По всему свету - Даррелл Джеральд - Страница 13

Примерно на середине склона я застал марширующие вниз главные силы «рабовладельцев». Часом позже они приблизились к муравейнику черных на метр-полтора, после чего с поразившей меня изумительной четкостью разделились на три колонны. Одна колонна двинулась прямо на муравейник, а две другие, образовав цепочку, пошли в обход, чтобы взять противника в клещи. Удивительное зрелище! Я чувствовал себя так, словно чудом был вознесен в воздух над каким-нибудь историческим полем битвы — Ватерлоо или что-нибудь в этом роде.

Я видел как на ладони расположение войск атакующей и обороняющейся сторон, видел поспешающее через травяную чащу подкрепление и подступающие все ближе к муравейнику обходные отряды, меж тем как черные муравьи, не подозревая об их маневре, все силы бросили против центральной колонны. Для меня было совершенно очевидно, что черные обречены, если вовремя не обнаружат, какая опасность нависла над ними. Я разрывался между стремлением как-то помочь осажденным и желанием оставить все как есть, чтобы проследить, чем это кончится. В конце концов я поймал черного муравья и посадил его на землю перед идущими в обход рыжими, но его тотчас обнаружили и умертвили, и я почувствовал себя виновником его гибели.

Все же черные муравьи наконец заметили, что им грозит полное окружение. В лагере осажденных началась паника, черные заметались взад-вперед; некоторые, потеряв от страха голову, устремлялись навстречу рыжим воинам и погибали. Но более хладнокровные ринулись в глубь муравейника и принялись спасать куколок, вынося их на поверхность и складывая подальше от наступающего врага. Здесь другие члены колонии подхватывали куколок, чтобы доставить их в безопасное место.

Они опоздали. Аккуратные цепочки обходных отрядов внезапно рассыпались и наводнили весь участок сплошным красным потоком. На каждом сантиметре шли поединки. «Рабовладельцы» набрасывались на черных муравьев, сжимающих в своих челюстях куколок, и принуждали их расстаться с драгоценной ношей. Сопротивляющихся безжалостно приканчивали; менее отважные спасали свою жизнь, бросая куколку при виде рыжего воина. Вся земля вокруг была усеяна мертвыми и умирающими представителями обоих видов; между трупиками беспорядочно сновали черные муравьи, а «рабовладельцы» уже собирали куколок и направлялись вверх по склону обратно в собственную крепость. На этой стадии сгущающиеся сумерки вынудили меня покинуть арену боя.

Когда я на другой день рано утром снова пришел на склон, война была уже закончена. Обитель черных муравьев опустела, если не считать разбросанных кругом убитых и раненых. Обе армии исчезли. К муравейнику рыжих я поспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как возвращаются последние отряды, бережно неся в челюстях военную добычу. У входа их возбужденно приветствовали черные рабы; они поглаживали куколок усиками и суетились около своих повелителей, ликуя по поводу успешного набега, совершенного «рабовладельцами» на их сородичей. Было что-то очень человеческое и очень неприятное в поведении участников этой сцены.

Может быть, несправедливо говорить о воинственности животных, ведь большинство из них слишком разумны, чтобы затевать войны в том смысле, как мы их понимаем. Исключением являются муравьи, и в частности «рабовладельцы». Что же до большинства других животных, то для них война заключается в нападении на добычу или в обороне от врага.

Увидев, как сражаются «рабовладельцы», я проникся восхищением к их военной стратегии, но любовью к ним не воспылал. И я даже обрадовался, обнаружив, что против них существует, так сказать, подпольное движение. Речь идет о муравьиных львах. Взрослый муравьиный лев очень похож на стрекозу и производит вполне невинное впечатление. Однако детки этого насекомого — прожорливые чудовища, применяющие весьма коварный способ охоты на свою добычу, которая по большей части состоит из муравьев.

У личинки расширенное тело; крупная голова вооружена челюстями, напоминающими клещи. Облюбовав участок с рыхлым песчаным грунтом, она вырывает в нем конусовидную ямку, на дне которой и подстерегает жертву, спрятавшись в песке. Рано или поздно какой-нибудь муравей-хлопотун, спешащий куда-то по своим делам, оступается на краю ловушки и скатывается вниз. Мигом осознав свою промашку, он всячески пытается выбраться на волю, однако это не так-то просто, потому что рыхлый песок не выдерживает его веса. Тщетно перебирая ножками на откосе, муравей сталкивает вниз песчинки, которые будят притаившегося на дне душегуба. Тотчас муравьиный лев начинает действовать. Работая челюстями и головой, как пескоструйным механизмом, он обстреливает песчинками муравья, все еще отчаянно барахтающегося на склоне. От такого обстрела бедняга, и без того с трудом удерживавший равновесие, летит кувырком на дно, где за внезапно раскрывающимся песчаным занавесом его ожидают пылкие объятия, простите, огромные изогнутые челюсти муравьиного льва. Отбивающаяся жертва медленно исчезает, словно поглощаемая зыбучим песком, и через несколько секунд воронка опять пуста, но под невинным на взгляд покровом хищник высасывает жизненные соки из своей жертвы.

Еще одно животное, которое поражает свою добычу (мух, бабочек, мотыльков и других насекомых) пулеметной очередью, — брызгун. Эта довольно симпатичная на вид небольшая рыба, обитающая в пресных и солоноватых водах Азии, развила хитроумнейший охотничий прием. Медленно плывя у самой поверхности, она ждет, когда насекомое сядет на свисающую над водой ветку или лист, и начинает осторожно приближаться к цели. Подойдя на расстояние около метра, прицеливается и внезапно направляет в добычу серию водяных капель. Точность прицела настолько высока, что эти пули сбивают озадаченное насекомое. В ту же секунду рядом оказывается брызгун. Легкий всплеск, завихрение — и насекомого как не бывало.

Мне как-то довелось работать в зоомагазине в Лондоне, и вот однажды с очередной порцией живого товара к нам поступил брызгун. Я был в восторге и с разрешения хозяина выставил тщательно подготовленный аквариум с брызгуном на витрине, поместив рядом табличку с рассказом об удивительных способностях этой рыбы. Моя реклама пользовалась успехом, однако публика хотела видеть своими глазами, как брызгун сбивает добычу, а это было не так-то просто устроить. Наконец меня осенило. По соседству помещалась рыбная лавка, и я подумал, что нет никаких причин, мешающих нам воспользоваться излишками пасущихся там падальных мух. Итак, я подвесил над аквариумом брызгуна кусок мяса не первой свежести и оставил открытой дверь зоомагазина. Хозяин ничего не знал о моей затее. Мне хотелось сделать ему сюрприз.

Я вполне достиг своей цели.

К тому времени, когда он явился, в магазине собралась не одна тысяча мух. Брызгун с упоением демонстрировал свое искусство полусотне запрудивших тротуар зрителей и мне, стоящему за прилавком. Следом за хозяином буквально по пятам в магазин ворвался полицейский; явный невежда в зоологии, он пожелал узнать, чем вызвана пробка. К моему удивлению, хозяин, вместо того чтобы прийти в восторг от моей изобретательности, явно был склонен поддержать представителя власти. Кульминация наступила в тот момент, когда хозяин наклонился над аквариумом, чтобы отвязать подвешенное над ним мясо, и прямо в лицо ему ударила струйка воды, выпущенная брызгуном, который высмотрел особенно заманчивую добычу. Хозяин не стал меня жучить, но на другой день брызгун куда-то исчез, и мне никогда больше не позволяли оформлять витрину.

Хорошо известно, что одна из наиболее популярных военных хитростей в мире животных — когда совершенно безобидное существо внушает потенциальному врагу, будто он натолкнулся на страшного, свирепого зверя, которого лучше не трогать. Один из самых забавных примеров этого рода продемонстрировала мне солнечная цапля в Британской Гвиане, когда я там занимался отловом зверей. Выкормленная индейцем изящная птица с тонким заостренным клювом и с медленной, величественной походкой была абсолютно ручной. Днем я разрешал ей свободно разгуливать по моему лагерю и только на ночь заточал в клетку. Чудесное оперение солнечной цапли переливается всеми красками осеннего леса, и когда птица замирала на фоне сухой листвы, она порой становилась совсем невидимой. Казалось, такому грациозному и хрупкому созданию нечем обороняться от врага. Но это только казалось.