Свиток Мертвого моря - Питерс Элизабет - Страница 27

— Вы слишком вежливы, чтобы сказать об этом прямо, — промолвила она. — Но ведь это правда.

— В прошлом — возможно, — смущенно произнесла девушка. — Но теперь...

— Человеческая натура не меняется, — сухо произнес Дроген. Даже теперь некоторые из этих благочестивых паломников стали бы лупить друг друга крестами, которые они носят, если бы группы не держали порознь. Мисс ван дер Лин и я — реалисты и знаем, что когда любишь что-то — человека, страну или веру, — то лучше знать его пороки, так же как и добродетели. Только таким образом любовь не постигнет разочарование.

— Но зло нельзя любить, — послышался голос из темноты, и Мартина шагнула вперед.

Дайна заметила, что ее английский внезапно улучшился.

— Когда ненавидишь порок, то стараешься превратить его в добродетель.

— Да, если это возможно. — Дроген повернулся к Мартине. — Некоторые пороки являются врожденными. Нужно уметь мириться с несовершенством.

— Несовершенство не имеет оправдания, — сердито заявила Мартина. — Мы должны превратить его в совершенство — или уничтожить.

Дайне были знакомы этот тон и эта позиция. В ее не столь отдаленные дни в колледже ночные дискуссии о жизни часто принимали подобную форму. Теперь она была более искушенной и предугадала ответ Дрогена:

— С возрастом начинаешь понимать, хоть это и нелегко, что существует и такое зло, которое изменить нельзя.

— Значит, вы принимаете зло как Божью волю, — возразила Мартина, не обращая внимания на то, что Рене дергает ее за руку. — Вы, христиане, все одинаковы. Благодарите Бога за Его доброту, а наблюдая зло, пожимаете плечами.

Дрогена, казалось, ошеломила ее горячность. Прежде чем он успел ответить, Мартина повернулась к девушке-гиду.

— Остальные религии не лучше, — с презрением сказала она. — Перекладывают ответственность с человека на волю Иеговы или Аллаха. Если мир нужно изменить, а это необходимо, то изменять его должны мы сами, а не ваш бородатый злой Бог, которого не трогают страдания маленьких детей.

Израильская девушка покраснела до корней волос, а Дроген зловеще кашлянул. Битва грозила разгореться в самом неподходящем для нее месте, но между противниками проскользнула маленькая фигурка и вежливо напомнила:

— Если вы хотите вернуться в отель к пяти, мейнхеер, то нам пора идти.

В присутствии Фрэнка Прайса увядали все эмоции. Он словно поглощал и умерщвлял их. Дроген расслабился, а Рене, тщетно пытавшийся утихомирить свою супругу, увел ее наконец. Миссис Маркс и отец Бенедетто последовали за ними, и вся группа направилась к выходу.

Вечером они встретились в коктейль-холле для совещания. Миссис Маркс возражала против такого злачного места встречи: ранее она не высказывала неодобрение алкоголю, но, очевидно, близость Иерусалима сделала ее предубеждения более твердыми. Дроген умиротворил пожилую леди тем, что привлек ее внимание к виду из окна на город, купающийся в блеске заката по другую сторону долины Кедрона. Против этого зрелища было невозможно устоять, и миссис Маркс, успокоившись, стала потягивать содовую воду.

Мартина пила коньяк, словно желая утопить в нем печаль по случаю отсутствия магнитофона. Рене уговорил жену оставить его в номере — очевидно, даже его пугала перспектива услышать на Виа Долороза кое-какие песни из представленного на пленке репертуара. Мартина компенсировала утрату вечерним платьем, обнажавшим спину и некоторые другие детали ее анатомии. Материал переливался всеми красками солнечного спектра, а каждую дырочку подчеркивал черный цвет, что очень шло к несколько угловатой фигуре и светлым волосам Мартины.

На совещании обсуждали, как провести следующие несколько дней. Организаторы тура предоставили это на усмотрение группы, и Дроген предлагал совместную дополнительную поездку. Однако его первое заявление касалось новых изменений плана.

— К сожалению, должен вам сообщить, что наша экскурсия к пещерам Мертвого моря и кумранскому монастырю, где были найдены свитки, запрещена.

Он окинул взглядом лица спутников. Только одно из них, лицо доктора Крауса, обнаруживало признаки разочарования.

— Но... warum? [30] Это место чрезвычайно интересно.

— Я не знаю. Оно находится рядом с границей. Возможно, там происходит новый всплеск партизанских действий... — Дроген пожал плечами и снова вопросительно посмотрел на всех.

Дайне показалось, что его взгляд задержался на ее лице. «Чепуха!» — отмахнулась она от неприятной мысли и взяла гость арахиса. Дроген откинулся в удобном кресле и поднес к губам стакан с видом человека, который выполнил свой долг и теперь ожидает реакции других.

— Неужели ничего нельзя сделать? — настаивал Краус. — Эта поездка имеет особое значение.

Дроген оказался в фокусе нескольких взглядов — в том числе Дайны. Ей очень хотелось забыть о нелепой истории мистера Смита, но она не могла не видеть странного совпадения в этом внезапном решении закрыть для посетителей район, где, возможно, Лейард сделал свое таинственное открытие. Если рассказ Смита содержал хоть крупицу правды, то в выжидательном поведении Дрогена и настойчивости Крауса мог быть скрытый смысл.

Но, припомнив выводы, сделанные ею на основании услышанного нагромождения лжи и полуправды, Дайна отказалась от своих подозрений. История Смита — полная выдумка. Поведение Дрогена — всего лишь вежливая озабоченность человека, который естественным образом оказывается во главе любой группы, а жалобы доктора — следствие уязвленной педантичности. Дайна видела, как он аккуратно вычеркивал в своем путеводителе упоминания о местах, которые они уже посетили.

— Боюсь, что нельзя, — с сожалением отозвался Дроген на вопрос Крауса. — Я сегодня узнал об этом в одном из министерств. Так что нам следует выбрать другое место для посещения. Это не так уж трудно. Разумеется, мы завершим тур в Тель-Авиве, откуда большинство из вас отправятся домой самолетом. После двух свободных дней мы посетим Наблус и Масаду, а в промежутке можем посмотреть много достопримечательностей. Что скажете?

Появился официант с очередной порцией напитков, и все заговорили одновременно. Интересы миссис Маркс были сугубо библейскими. Доктор хотел побывать на каждом полураскопанном кургане. Мартина со своим обычным нежеланием к кому-то присоединяться заявила, что она, невзирая на желания остальных, намерена заняться покупками.

Дайне было трудно сосредоточиться на этой проблеме. Целый день без Смита, Картрайта и компании был для нее хорошим отдыхом, и все же их отсутствие причиняло смутное беспокойство. Чем меньше она их видела, тем больше интересовалась, что они замышляют. Возможно, какой-то неизвестный ей фактор изменил ситуацию и удалил ее из сферы их внимания? Как ни странно, это предположение ее раздражало. Она не хотела, чтобы ей досаждали, но имела право знать, что все это означает.

Дайна оторвалась от арахиса, который поглощала с неосознанной жадностью, обнаружив, что в комнате воцарилось молчание и все смотрят на нее.

— Ну, — быстро нашлась она, — что же вы решили?

— Мы ждем вашего мнения, — отозвался отец Бенедетто.

Он улыбнулся ей. Впрочем, улыбались все, за исключением Прайса и Мартины. Дайне показалось, что на этих двух, во всех прочих отношениях непохожих, лицах застыло выражение напряженного любопытства.

— Я бы хотела еще посмотреть Иерусалим, — сказала она наконец. — Храм Камня, Дом Тайной Вечери и так далее. Было бы недурно и походить немного по магазинам.

Как ни странно, все как будто пришли к тому же выводу.

2

С деликатностью, которой Дайна не могла не восхищаться, мистер Смит позволил ей спокойно предаваться благочестивым удовольствиям. Так как мусульманская территория была в определенном смысле нейтральной, он появился в храме Камня.

Усталая группа добралась туда в конце утра, уже осмотрев несколько церквей, Дом Тайной Вечери и другие достопримечательности. Их гид, мисс Шварц, не без опаски поглядывала на Мартину, но та вела себя спокойно. Очевидно, муж заставил ее хранить молчание, подкупив возвращением магнитофона, который перешел от «Почему бы нам не сделать это по пути» к «Медовому пирогу». Миссис Маркс, услышав первую песню в седьмой раз, наконец разобрала слова, и взгляд, которым она наградила Мартину, почти компенсировал Дайне испытываемое ею чувство дискомфорта. Она не хотела в этом признаваться, но «Битлз», к которым она раньше относилась с терпимостью свободомыслящего музыканта, начали действовать ей на нервы. Дайна подозревала, что именно это и являлось одной из причин пристрастия Мартины к данной записи, и потому даже не могла облегчить душу, обнаружив свое отношение.