Идеальный враг - Кликин Михаил Геннадьевич - Страница 36

Некко наступал, широко размахивая кулачищами. Павел уворачивался от мощных ударов, держал дистанцию. Неожиданно выяснилось, что кажущийся неповоротливым Некко в действительности быстр и ловок. Почти сразу Павел понял, что его план никуда не годится. Вымотать противника легкими жалящими атаками почти невозможно, а вероятность попасть под удар слишком велика.

И Павел решился.

Нужно только угадать момент…

Некко, впустую взбивая воздух, видя, что противник попросту бегает от него, зверел все больше. Он уже пер напролом, не заботясь о защите. Да и защищаться-то было не от чего. Павел лишь трижды дотянулся до соперника, и все его удары были слишком слабы.

В какой-то момент Павел оказался в углу возле канатов. Он метнулся было вправо, уходя из опасного положения, – и налетел на кулак. Он все же успел поставить блок, принял удар на локоть. Отлетел назад, к самым канатам.

Некко кинулся на Павла. Навалился, прижимая его к ограждению ринга. Придавил всей своей массой, даже не замечая сопротивления жертвы. Уже занес руку над головой, собираясь обрушить кулак на затылок попавшему в ловушку врагу. И вдруг услышал:

– Я видел тебя на пустыре!

Рука дрогнула и замерла.

– Ты избивал своего товарища! – прокричал ему на ухо Павел и, извернувшись, впился зубами в потную шею, в то самое место, где билась под кожей яремная вена. Рванул из всех сил, почувствовал во рту вкус крови, и сознание поплыло куда-то, время словно остановилось.

«Стань псом!»

Павел зарычал, захрипел, вцепился в противника, вонзил пальцы в его тело, прихватил кожу врага сквозь тонкую майку, сгреб ее, сжал словно в птичьих когтях, рванул на себя.

Некко, взвизгнув, отшатнулся.

Но Павел прицепился как клещ. Его уже нельзя было просто сбросить. Теперь его можно было только выдрать. С мясом. С кровью. С болью.

Зрители восторженно взвыли, довольные неожиданным поворотом. Сержант Хэллер пробился сквозь толпу к самому рингу, уцепился за канаты, завопил:

– Дожимай его! Дави! Дави!

Лейтенант Уотерхилл, стоя в стороне, тянул шею, привставал на цыпочки, одобрительно хлопал в ладоши.

Прыгали на скамье Цеце и Рыжий, уже почти поверив, что карточный долг им спишется.

И тут Некко опомнился. Гнев и злоба пересилили неуверенность и страх. Он рявкнул, тряхнул головой, распрямился, и ударил противника в бок.

Хрустнули ребра.

Павел задохнулся, но врага не отпустил. Правой рукой он вцепился в горло противника, запустив большой палец глубоко под грудино-ключичную мышцу, пытаясь пережать сосуды. Левой рукой он сдавливал гортань.

Некко захрипел. Он нанес еще два отчаянных удара, сжал своими ручищами Павла, попытался оторвать от себя.

– Держись! – откуда-то издалека доносился голос сержанта Хэллера. – Души его!

Одна рука все же соскользнула с горла. Павел боднул противника головой, разбив ему нос.

– Давай! Добивай его, Писатель! – голоса Рыжего и Цеце.

Некко фыркнул, забрызгав кровью лицо Павла.

– Чего медлишь!? – это уже болельщики из четвертой роты. – Разорви его!

И вторая рука сорвалась, глубоко процарапав кожу противника.

Павел тяжело упал, ударившись коленом, скорчился от острой боли в боку. Некко навис над ним, закатив глаза, сипя смятым горлом.

– Добивай! Добивай его! – от них обоих требовали одно и тоже.

Павел поднял глаза.

Мир – больше чем ринг. Но пока ты за ограждением, надо драться.

Некко снова занес руку для своего коронного смертельного удара.

Кулак – молот.

Павел схватил противника за лодыжку, рванул на себя, опрокидываясь, и одновременно подсекая врагу другую ногу. Некко, потеряв опору, раскинув руки, рухнул спиной на помост, выбив из досок пыль.

Те, кто был по другую сторону ограждения, дружно взревели – кто-то радостно, кто-то горестно, но все – азартно.

Павел, не теряя времени, зажал ногу противника под мышкой, по всем правилам провел ущемление сухожилия.

Некко рычал от ярости. Титан был повержен, он не мог двинуться, жуткая боль грызла пятку.

Но Некко умел контролировать свою боль. Он много чего умел.

Павел почувствовал, что соперник вот-вот вырвется. И отпустил его, мгновенно откатившись в сторону и вскочив на ноги.

Снова волна боли ожгла бок. На мгновение весь мир растворился в белой мгле. А когда он появился вновь, Некко, покачиваясь, уже стоял на ногах.

Они шагнули друг к другу одновременно.

Некко выбросил кулак.

Павел перехватил руку противника. Попытался вывернуть ее, но не смог – сил не хватило.

Некко ударил свободной рукой.

Павел предугадал движение. Но не смог защититься. Он лишь отвернул лицо.

Кулак врезался в скулу.

Павел покачнулся.

Некко надвинулся, словно танк. Опрокинул оказавшегося на пути человека. Наехал на него, раздавил, растоптал, размазал.

Павел еще сопротивлялся, защищался. Он пытался встать, но пинки и удары снова и снова сбивали его с ног. Оправившийся Некко издевался на ним, не торопясь разделаться окончательно. Титан забавлялся.

– Хватит! – голос лейтенанта Уотерхилла был почти неразличим в азартном реве зрителей.

– Вставай! Вставай, Писатель!

– Добивай! Выруби его, здоровяк!

Остановить бой было некому. На этом ринге отсутствовал рефери. Здесь не было судей. Только зрители. И бойцы.

Руки Павла скользили в крови. У него были сломаны ребра, выбито колено, вывихнуто плечо.

– Поднимайся же! Хватит ползать!

Некко остервенело пинал возящегося у его ног соперника.

– Кончай уже! Победа наша, Титан!

И вдруг в потолок ударил звенящий голос, полный страха:

– Паша!

Люди вздрогнули, обернулись.

На самом верху трибун застыла тонкая девушка в длинном белом платье. Ее светлое лицо было искажено гримасой ужаса и муки, в ее широко распахнутых глазах застыло смятение.

Она, не отрываясь, смотрела на ринг.

Разом смолк гул голосов. В зале повисла тишина. Только слышно было, как задыхается и хрипит Некко, топча врага, как скрипят под его ногами доски.

– Паша! – вновь прозвучал отчаянный призыв.

Теперь и Некко услышал голос. Он остановился, завертел головой, пытаясь понять, что это за посторонний звук. Увидел белый призрак на верхних трибунах, скривил губы в усмешке, пнул своего врага, с жадным удовольствием заметив, как вздрогнула бледная тень.

– Уведите ее, – прошептал лейтенант Уотерхилл, чувствуя себя застигнутым за непристойным занятием. Но никто не услышал лейтенанта, никто не двинулся к девушке.

Павел подполз к краю ринга. Он единственный ничего не слышал, ничего не замечал. Один глаз у него ослеп, залитый кровью из рассеченной брови. В голове словно морской прибой кипел, забивая уши пульсирующим гулом. Острая жгучая боль во всем теле не давала сосредоточиться, собраться с силами.

Цепляясь за канаты, Павел стал подниматься – он словно взбирался по перекладинам лестницы. Мир вокруг раскачивался, расплывался, дрожала земля.

– Паша! – он все же услышал далекий крик Тины, но решил, что ему послышалось.

Некко смотрел то на пытающегося встать Павла, то на его девушку.

– Хватит! – рявкнул сержант Хэллер. Признавая поражение своего бойца, он должен бы был кинуть на ринг белое полотенце. Но полотенца у него не было.

– Нет, сэр… – просипел Павел. – Не хватит… – Ему казалось, что он кричит, в действительности его было едва слышно.

И снова время растянулось, расплылось. Секунда сделалась неотличима от часа, миг – от вечности.

Зачем тебе это? Что ты хочешь доказать? – Павел ясно слышал вопросы, хотя никто их ему не задавал.

А я ничего не доказываю, – немо отвечал он. – И мне ничего не надо. Я просто дерусь. Я – солдат. Я маленький винтик сложной машины. И я должен выполнять свои обязанности. Я должен драться…

Лейтенант Уотерхилл бегом, прыгая сразу через несколько ступеней, поднимался по узкому проходу к девушке.

Сержант Хэллер лез на ринг, ему мешали, его стаскивали, решив, что он лезет драться, а он гневно рычал, ругался, отпихивался.