Тайна Нефертити - Питерс Элизабет - Страница 12

Джон смотрел вверх, так сильно щурясь от солнечного света, что глаза его превратились в щелочки. Высоко в лазури неба что-то черное медленно опускалось, паря на широких неподвижных крыльях.

Майк тоже вглядывался в синий небосвод из-под руки, сложённой козырьком. Еще до того, как я догадалась, что мы все трое увидели, холодные мурашки побежали у меня по спине, несмотря на обжигающие лучи высоко поднявшегося солнца. Парящим предметом определенно была птица. И я знала, что это должна быть за птица.

— Куда он направляется? — спросил тихо Майк, словно стервятник мог его услышать.

Джон не сводил глаз с черного треугольника, который плавно снижался кругами, становясь все отчетливее видимым.

— Недалеко...

— Может, козел?

— Нет.

Джон ловко спрыгнул с валуна и отошел от него быстрым, размашистым шагом. Почти тут же он остановился и, наклонившись, поднял что-то лежавшее за другим валуном — они усеивали все плато. Майк двинулся следом за Джоном, его длинные ноги преодолели расстояние до валуна в два раза быстрее моих, тягаться с ним в скорости мне было не под силу. К тому времени когда я догнала Майка, Джон снова шагал, но теперь он шел медленнее, пристально глядя под ноги. Майк держал в руке предмет, который нашел Джон, — узорчатую вязаную скуфейку, какие носят мужчины в Египте. У этой на ярко-желтом фоне были зеленые ромбы и треугольники синего, и красного цветов.

Я встретилась взглядом с Майком и поняла, что он, так же как и я, узнал скуфейку. Помимо воли мы оба посмотрели вверх на зловещую тень стервятника, парящего в прозрачном синем воздухе.

— Ты иди в ту сторону. — Майк махнул рукой, указывая направление.

Мы разделились. Я видела, как он шел, описывая зигзаги. Однако то, что мы все искали в надежде не найти, обнаружил Джон.

Мы побежали на его крик туда, где он стоял на краю узкой расщелины в плато. Зазубренные, почти отвесные склоны ее уходили в глубину футов на десять.

Там в самом низу, на маленьком пятачке, лежало что-то похожее на узел белья, который развалился и перепачкался при падении. Черные полосы ткани были припорошены белой пылью. С одного конца узла торчала коричневая нога, с другого — темная голова. Короткие вьющиеся волосы на ней, казалось, шевелил легкий ветерок. Но его не могло быть на дне узкой расщелины. А вот мухи... именно они-то и были!

Каменистая земля покачнулась у меня под ногами. Кто-то схватил меня за руку. Это был не Майк. Он уже спускался в расщелину, неловко цепляясь руками за выступы, ноги его беспомощно болтались.

Джон опустился на колено и не отрываясь смотрел вниз, словно желая запечатлеть эту сцену в своей памяти. Я взглянула на его склоненную голову, и к горлу опять подступила тошнота.

— Твой свидетель? — спросила я.

Он молчал, казалось, целую вечность.

— Мой свидетель, — наконец буркнул он едва слышно и неожиданно гаркнул: — Майк!

Это прозвучало как выстрел по сравнению с невнятным шепотом, которым были произнесены предыдущие слова. Майк посмотрел вверх. Он обливался потом, и немудрено при такой-то температуре воздуха и нервном напряжении.

— Он еще дышит, — прокричал Майк.

— Вылезай побыстрее.

— Нужен врач, — продолжал Майк, наклонившись над недвижным телом. — Кто знает, насколько тяжело он ранен.

— Тогда найди какого-нибудь врача и тащи его сюда, — заглядывая в расщелину, распорядился Джон. — Среди всех этих туристов в Долине может оказаться медик. Если нет, вызови по телефону.

— По телефону? — переспросила я, как идиотка, и в недоумении уставилась на Майка, появившегося на поверхности.

— У охранников в Долине есть телефон, — пояснил Майк и бросился выполнять приказание.

Джон уже был на дне расщелины и, стоя на коленях, колдовал над распростертым телом — что именно он делал, мешала увидеть его спина. Не долго думая я легла животом на край расщелины и свесила в нее ноги, ища, на что бы опереться.

Спуск был коротким, но не слишком приятным — острые камни больно впивались мне в ладони.

— Что ты, черт возьми, делаешь? — проворчал Джон и, подхватив меня за талию, поставил на землю.

Мне едва нашлось место в этом каменном мешке. Я прислонилась спиной к отвесной стене, опасаясь, что иначе упаду, — от какой-то непонятной слабости у меня подкашивались ноги. Мне хотелось как можно дальше отодвинуться от Джона, лицо которого оказалось так близко к моему, что я видела темную щетину на подбородке и нервно подергивающийся уголок рта. Побледневшее под сильным загаром лицо его приобрело серовато-синий оттенок.

— Что тебе здесь надо? — недовольно спросил он.

Мне следовало бы изобрести какой-нибудь безобидный ответ, но страх и смятение лишили меня всякой сообразительности, которой я обычно отличалась.

— Он еще жив. И я намерена проследить, чтобы он остался в живых, — заявила я.

Джон повернулся так резко, что я не успела бы отступить, даже если бы нашлось куда. Он схватил меня за плечи и стиснул их, упершись большими пальцами в ямку у горла. Сейчас он размозжит мне голову о каменную стену за моей спиной, решила я. Но Джон взял себя в руки таким усилием воли, что крепкие тренированные мышцы сильного тела напряглись под загорелой кожей.

— Поосторожней, — срывающимся голосом пролепетала я. — Майк может вернуться в любую минуту.

— Ты ведь сама напросилась, разве не так?

— Я хочу лишь одного — правды.

Давление его пальцев ослабло, но ненамного.

— Обвиняемый не убивает своих свидетелей.

— Не очень-то ты похож на обвиняемого, — огрызнулась я. — И кто сказал, что он был твоим свидетелем?

— Я же говорил тебе...

— Ты сказал, что он может подтвердить историю, в которую верится с трудом. Ты сказал это после того, как он, а не ты, попросил о встрече. Что меня действительно восхищает в тебе, так это твоя откровенность, — прохрипела я, слова с трудом вырывались из пересохшей глотки. — Ты сознался, что не имел намерения отдавать мне записку Ахмеда. А когда обнаружил, что не сможешь запугать меня настолько, чтобы я уехала из города, по собственной инициативе отправился сюда вместе со мной. Определенные сомнения относительно мотивов, я считаю, оправданы тем, что...

Его пальцы сжимались, пока не померк свет и перед глазами у меня не поплыли тусклые красноватые пятна. Я вцепилась в его запястья, царапаясь и стараясь сбросить их изо всех сил, но руки мои были слишком слабы. В конце концов они бессильно повисли, словно сломанные ветки дерева. Когда солнечный свет вновь вернулся, первое, что я увидела, был кусок мятой желто-коричневой ткани. Рубашка Джона. Руки его крепко обнимали меня. Как только он понял, что я очнулась, он поставил меня на ноги и потряс, нежнее, чем я ожидала.

— Если тебя не убьет кто-нибудь другой, вероятно, это сделаю я, — сказал Джон хмуро. — Можешь предаваться своим черным мыслям, Томми, сколько влезет, черт с тобой! А теперь, раз уж ты тут, сделай что-нибудь полезное. Попробуй отгонять от него мух.

От протянул мне шляпу, которая свалилась с моей буйной головы. После нескольких попыток мне удалось ухватить ее трясущимися руками за широкие поля. Я опустилась на колени рядом с Ахмедом и начала отгонять назойливых насекомых от слипшихся окровавленных волос на его затылке.

С тех пор при виде мухи я испытываю непреодолимое желание раздавить се. Мерзкие твари кружили над головой раненого целой тучей, натыкаясь друг на дружку, а я судорожно пыталась разогнать своей шляпой жужжащее черное облако. Тем не менее я была рада, что лишена возможности продолжать наш разговор. Я только что оказалась на краю гибели; никогда не подозревала, что Джон настолько склонен к насилию. Мне больше не следует открыто бросать ему вызов... Но я знала, что не удержусь. Похоже, он пробудил все самое худшее во мне, а я — в нем.

Между тем я с откровенным подозрением наблюдала, как большие руки Джона методично исследуют тело Ахмеда в поисках переломов и других увечий. В молодости Джон, подобно многим археологам в ту пору, оказался врачом поневоле, вынужденный лечить здешних жителей из жалости и горькой уверенности, что лучшей медицинской помощи этим беднягам не получить. Еще пятнадцать лет назад в Луксоре были феллахи, которые предпочитали обращаться к Джону, чем пользоваться услугами местного лекаря.