой специальное никелево-фосфорное соединение под названием «НФС суперчерный». Оно поглощало бо?льшую часть света, делая покрытые им предметы почти невидимыми даже в сумерках, не говоря уж о ночном времени. Костюм и шлем мотоциклиста были обработаны тем же магическим составом.

Сгорбившись в седле мотоцикла, Грей доехал до конца аллеи. Впереди открывался внутренний двор, темная расселина, окаймленная оштукатуренными кирпичными зданиями, которые составляли Национальный институт раковых заболеваний – придаток Медицинского исследовательского института инфекционных заболеваний армии США. Здесь, на территории в шестьдесят тысяч квадратных футов, в лабораториях максимальной защиты день за днем велась невидимая миру война против угрозы биологического терроризма.

Грей выключил мотор, но с мотоцикла пока не слезал. Его левое колено упиралось в сумку, в которой лежали семьдесят тысяч долларов. Он оставался в аллее, избегая открытого пространства и предпочитая темноту. Луна давно спряталась, а до восхода солнца оставалось еще двадцать две минуты. Даже звезды были скрыты рваными облаками, оставшимися от летней грозы, что бушевала накануне вечером.

Сработает ли его уловка?

– Мул вызывает Орла, – еле слышно проговорил он в микрофон, укрепленный у горла. – Я прибыл на место. Дальше иду пешком.

– Принято, – послышался ответ в миниатюрном наушнике. – Мы видим вас через спутник.

Грею хотелось задрать голову к небу и приветственно помахать рукой. Вообще-то он терпеть не мог, когда за каждым его шагом наблюдали, но сегодняшняя операция была слишком важна, так что артачиться не приходилось. Грей все-таки сумел выбить для себя уступку, настояв на том, что отправится на встречу один. Его агент был до невозможности пуглив. Чтобы установить и наладить с ним связь, понадобилось полгода, причем для этого Грею пришлось задействовать все свои контакты в Ливии и Судане. Это оказалось очень непростым делом. За деньги доверие не купишь, особенно в такой работе.